Помнится в дедушкином доме, кроме домочадцев – дочерей, зятьев, внуков постоянно кто-то присутствовал из гостей. Не из тех, что покалякав и испив чаю, удалялись восвояси, а тех, кто, придя или приехав, ночевал две – три, а то и более ночей, становился на время как бы членом семейства. Гости присутствовали почти беспрерывно, они сменяли друг друга осенью, зимой, весной и особенно летом.
Дом на Торговой улице
В послевоенные годы летом в перенаселенных мариупольских дворах старой части города, мощенных грубыми плитами известняка, между которыми там и сям стелился тысячелистник, дворах, где заботливые хозяйки в крошечных цветниках под окнами своих жилищ выращивали бархатистые чернобривцы, майоры с разноцветными, словно присыпанными мельчайшей пылью, жесткими лепестками и нежными розовыми, сиреневыми и белыми петуньями, примерно раз в месяц раздавалось:
— Лужу, паяю, ведра починяю!
В то воскресенье — 22 июня сорок первого года — в Мариуполе с самого утра установилась солнечная, теплая погода. Мариупольские хозяйки спозаранку отправились кто в магазин, а кто на базар. Молодежь и курортники поспешили на пляж, они располагались на песке, пробовали, не холодна ли вода, готовились к завтраку на свежем воздухе, малыши ожидали разрешения старших окунуться в воду, а ребята постарше очертя голову бросались в море, слегка покрытое утренней рябью. День обещал быть очень хорошим…
Дорогие земляки, мариуполыды, те, кому сейчас за шестьдесят, вы не забыли «Родину» — кинотеатр на проспекте Республики? Помните, как спрессованные друг к другу мальчишки и девчонки, не обращая внимания на палящее солнце или мороз, терпеливо ждали, когда наступит желанный миг: можно будет просунуть в окошко кассы, более похожее на амбразуру дота, руку с зажатой в кулаке выклянченной у мамы зеленоватой «трешкой» с изображением бравого красноармейца в каске и взамен получить вожделенный входной билет?
После войны, еще при Сталине, было установлено несколько профессиональных праздников: День радио, День шахтера, День железнодорожника. Праздники, выпадавшие на летнее время года, обязательно отмечались в мариупольском Городском саду так называемыми народными гуляньями. Большинство праздничных «гуляний» мало чем отличались от обычных воскресных, разве что перед входом в сад ставили щит с соответствующей надписью да перед заходом солнца на эстраде какой-нибудь лектор из Общества по распространению научных и политических знаний — предшественника общества «Знание» — читал по бумажкам лекцию подобающего содержания.
Городской сад. 1957 год.
Вы помните: текла за ратью рать,
Со старшими мы братьями прощались
И в сень наук с досадой возвращались,
Завидуя тому, кто умирать
Шёл мимо нас…
Александр Пушкин.
22 июня 1941 года было обычным воскресным днем. С утра я со своей старшей сестрой поехала на городской пляж. Там яблоку негде было упасть! И уже часа в три- четыре дня, загорая на песке, мы заметили, что по дороге к нам приближается подвода, на которой сидел мужчина и всем что-то громко говорил. После его слов люди стали спешно собирать свои вещи и уходить: громом среди ясного неба стало для нас это объявление о начале войны.
22 июня, 1941 год…Война…
Эти слова во всем мире произносили миллионы людей, и у всех они вызывали разные, порой противоположные чувства и мысли. До того разные, что страшно становится от того, что все по-разному относятся к войне и к восприятию ее как таковой.
В памяти четырехлетнего мальчонки на всю жизнь закрепилась картина. Он раскатывает на трехколесном велосипеде по длинной веранде. Папа в белой рубашке-сеточке склонился над чертежной доской, рейсшина время от времени шуршит по большому листу бумаги. Мама принесла стеклянную кринку с молоком, поставила на подоконник. Пахнет клубничным вареньем. Это бабушка варит его в летней кухне. В углу под самым потолком примостилась черная тарелка репродуктора. На мгновение она умолкла, а затем из ее недр четким голосом было произнесено несколько фраз. Взрослые притихли, вслушиваясь в звуки, издаваемые репродуктором. Потом кто-то другой долго говорил. Этот кто-то еще продолжал, а женщины начали плакать. Мужчины время от времени перебрасывались несколькими фразами. Понятым осталось лишь одно слово – война…
Человеческой памяти свойственно странное качество: начисто забываются чуть ли не десятилетия из жизни, и в то же время ярко помнятся какие-то отдельные эпизоды. Пример тому – письмо, полученное нами от бывшей мариупольчанки Ольги Лашко (теперь Савченко), живущей в далеком российском Новосибирске.
