ГОРОДСКОЙ САД

Он был заложен в 1863 году. В ту пору западная граница Мариуполя проходила по Константиновской, а южная — по Итальянской. Так что беззащитные прутики первых саженцев, потянувшихся к солнцу на поросшей бурьяном горе в устье Кленовой балки, оказались за городской чертой и очень далеко, как казалось тогда мариупольцам, от центра, то есть Базар­ной площади.

В некоторых источниках его называют общественным садом. Может быть, это и в са­мом деле был сад, то есть он состоял из фруктовых деревьев. Во всяком случае, ни одного векового дерева 1863 года рождения в нынешнем парке культуры и отдыха не сохранилось.

К сожалению, никакими сведениями о том, как происходила закладка городского сада и об инициаторах этого доброго дела, мы не располагаем. Как и во многих случаях, выручает нас Александр Серафимович: его перу принадлежит первое известное нам упоминание о Мариупольском городском саде в периодической печати.

Со страниц «Приазовского края» писатель не раз напоминал городским властям о необ­ходимости озеленять улицы, пропагандировал работу питомника, который заложил Г. Г. Псалти, предлагал каждому домовладельцу посадить возле своего дома несколько деревьев. «Ма­риуполь — город совершенно голый, — писал он, — редко-редко, где вы встретите деревцо — большинство же улиц пустые, а ведь город без зелени — мертвый скелет. И действитель­но, когда ядовитый восточный ветер подымает тучи пыли, улицы Мариуполя наводят тоску и уныние».

(Замечу в скобках, что о «ядовитом восточном ветре» Серафимович написал за 36 лет до ввода в строй «Азовстали» и коксохимзавода. Пыли в Мариуполе хватало и без них) Можно с уверенностью сказать, что если Мариупольский городской сад сохранился до наших дней, то мы во многом обязаны этим упомянутому Г. Г. Псалти, поэтому Георгий Георгиевич зас­лужил, чтобы мы помянули его добрым словом.

В книге «Мариуполь и его окрестности» называются фамилии троих наиболее примеча­тельных выпускников мужской гимназии: Д. В. Айналова, Г. И. Челпанова, Г. Г. Псалти. Пер­вые два имени достаточно хорошо известны: они вошли в Большую Советскую Энциклопе­дию. Более скромной оказалась судьба Псалти, незаслуженно забытого, хотя пусть не в мас­штабах страны, но в пределах родного города его деятельность была благородной и прогрес­сивной.

Специальное образование он получил во Франции: прошел полный курс практической школы сельского хозяйства и виноградарства в Марселе, учился в высшей школе садоводства в Версале и школе птицеводства в Гамбэ (возле Парижа). Это был одаренный агроном, садо­вод, огородник и птицевод. Известно, что на съезде птицеводов в Петербурге он выступил с докладом о животной пище птиц и демонстрировал усовершенствованный им инкубатор Рулье.

Это был человек ярко выраженного общественного темперамента. Многие годы его из­бирали гласным городской думы, где он был самым, пожалуй, прогрессивным ее членом. Он был инициатором строительства противотуберкулезного санатория на взморье (сейчас дет­ский туберкулезный санаторий имени И. К. Крупской), стоял у истоков нынешнего краевед­ческого музея, есть у него заслуги и перед революционным движением. Сохранились его письма 30-х годов к Серафимовичу, другом которого он был. Георгий Георгиевич общался с Саксаганским, Карпенко-Карым и другими видными деятелями украинской культуры.В его доме (ныне ул. Артема, 29), помимо Серафимовича, бывали известные революционеры Петр Анисимович Моисеенко и Григорий Иванович Петровский, он переписывался со знамени­тыми на всю Россию юристами Н. К. Муравьевым, М. П. Александровым и А. Ф. Сталем, которых пригласил в Мариуполь для защиты арестованных участников забастовки 1899 года на «Никополе» и «Провидансе».

Псалти взял на себя попечение о городском саде на общественных, как сказали бы мы сегодня, началах. Он его перепланировал и навел там, как пишет Серафимович, образцовый порядок. Псалти был подлинным энтузиастом, бессребреником, он перевел с французского (которым владел, конечно, совершенно свободно) и в 1893 году на свои средства издал книжку «О прививке деревьев», в предисловии к которой есть удивительно актуальные строки: «Вме­сто того чтобы вывозить плоды за границу, что было бы возможно при лучшей культуре, мы ежегодно получаем несколько миллионов плодов из-за границы. Чтобы иметь возможность конкурировать в этом отношении с Западной Европой, нужно улучшать наше плодоводство, что возможно только при хорошем знакомстве со всеми способами прививки, как главном средстве улучшать качество плодов».

