В Приазовье А. С. Пушкин прибыл почти в день своего рождения. За три дня до приезда, 26 мая 1820 года, ему исполнился 21 год. В связи с этим у нас вызывают живой интерес такие вопросы: каков был внешний облик поэта периода южной ссылки? Как выглядел Пушкин в годы своей юности? Думается, мы сумеем ответить на это, если обратимся к воспоминаниям современников поэта и к его иконографии.
Вот каким запомнился Пушкин И. И. Лажечникову в начале 1820 года: «… очень молодой человек, худенький, небольшого роста, курчавый, с арабским профилем, во фраке».
Кроме того, и сам Пушкин нередко упоминает о себе в письмах и поэтических строках. Например, интересен словесный автопортрет пятнадцатилетнего поэта в стихотворении «Мой портрет»: «Мой рост с ростом самых долговязых не может равняться; у меня свежий цвет лица, русые волосы и кудрявая голова». А вот в письме к поэту Н. И. Гнедичу в сентябре 1822 года Пушкин впервые высказывает свое мнение о гравюре Е. И. Гетмана, приложенной к первому изданию поэмы «Кавказский пленник», которая изображала поэта в восемнадцатилетнем возрасте: «Александр Пушкин мастерски литографирован, но не знаю, похож ли…».
К сожалению, кроме этого портрета мы не имеем ни одного изображения Пушкина с 1820 по 1825 год, выполненного профессиональным художником. Дело усложняется еще и тем, что в период южной ссылки никто не рисовал Пушкина с натуры. Пожалуй, еще более интересны, чем словесный портрет Пушкина, его автопортреты. Мы знаем, что у него была живейшая потребность к рисованию. Он рисовал легко и свободно. Со временем у него выработался особый навык рисования автопортретов. Эти графические изображения, которые часто встречаются на листах рукописей, внушают доверие, убеждая нас в том, что именно таки и был поэт в то время.
Автопортреты Пушкина тем и привлекательны, что они являются бесценным документом его прижизненной иконографии. Как отмечает Т. Г. Цявловская, «длинные локоны и высоко завязанный галстук Пушкин стал носить уже в 1819 году», и это видно по его рисункам. Пристально вглядываясь в эти, казалось бы, второстепенные детали, мы не только представляем себе образ поэта в двадцатых годах прошлого века, но, еще важнее, что они, эти детали, становятся характерными звеньями в процессе изменения его облика. Поэт изображал себя то юношей с длинными волосами, то остриженным. В июне 1819 года перед отъездом в Михайловское в своем послании к В. В. Энгельгарду – приятелю по «Зеленой лампе» — Пушкин пишет: «Я ускользнул от Эскулапа. Худой, обритый, но живой». И все же длинные локоны он любил. Таким был его облик и в 1820 году в Петербурге, и во время южной ссылки. Нам известны шесть автопортретов – кишиневского периода. Вот они: на полях рукописи с записью турецких слов, июнь 1821 года; на полях перебеленной рукописи поэмы «Кавказский пленник», июнь 1821 года; на полях ХХХХI строфы второй главы рукописи «Евгений Онегин» (Одесса), 1823 год; на полях XVI строфы первой главы рукописи «Евгений Онегин», май – июнь 1823 года; на полях XII строфы второй главы рукописи «Евгений Онегин», октябрь 1823 года (Одесса).
Несмотря на то, что большинство автопортретов было создано в Кишиневе и Одессе, все же они отражают облик Пушкина и в начале южной ссылки. Какой же из пяти автопортретов более достоверно передает облик поэта в период его пребывания в Приазовье. Автопортретов, исполненных в 1820 году, не найдено. Скорее всего, их не было вовсе. И, тем не менее, мы можем составить наиболее полное представление о его облике по сохранившимся на полях рукописей автопортретам. Среди них и тот, что на полях перебеленной рукописи поэмы «Кавказский пленник» — с необычным для Пушкина-рисовальщика поворотом головы. Он датирован июнем 1821 года.
На этом портрете, так же, как и на других, мы видим Пушкина молодым, длинноволосым. Подперев щеку рукой, он смотрит на нас, юноша серьезный и одухотворенный. И этот портрет помогает нам постигнуть облик молодого Пушкина. Примерно так и выглядел поэт 29 и 30 мая 1820 года, когда его увидели приазовские греки на конно-почтовой станции Ялта-Камышеватая и в городе Мариуполе.
Аркадий ПРОЦЕНКО.