Ужасающая трагедия, обрушившая на страну, была использована большевиками для того, чтобы «подрезать крылья» церкви, ограбить ее и физически уничтожить лучшую часть духовенства. Сегодня хорошо известно, кто был инициатором широкого и беспощадного наступления на церковь с использованием массового голода как благовидного предлога. Опубликовано и изучается в школах письмо вождя мирового пролетариата от 19 марта 1922 года с важным предисловием: «Просьба ни к коем случае копий не снимать, а каждому члену Политбюро (тов. Калинину тоже) делать свои заметки на самом документе». Верхушка партии постаралась скрыть авторство Ильича даже от самых «верных ленинцев». В том письме есть такие строки: «Мы должны именно теперь дать самое решительное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий». И еще: «Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше».
В письме Ильича с циничной откровенностью говорится: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией…»
В этом документе нет ни слова о помощи голодающим, и Дмитрий Волкогонов глубоко прав, когда пишет: «Пером водила рука инквизитора».
Это печально знаменитое ныне письмо Ленина написано 19 марта 1922 года, но еще 23 февраля того же года ВЦИК издал декрет об изъятии ВСЕХ церковных ценностей.
Советского Союза тогда еще не существовало, Украина формально считалась суверенным государством. Тем не менее, постановления московских властей были обязательными на всем пространстве бывшей Российской империи, где только большевики удерживали государственную власть. Кампания против церквей, начатая по сигналу вождя мирового пролетариата, докатилась и до Мариуполя.
«Приазовская правда» регулярно помещает на своих страницах материалы из «Правды» и «Известий» сообщениями о том, как в различных городах и селах происходит изъятие церковных ценностей. А 9 марта газета рассказывает уже, как этот процесс происходит на Мариупольщине:
«Пастыри» Темрюка уже показали свое «отеческое попечение» о голодающих. Они повели бешеную агитацию среди кулачья и части фанатически настроенных граждан, даже и голодающих, суля им всяческие кары и в этой, и в «загробной» жизни, если только из церквей будет изъята хотя бы часть принадлежащих ей богатств».
Конечно, уверяет «Приазовская правда, их угрозы ни к чему не приведут. Конечно, голодающее крестьянство не будет долго задумываться над тем, какие «кары» его могут постигнуть за его «дерзость» взять из церкви для своего спасения то, что веками накапливалось из его скудных приношений». Опять звучит знакомый лозунг «Грабь награбленное», власти откровенно натравливают людей на ограбление храмов. Но тут читатель может, пожалуй, и возразить мне: люди умирали от голода, разве неразумно было пожертвовать ценностями церкви ради спасения погибающих?
Да, по сообщениям мариупольской газеты (да и всей советской печати), церковники выглядели извергами, которые, блюдя свои эгоистические интересы, не хотели в тяжкую годину протянуть страждущим руку помощи. Но эта же печать скрывала от «широких народных масс» (воспользуюсь излюбленным большевистским выражением), что первой забила тревогу в связи с надвигающимся голодом именно церковь. Первым возвысил голос и забил в набат, когда новые правители России еще и не «чухались», грубо говоря, по поводу невиданной засухи, Василий Иванович Белавин – таково было мирское имя патриарха Тихона.
«Падаль для голодного населения, — сказал патриарх в своем воззвании к мирянам России, — но и этого «лакомства» нельзя достать. Стоны и вопли несутся со всех сторон. Доходит до людоедства. Из 13 миллионов голодающих (вскоре эта цифра дорастает до чудовищного числа — 42 миллиона голодающих! – Л.Я.) – только два миллиона получат помощь».
Протяните же руки голодающим братьям и сестрам! С согласия верующих можно использовать в храмах драгоценные вещи (кольца, цепи, браслеты, жертвуемые для украшения святых икон, серебро и золотой лом) на помощь голодающим…»
Эта инициатива патриарха обсуждалась на Политбюро 7 июля 1921 года. Троцкий настаивал: воззвание Тихона напечатать и в большевистских газетах. Восторжествовала точка зрения Ленина, который был решительно против этого и вынашивал план расправы с церковью под предлогом помощи голодающим.