Георгий Георгиевич открыл в Мариуполе бесплатную школу садоводства, огородниче­ства и птицеводства, добившись утверждения программы Министерством земледелия. В этой трехгодичной школе теоретический курс сочетался с практическими занятиями, после сдачи экзаменов учащимся выдавалось свидетельство.

В последние годы жизни Георгий Георгиевич поселился в районе Сочи, работал садов­ником в Мацесте. Любимый труд вернул ему душевное равновесие, утраченное со смертью жены и другими жизненными неудачами. «Все, о чем я мечтал молодым, — писал он Сера­фимовичу в то время, — сбылось теперь. Жить же так интересно, что еще не хочется уми­рать. Жаль, что не могу омолодиться, хотя все завидуют моей беготне».

Умер Г. Г. Псалти в 1940 году в возрасте 75 лет.

Но вернемся в XIX век, в мариупольскую старину.

Серафимович, забыв о море, называет городской сад единственным местом, «где мариупольцы летом могут передохнуть от удушливой пыли». Он здесь часто бывал и посвятил саду проникновенные строки:

«На горе над морем раскинулся прекрасный сад. Шумят деревья, акации качают над те­нистыми аллеями свои ветви, украшенные, как гроздьями, белыми цветами, а сквозь листву дикого виноградника виднеются парочки. Внизу, под горой, дружно теснятся к берегу с чере­пичными кровлями домики Слободки. Прерываясь зеленеющими купами деревьев, тянутся по откосу, утопая в зелени, дачи. На самом берегу бегают, попыхивая белым паром, поезда, а далеко вправо тянутся в море узкими черточками дамбы порта, из-за которых виднеются оснастки парусных судов. За несколько верст дымят английские пароходы и, господствуя над всем, без перерыва доносится немолчный говор моря; сколько хватает глаз, неустанно бегут, бог весть откуда, нескончаемыми рядами мутные волны… »

Любимым местом отдыха мариупольцев была ротонда — высокая деревянная беседка, довольно поместительная. В корреспонденциях Серафимовича не раз упоминаются пьяные дебоши, которые устраивали здесь американцы, монтировавшие Никополь-Мариупольский завод. Но бывали здесь и иные зрелища, в полном смысле слова культурные. Так, Василий Леонтьевич Шаповалов, когда арендованный им театр Деспота пришел в полную ветхость, а Концертный зал еще не был выстроен, летом устраивал спек­такли в ротонде. Зафиксирован даже случай, когда приезжая труппа ставила в этой беседке оперу.

В саду было два клуба и зрительный зал со сценой. На летний сезон приглашался непло­хой симфонический оркестр. Эта традиция, заметим, в течение многих лет поддерживалась и счастливо дошла до наших дней.

Сад был доступен далеко не всем: он был окружен забором, и за вход взималась плата.

Крупным событием в «биографии» городского сада стало строительство Летнего (с боль­шой буквы, как писали мариупольцы) театра. Примечательно, что его рождение связано с БДТ — ныне всемирно знаменитым Ленинградским Большим драматическим театром име­ни А. М. Горького.

Летом 1934 года этот прославленный коллектив должен был приехать на гастроли в Мариуполь на целый месяц. Но Зимний театр находился на капитальном ремонте, и получи­лось так, что принять ленинградских гостей негде. И тогда мариупольцы решили за 45 дней возвести в городском саду Летний театр.

Решение было в духе эпохи, когда в немыслимо сжатые сроки невероятными темпами строились гиганты индустрии. Стройка в городском саду была куда скромнее по своим мас­штабам, но пафос был тот же, что и при возведении Магнитки, Комсомольска-на-Амуре или «Азовстали». И репортаж о строительстве Летнего театра, напечатанный в «Приазовском пролетарии» (так назывался тогда «Приазовский рабочий»), по стилю явно подражает рома­ну Валентина Катаева «Время, вперед!».

Уже отправлена телеграмма коллективу БДТ от имени строителей: «Мы ударно работа­ли, чтобы подготовить к вашему приезду театр. Мы знали, что будем вознаграждены высоко­художественной постановкой спектаклей, большой культурной работой на предприятиях, в клубах, общежитиях. Мы ждем вас к себе, дорогих гостей».

Уже прибыла срочная телеграмма: «Мариуполь. Новый летний театр. Председателю гор­совета тов. Зиненко.

Радуемся вашим успехам на культурном фронте. Уверены, что в новом театре будет про­цветать искусство, достойное великой эпохи социализма.

Ленинградский театр имени М. Горького: Беспрозванный, Монахов, Лаврентьев».

