По понедельникам, ближе к вечеру приходила к нам в гости Ирина Романовна Бирюкова – Оришка, как на украинский лад называла ее бабушка. Она заметно хромала и, вероятно, при ходьбе без палочки обходиться не могла. Была роста небольшого, щупловатая, черты лица, несмотря на небольшую впалость щек, были приятны. Гостья казалась очень пожилой женщиной. Это подчеркивалось и сединой на висках, и темным одеянием, и белым, туго накрахмаленным платком, повязанным под подбородком. Но сейчас, на расстоянии прожитых лет, понимаешь, что было ей не более пятидесяти. Ирина Романовна была уроженкой одного из сел Курской губернии, однако, попав еще девочкой в среду украинцев, поселившихся в Мариуполе, восприняла их мову, которая стала для нее родной. Хлеб насущный она зарабатывала шитьем телогреек и последующей продажей их на рынке. Для молодых читателей приведем синонимы этой нехитрой одежонки военных и послевоенных лет: стеганка, душегрейка, ватник. К слову, ее муж — Николай Прокофьевич также был портным.
Метка: воспоминания
Дед Савка и его потомки
Образ прадеда Саввы Васильевича складывался в голове постепенно, подобно тому, как кусочки картона с краями причудливой формы собираются детскими руками в картинку пазла. Самое интересное, что его упоминание, впервые услышанное, было воспринято ребячьим умом, как одно слово – Дедсавка, как имя еще не встречавшегося человека из многочисленной родни. Лишь много позже, когда одна из теток с улыбкой рассказывала о том, как она, — тогда пятилетняя девочка, — сидя на коленях у дедушки Савки, расчесывала деревянным гребнем его бороду, а потом заплетала ее в косичку с ленточкой. Вот тогда-то «Дедсавка» разделилось на два слова, как бы сказал просвещенный филолог, на степень родства и собственное имя.
Возвращение в Грецию — 1
Глава Первая
В детстве все кажется огромным – старый двор, деревья, улица и люди, которые на ней живут. Дни тянутся бесконечно долго и наполнены особым светом – от восхода до заката солнца. Ночи похожи на приключенческие фильмы, в которых главный герой — ты. В детстве по ночам можно летать. Все необыкновенно яркого цвета – небо, цветы и трава, огромные дни сплетаются в месяцы и годы, а время течет медленно и самое лучшее всегда впереди.
“К НАМ ЕДЕТ РЕВИЗОР!”: Памяти Александра Расчупкина
Продолжаем публикацию воспоминаний Александра Андреевича Расчупкина, записанные Семеном Гольдбергом и опубликованные в его книге «Встречи без расставания»…
Читать далее “К НАМ ЕДЕТ РЕВИЗОР!”: Памяти Александра Расчупкина
ФУТБОЛ МОЕГО ДЕТСТВА
МАЛЬЧИШНИК в самом разгаре, мы едим шашлык, приготовленный Сашей Степановым, потягиваем водочку и среди обязательных застольных тем всегда вспоминаем свое детство: благо окружающая нас местность к этому располагает. Много лет назад там, где стоит дом Степанова и раскинулись сад и огород, были сельский рыночек с несколькими рядами лавочек для торговок, мясной павильон и пункт приема металлолома. А на свободной площади мы, пацаны, с рассвета до заката гоняли мяч. Футбол нашего детства накрепко вошел в нашу память, потому и незлобиво, с юмором укоряем Сашу Степанова: «Ты лишил нас футбольной площадки, с тебя причитается». И наполняем свои рюмки.
Раковина
Когда-то в Городском саду стояло три могучих дерева. Сейчас осталось одно. Все три, как определили в свое время ботаники – тутовые деревья. Они как бы ограничивали музыкальную площадку с деревянными лавками – сидениями и эстрадой в виде раковины. Поэтому горожане и называли ее раковиной. Раковина была сколочена из дерева. Говорили, что под полом эстрады был слой битого стекла. Будто такое устройство обеспечивало лучший звук, когда на эстраде играли музыканты. А на ней, действительно, летними вечерами демонстрировали свое искусство или местные духовые оркестры, — их было несколько в старом Мариуполе, — или заезжие симфонические оркестры. И те, и другие пользовались огромным успехом у горожан.
Гости
Помнится в дедушкином доме, кроме домочадцев – дочерей, зятьев, внуков постоянно кто-то присутствовал из гостей. Не из тех, что покалякав и испив чаю, удалялись восвояси, а тех, кто, придя или приехав, ночевал две – три, а то и более ночей, становился на время как бы членом семейства. Гости присутствовали почти беспрерывно, они сменяли друг друга осенью, зимой, весной и особенно летом.
Дом на Торговой улице
Витрины
Прошло чуть больше пяти лет после кровавой и разрушительной войны с фашистской Германией, прошедшей огненным смерчем и по Мариуполю, и многое в нашем городе изменилось к лучшему. Все меньше на улицах оставалось погорелок. Частные дома восстанавливали их владельцы, остовы жилых строений, некогда принадлежавших городскому коммунальному хозяйству, а также оказавшихся бесхозными, передавали промышленным предприятиям и строительным организациям, а те, в свою очередь, распределяли своим работникам, выдавали ссуды, по возможности снабжали строительными материалами. Ну, а уж превращать прокопченные стены в более или менее пригодные для обитания жилища приходилось их будущим обитателям.
Мороженное
Война окончилась совсем недавно. Хлеб и скудный ассортимент других продуктов распределяются строго по карточкам. Рано утром вниз по Торговой улице ведут на восстановление цехов «Азовстали» и коксохимзавода длиннющую колонну немецких военнопленных. Одеты они кто во что, но на сильно поношенном обмундировании не увидишь дыр: на все прорехи наложены аккуратные заплаты, все пуговицы на мундирах застегнуты. Пленные строго выдерживают равнение в шеренгах и дистанцию между шеренгами. Их сопровождает небольшое количество конвоиров с винтовками, заброшенными за спину. На пленных никто не обращает внимания. К ним привыкли.
Здравствуй и прощай
Сразу после войны на Базарной площади, а попросту говоря – на толчке, работал безногий сапожник. Своей будки у него не было и каждое утро, скрипя колесами, прикрепленными к деревянной колодке, он медленно перебирался через трамвайные пути, чтобы занять место у входа. Короткие обрубки ног ловко вылезали из кожаных петель на колодке, сапожник расстилал на мостовой аккуратно свернутый кусок байкового одеяла. Садился на него, вынимая из карманов солдатской фуфайки нехитрые инструменты.