Сколько и какие именно ценности духовенство Мариупольщины, откликаясь на призыв патриарха Тихона и по зову собственного сердца, отдало делу спасения погибающих, мы не знаем, эти сведения не обнаружены, эту правду «Приазовская правда не рассказала своим читателям. Зато она опубликовала обращение «Ко всем трудящимся и гражданам Мариупольского уезда», подписанное председателем комиссии по изъятию ценностей церковного имущества всех религиозных культов В. Ярощуком, членами этой коммиссии д. Патрушевым (главным чекистом Мариупольщины) и М. Гореловым, а также, секретарем Дегтяревым.
Обрисовав ужасающий голод, постигший уезд, вышеназванные руководящие товарищи пишут:
«Между тем наряду с другими непроизводительными богатствами в Российских храмах имеются огромные церковные ценности. История свидетельствует, что в прошлом в моменты тяжелых испытаний эти ценности неоднократно обращали для нужд своего народа».
В Мариупольском уезде целый ряд волостей (Ново-Петриковская, Мало-Янисольская, Сартанская и др.) уже вынесли по этому вопросу свои определенные постановления о необходимости скорейшего изъятия церковных ценностей.
«Рабочие и крестьяне!
Вам и только одним вам необходимо на деле выявить свою волю. Необходимо, пока не поздно, немедленно же приступать к изъятию церковных, непроизводительно хранящихся драгоценностей.
От вас зависело всегда и будет зависеть теперь благополучие и будущее Советской Республики».
Несмотря на прямые призывы к погрому («Слово и дело за вами!» — подбадривала «Приазовская правда»), мариупольцы весьма прохладно относились к идее ограбления церквей. Газета не устает их науськивать: во всех местах полным ходом идет изъятие церковных ценностей, так почему же вы, мариупольцы, медлите? Пора и нам взяться за это дело. Но народ молчал, судя по тому, что редакция не осмелилась организовать поддерживающие отзывы, как это практиковалось впоследствии. Напротив, в номер проскочило мнение одной мариупольчанки, что не следует трогать церкви, она, как и многие, готова внести денежный взнос, лишь бы сохранились святыни.
Поместили это мнение, разумеется, с осуждением, но удивительно, что вообще напечатали. С цензурой тогда было не так строго, как позднее, в сталинские времена. Так, например, несмотря на приказ Политбюро не освещать в печати каннибализм, «Приазовская правда» и после этого печатает материал о людоедстве в селе Ялта.
Обращение В. Ярощука и К, напечатанное в «ПП» 2 апреля 1922 года, повторили в номере за 4 апреля. А еще через пять дней газета публикует статью «Перелом на голодном фронте»:
«Мариупольцы могут и должны принять участие в борьбе с их злейшим врагом – голодом — путем превращения церковных драгоценностей в хлеб.
Представители лучшей части духовенства всех религий, крестьяне, рабочие и красноармейцы в различных уголках Советской Республики требуют этого изъятия и приветствуют Советскую власть, узаконившую их требования.
Правда, и в Мариупольском уезде некоторыми селами выносились постановления об изъятии, но они еще не проведены в жизнь. С этим необходимо покончить.
Голодный крестьянин, полуголодный рабочий нашего уезда, своими трудами создавшие ценности, сейчас бесцельно украшающие храмы, должны властно потребовать их и обратить в хлеб, который спасет не одну сотню тысяч жителей и превратит умирающий сейчас уезд в цветущую, плодотворную местность».
Изъятие вооруженными красноармейцами и милицией началось 5 апреля, а 3 мая в Уфинотдел поступили уже значительные ценности. В опубликованном отчете встречаются сокращения, которые не всегда просто расшифровать. Например, из Соборной церкви (то есть Харлампиевского собора, который находился на Базарной площади, ныне площадь Освобождения) изъято «3 зол и 36 дол.» Надо понимать, это три золотые монеты (пяти- или десятирублевые?) и 36 долларов США. Кроме того, из этого храма изъяли 8 пудов 37 фунтов 51 с половиной золотника серебра. Напоминаю, что русская мера веса пуд равнялась 16,3 кг, фунт – 409,5 г, золотник- 4,26 г. Перемножьте и узнаете, сколько в привычных нам мерах веса изъяли из Харлампиевской церкви, которая стояла на месте, где сейчас ДОСААФ (давно нет и в помине этой организации, как и державы, ее создававшей, но в народе и по сей день называют это здание — ДОСААФ). Но это еще не все. Изъяли также 2 бриллианта с девятью алмазами, 7 жемчугов и 31 простой камень. «Из той же церкви, — читаем в документе, — серебра 31 ф зол», что расшифровать затрудняюсь.