А театра еще не было, его еще не достроили. Вот что писал «Приазовский пролетарий» о положении за день до открытия гастролей, которые были назначены на 25 июня: «24 июня. Вместо сцены — зияющая дыра. Потолка нет, стены не обшиты, на площадке стройки — строительный мусор. И все же: 25 июня театр будет готов — так твердо заявили ударники стройки. Нужна только помощь общественности.

На призыв председателя горсовета тов. Зиненко в выходной день, 24 июня, сотни трудя­щихся с лопатами, граблями, носилками пришли на площадку строительства театра, чтобы подготовить достойную встречу одному из лучших художественных коллективов — Ленин­градскому Большому драматическому театру имени М. Горького».

Мало сказать, что Летний театр в городском саду своим рождением обязан Ленинград­скому БДТ. Актеры этого прославленного коллектива, мастера, чьи имена вошли в историю советского и мирового театрального искусства, собственноручно клали кирпичи в здание мариупольского очага культуры. Продолжим цитату из репортажа «Энтузиазм поломал гра­фики»:

«Энтузиазм строителей захватил и артистов театра М. Горького. С поезда, уставшие, они не пошли отдыхать в эту штормовую ночь 24 июня, а дружно взялись за работу, ударно штур­мовали недоделки на стройке».

В понедельник утром 25 июня на площадке строительства, где только что валялся мусор, красовались цветочные клумбы, было устроено зеленое воздушное фойе, ровно вытянулись вновь проложенные аллеи, аккуратно зацементирован пол в зрительном зале.

Мы снова обратимся к газетному репортажу горячего лета 1934 года, потому что иначе трудно передать краски эпохи, дух того незабываемого времени:

«До срока открытия — один час.

Осталось еще подвесить щит к монтажу потолка, расставить скамьи, и театральный зал готов принять тысячи зрителей.

Быстро спустили канаты.

—   Давай на-гора! — призывали монтажники оказать помощь в подъеме щита. Сотни рук крепко уцепились за канаты, и щит поднялся к потолку.

Зажглись электрические фонари.

—   Минутка молчания! — со сцены раздался радостный возглас управляющего строи­тельством тов. Арихбаева. — Зрительный зал готов к приему!

Ударил звон медных труб. В передней части крыши высоко в воздух медленно поднима­лось красное знамя — знамя крупной победы мариупольских пролетариев».

Здесь, в городском саду, на сцене Летнего театра мариупольцы увидели искусство таких талантов, как В. Я. Софронов, К. В. Скоробогатов, А. И. Лариков, В. П. Полицеймако — впоследствии все они стали народными артистами СССР, О. Г. Казико, тогда заслуженной, а позднее — народной артистки РСФСР, и многих других известных мастеров, ставших гор­достью БДТ и советского театрального искусства. Возглавляли коллектив Андрей Николае­вич Лаврентьев, выдающийся актер, один из создателей БДТ и его главный режиссер, Кон­стантин Константинович Тверской, художественный руководитель театра.

Здание Летнего театра в городском саду благополучно перенесло опасности войны и гитлеровской оккупации и сохранилось до наших дней. Сегодня у него, к сожалению, не очень представительный вид, выдержать сравнение и соревнование со зданием драмати­ческого театра, ставшего архитектурным украшением города, да с великолепными дворцами культуры, построенными в последнее время, он. конечно, не может. Но тогда, в 1934 году, не только мариупольцы были в восторге от нового театра, возникшего в городском саду в ска­зочно короткий срок, как бы по мановению волшебной палочки, — им восхищались и ле­нинградские гости. Они гордились тем, что лично участвовали в его строительстве. «Наше участие в стройке Летнего театра в Мариуполе, — писали они, — тоже принесло немало пользы. Говоря об этом театре, нужно со всей ответственностью заявить, что новый мариу­польский театр, построенный в невероятно короткий срок при сравнительно низкой сто­имости, на сегодня является лучшим театром из всех, построенных за последние годы. Он сделан наиболее рационально, удобен, с хорошей акустикой, отличной сценой, изобилую­щей массой удобно расположенных закулисных помещений».

…В начале 50-х годов главная аллея парка (городской сад стал называться Центральным парком культуры и отдыха) украсилась двумя рядами скульптур. С тех пор среди горожан и бытует название «Аллея классиков». И хотя здесь представлены не только писатели, поэты и критики — Пушкин, Белинский, Чернышевский, Толстой, Горький, Маяковский, но и вели­кие ученые, этому названию нельзя отказать в меткости: ведь представленные здесь Ломо­носов, Менделеев, Тимирязев, Павлов, Попов, Мичурин — тоже классики. Классики науки.

Кто же авторы двенадцати перечисленных скульптур, украшающих Аллею классиков городского сада?

Прежде всего следует назвать имя известного мариупольского скульптора Ивана Саве­льевича Баранникова. Принимал участие в этой работе также московский скульптор Георгий Дмитриевич Лавров.

Последний относится к старшему поколению русских мастеров резца. В первые годы советской власти на молодого Лаврова обратил внимание Анатолий Васильевич Луначарс­кий. При содействии первого наркома просвещения молодой талантливый скульптор побы­вал за границей, лепил там Марселя Кашена, видного французского коммуниста, и Анну Павлову, великую русскую балерину. Тридцать седьмой год его не обошел, и в Мариуполь Георгий Дмитриевич, как рассказывал мне художник Лель Николаевич Кузьменков, году в пятидесятом попал не по своей воле. Здесь он с женой Валентиной Пименовной отбывал ссылку, так как жить в Москве и ряде других городов ему запретили. Вот тогда-то, в начале 50-х годов, Г. Д. Лавров и принял участие в создании Аллеи классиков.

После смерти Сталина Лавров вернулся в Москву, много и плодотворно работал. Под конец жизни, когда Георгию Дмитриевичу было уже за девяносто, о нем вспомнили и при­своили ему звание заслуженного художника РСФСР.

Возле скульптуры Пушкина в Аллее классиков уже несколько лет подряд в начале июня городской организацией Украинского общества охраны памятников истории и культуры уст­раиваются праздники поэзии. Похоже, что мы стали свидетелями рождения новой тради­ции и со временем в празднике поэзии у этой скульптуры будут участвовать литераторы всего Донецкого края. Ведь Мариуполь — единственный город в Донбассе, в котором побы­вал Пушкин.

Сегодня, когда город широко разросся, когда улицы его оделись в густой зеленый наряд и руками трудящихся выращены обширные парки и тенистые бульвары, старинный парк куль­туры и отдыха кажется по сравнению с ними миниатюрным. Но в прежние времена он был единственным общественным садом в городе и одной из главных его достопримечательно­стей. И не было такого гостя Мариуполя, который не посетил бы его.

Уже упоминавшийся Александр Серафимович не первая знаменитость, кому нравилось отдыхать в городском саду Мариуполя. Сюда приходил Архип Иванович Куинджи, любо­вался с горы видом на море и рисовал облака над городом. По этим аллеям гуляла женщина, которой Александр Блок посвятил строки: «О доблестях, о подвигах, о славе я забывал на горестной земле, когда твое лицо в простой оправе передо мной стояло на столе», — Любовь Дмитриевна Менделеева, дочь великого ученого и жена гениального поэта. Весенние аллеи этого парка мерил широкими шагами Всеволод Эмильевич Мейерхольд, да и все, пожалуй, выдающиеся люди, побывавшие в Мариуполе, упомянутые в этой книге и не упомянутые в ней.

Я рассказал не о всех событиях длинной «биографии» городского сада — вряд ли это возможно вообще, но об одном, случившемся совсем недавно — 19 января 1989 года, — умолчать невозможно.

В этот день город вернул себе свое историческое название. Я не видел, как демонтиро­вали в Театральном сквере памятник тому, чье имя было навязано Мариуполю на целых сорок лет: это произошло на рассвете. Тогда я поспешил в городской сад. Там трудолюбиво грохотал компрессор, и железобетонный Андрей Александрович нехотя разваливался на куски.

В городе Жданове поставить памятник Жданову в Центральном парке культуры и отды­ха имени Жданова… До какого угодничества и раболепия нужно было дойти, чтобы не ощу­щать, как режет ухо эта нестерпимая тавтология. А ведь в городе был еще и кинотеатр имени Жданова, и Дом-музей Жданова, и еще два памятника ему, да еще пригородный совхоз «Ждановский»…

А что с парком имени…? Его ни за что ни про что разжаловали в детский. Штампованно и неуклюже назвали Центральным детским парком культуры и отдыха. Я обшарил все дос­тупные мне справочники, но не обнаружил присутствия в городе ни одного детского парка, так на каком же основании этот назван центральным?

Переименовали в доперестроечном порядке: не обсудив с общественностью, не прокон­сультировавшись с компетентными, знающими людьми. А ведь какой прекрасный случай был вернуть мариупольскому городскому саду его первородное имя. Не штампованное «куль­туры и отдыха», а простое и милое: городской сад.

Ну что ж, парк так парк. И если вы услышите песню «Я люблю тебя, мой старый парк» или «В парке старинном деревья шумят листвой», знайте: это и о Мариупольском городском саде.

Лев Яруцкий

«Мариупольская старина»