Реквизировали также ценности греческой церкви, или Екатерининской. Она стояла рядом с Харлампиевским собором и была самой старинной в городе: ее заложили в 1780 году, сразу же после прихода греков-переселенцев из Крыма. В ней был похоронен митрополит Игнатий, тело которого избежало тления и превратилось в мощи (напомню, что ныне митрополит Игнатий канонизирован как святой православной церкви).
Из греческой церкви изъяли, цитирую: «серебра 2 пуда 19 ф дол». последнее не знаю, как расшифровать. Кроме того, поживились здесь десятью жемчугами и тремя рубинами.
Из Слободской церкви унесли 21 фунт 11 золотников серебра. Богатейшей была Успенская церковь (на этом месте сейчас ОШ №36 и автовокзал — 1), в ней реквизиторам досталось, цитирую непонятную запись: «серебра 3 п 22 ф зол». Добрались до беднейшей кладбищенской церкви, откуда ушли с небогатым трофеем – 3 фунта 52 золотника серебра. В Рождество — Богородической церкви, той самой, в которой крестился, а через 34 года венчался с Верой Леонтьевой Кечеджи-Шапаловой Архип Иванович Куинджи, серебра оказалось 32 фунта 48 золотников.
Различий между конфессиями большевиками не делали. Из четырех мариупольских синагог унесли небогатый улов, всего лишь 9 фунтов 46 золотников серебра, а в католическом храме ценностей вообще никаких не оказалось, о чем был составлен акт.
В этом печальном документе есть интересная деталь: упоминание о Новоселовской церкви. В дореволюционных документах она в перечень церквей города Мариуполя не вошла. Видимо, этот храм был воздвигнут перед самым семнадцатым годом. Соответственно, он не успел обрасти богатством, и разочарованные реквизиторы с сожалением составили акт о том, что в Новоселовской церкви ценностей не оказалось.
Экзекуции подверглись все церкви уезда. Чтобы не забылось, выпишу, где что и сколько взяли.
Мангуш – 4 фунта 44 золотника серебра.
Чермалык -2 пуда 24 ф зол.
Павлополь – 20 фунтов 5 золотников серебра.
Малый Янисоль – 7 фунтов 46 золотников серебра.
Чердаклы – 6 фунтов 47 золотников.
Златоустовка – 5 фунтов 13 с половиной золотника.
Ялта – 2 пуда 36 фунтов 59 золотников серебра.
Анадоль – 4 фунта 63 золотника серебра.
Сартана – 6 пудов 8 фунтов 60 золотников серебра.
Всего по Мариупольскому уезду с 5 апреля по 3 мая 1922 года изъято церковных ценностей: золота – «3 зол, 36 дол».
Серебра – 29 пудов 33 фунта 37 с половиной золотника. Бриллиантов – 2 с 9 алмазами, жемчуга – 17, рубинов – 9, простых камней — 31.
«Приазовская правда» напечатала корреспонденцию П. Богадицы «Изъятие церковных ценностей в с. Сартане». Ее тенденциозность бьет в глаза, но все же считаю полезным привести ее здесь полностью: она является документом эпохи, передает дух того времени.
«7 апреля в с. Сартане комиссии совместно с представителями верующих и духовенства в 2 часа дня приступила к изъятию церковных ценностей. Церковь переполнена гражданами, но ни единого голоса протеста не было слышно. Население было заранее подготовлено к этому событию. С другой стороны, голод, охвативший все село, значительно повлиял на психологию религиозного грека. Еще недавно, в дни урожайных лет, он с верой и надеждой на лучшую жизнь в «царствии небесном» взирал на серебряные лики святых, а сегодня с той же глубокой надеждой на жизнь уже здесь, на земле, взирает на кучу серебряных изделий, постепенно снимаемых со всех углов храма. Вчера он молился им, ища спасения в загробной жизни, а сегодня он видит бессильный обыкновенный металлолом, но имеющий свойство стать посредником не «там», а здесь, на земле, путем обмена его на хлеб, как необходимый продукт его существования.
Тихо в храме. Изредка слышен одинокий тяжелый вздох церковного старосты или иного какого-нибудь религиозного фанатика и звон серебряных риз. Куча серебра посредине церквей растет. Из притча отсутствует старец священник Тимофей. Причина его отсутствия, конечно, — тоска по павшим ризам святых. Хотя бы оставили их до пасхи. Великий праздник подходит, православный люд с радостью и весельем встречать должен, а у нас церковь оголена и обезображена, картина мрачная.
Отец духовных чад Тимофей! Ты опять хочешь встретить праздник в радости и веселии, одеяние на тебе светлое и лицо твое сияет, но заглянь в этот день и хижины пасомых тобой чад и ты увидишь картины в тысячу раз мрачнее твоего храма. Твои чада тоже хотят встретить праздник, но не в радости и веселии восхищаться красотами храма и великолепием службы – красным яичком для него будет кусок черного хлеба, который Советская власть преподнесет им в этот день в обмен за границей на серебро риз твоих».
Дайте дух перевести.
Итак, население было хорошо подготовлено в экзекуции. Не столько стараниями большевистских агитаторов, сколько событиями в Шуе, небольшом городке близ Иванова. Там изъяли золотые и серебряные вещи из трех небольших церквей и синагоги, а 15 марта комиссия уездного исполкома явилась с милицией в храм на Соборной площади. Там уже собралась толпа. Начались стычки. Власть вызвала полуроту красноармейцев и два автомобиля с пулеметами. Раздались выстрелы, пролилась кровь, погибли люди.
Лицемерно истолкование автором статьи в «Приазовской правде» тишины в Сартанской церкви во время святотатства. То гробовое молчание отнюдь не было знаком согласия, и тяжкий вздох вырвался не только из груди церковного старосты или «какого-нибудь религиозного фанатика». Столетиями воспитанные в Христианской вере сартанцы чувствовали, что над тем, что их деды и прадеды считали святыней, совершается надругательство.
Но тут иной читатель может мне, пожалуй, и возразить: чтобы спасти людей от мучительной голодной смерти, хороши были все средства, и осуждения заслуживает не Советская власть, а церковь, которая сопротивлялась изъятию храмовых ценностей.
Нам придется напомнить то, о чем мы говорили выше: церковь первая воззвала к помощи голодающим и обращению церковных ценностей на их спасение. Партиарх Тихон возражал только против реквизиции тех ценностей, которые употребляются в богослужении. Но и не это главное. Сегодня стало известно, как большевики распорядились награбленным церковным имуществом.
Обратимся к труду «Ленин» Дмитрия Волкогонова, работавшего с подлинными документами, в прежние времена недоступными исследователям. «Никто и никогда сейчас не скажет, сколько церковного богатства уплыло под видом конфискаций! В комиссиях было много бывших уголовников-каторжан (не политкаторжан!), «специалистов» по экспроприации, грабежей и разбоев. В Москве ящики сортировали перед тем, как отправить в Гохран: часть шла в расположение непосредственно Политбюро, в фонд Коминтерна, на нужды ГПУ, на «государственное строительство» и лишь небольшая часть перепадала для закупки продовольствия». (Дмитрий Волкогонов, «Ленин», кн.2, с. 215 М. 1998).
И еще: «Абсолютное большинство средств, полученное от продажи конфискованных ценностей, ушло на партийные нужды. ЦК же боролся с голодом с помощью американской гуманитарной организации АРА (за должностными лицами который следило ОГПУ) и… журнала «Безбожник». В нем расписывались мрачные дела церкви, чуть ли не по вине которой, мол, вспыхнул голод».
Лев Яруцкий