О ЧЕМ «ЗАБЫЛ» ГЕНЕРАЛ ТУРКУЛ

«Литературная Россия» (N 24 от 15 июня 1990 г.) опубликовала главу «Баклажки» из книги воспоминаний белогвардейского генерала Анто­на Туркула «Дроздовцы в огне». В ней есть, в частности, такие строки: «Помню, как, например, в Мариуполе к нам в строй пришли почти полностью все старшие классы местных гимназий и училищ. Они убегали к нам от матерей и отцов».

Дроздовцы

Если учесть, что в Мариуполе была лишь одна мужская гимназия и только одно реальное училище, то станет ясно, что множественное чис­ло употреблено здесь неправомерно. Это не единственный пример того, как Антон Васильевич Туркул, русский белогвардеец с молдавской фамилией, допускал в своих воспоминаниях некоторые преувеличения.

«Яссы — Дубоссары — Мелитополь — Бердянск — Ростов -Новочер­касск — таковы вехи похода дивизии Дроздовского, — сказано в редак­ционной врезке к упомянутой публикации «Литературной России». — Таков был путь, по которому покидал Россию вместе с дроздовцами их последний командир двадцатипятилетний генерал Туркул».

Считаю нелишним напомнить, что между Бердянском и Ростовом кровавого маршрута дроздовцев лежал Мариуполь. Не думаю, чтобы «Литературная Россия» опустила эту подробность с умыслом, но что Туркул, запомнив мариупольских гимназистов и реалистов, влившихся в белогвардейские ряды, совершенно умышленно «забыл» мариуполь­ских коммунаров, зверски замученных и расстрелянных дроздовцами в этом я не сомневаюсь.

А в Мариуполе этого не забыли. Ушли из жизни почти все свидетели и очевидцы той трагедии, но обелиски на братских могилах на­звания городских улиц и сегодня напоминают о ней.

Отряд полковника Дроздовского пришел в Мариуполь, оккупиро­ванный частями австро-германской армии в третьей декаде апреля 1918 года. Дроздовцы возвращались с румынского фронта на Дон на соединение с Корниловым. Переправившись через Кальмиус, за кото­рым в царское время начиналась Область Войска Донского, отряд ос­тановился на отдых в хуторе Косоротове (ныне Успеновка, входит в состав Орджоникидзевского района Мариуполя).

Белогвардейцев никто не трогал, никто не препятствовал их даль­нейшему движению к Ростову, взять который у большевиков (в нару­шение Брестского мирного договора) они через несколько дней помо­гут своим вчерашним злейшим врагам — немцам. Однако они прослы­шали, что в Мариуполе совсем недавно создалась сельскохозяйственная коммуна на земле, полученной из рук советской власти. А так как, по аттестации «Литературной России», «эту землю они любили бес­предельно и, отступая, сражались за каждую ее пядь — неистово и жесто­ко», то воздержаться от кровавой расправы над мирными безоружны­ми тружениками было выше их сил.

28 апреля 1918 года дроздовцы вернулись на правый берег Кальмиуса и окружили хутор Бердянский, где расположилась коммуна. Ком­мунаров в нательном белье выво­дили из изб и выстраивали у соло­менной гати. Сюда же привели двух женщин, прежде батрачивших у вла­дельца имения Ковачича и тоже ставших равноправными членами коммуны.

Именно с них, этих вчерашних батрачек, белобандиты решили на­чать казнь. Коммунары бросились на помощь своим подругам. Тогда офицер приказал расстреливать коммунаров в упор.

Автор книги «Дроздовцы в огне» Антон Васильевич Туркул (которо­го в семье в Тирасполе так трогательно называли Тосиком) был в то время двадцатитрехлетним штабс-капитаном (то есть всего лишь стар­шим лейтенантом, говоря по-нынешнему). Очень может быть, что имен­но Туркул был тем самым офицером, который на хуторе Бердянском под Мариуполем приказал открыть огонь по мирным хлеборобам, укра­инцам, русским людям и грекам. Но если это был не лично он, то кто — нибудь из его коллег, которых он в своих мемуарах изображает рыца­рями без страха и упрека.

«Литературная Россия» приводит во врезке строки из дневника М.Г.Дроздовского: «Я вовсе не честолюбив… Честолюбие для меня слишком мелко, прежде всего я люблю свою Родину и хотел бы ее величия».Величие России полковник (позднее генерал) понимал свое­образно и не мыслил, видимо, его себе без расстрела мариупольских коммунаров. Ради величия России (так надо понимать) 28 апреля 1918 года были зверски замучены и расстреляны: ОРЛЕНКО ВАСИЛИЙ АНТОНОВИЧ, ВОЛКОВ АНТОН, ОПЛАЧКО ДЕМЬЯН, МАКЕДОН ХАРЛАМПИЙ, КОШЕЛЕВ САВВА, КУЛЬБАКА ДМИТРИЙ, ГОНЧАРЕНКО ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ и три жителя Новоселовки: » МОГИЛЬНЫЙ СТЕПАН КОНСТАНТИНОВИЧ, МОГИЛЬНЫЙ ПАВЕЛ ПОРФИРЬЕВИЧ, ПУЗИКОВ ГРИГОРИЙ.

Но для величия Родины этих десяти жертв дроздовцам показалось мало. В экономии Юрьева (филиал коммуны) ими были схвачены ком­мунары, жители Новоселовки: КРАМАРЕНКО ГРИГОРИЙ СПИРИДОНОВИЧ,

СОКОЛЕНКО ВИКТОР ФЕДОРО­ВИЧ,

ГОЛУБОВ УЛЬЯН САМСОНОВИЧ, ЧАЙКА АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ, ХАСАНОВ ХРИСТОФОР ИВАНО­ВИЧ,

БАШЛЫКОВ АЛЕКСЕЙ, БАРДАКОВ ГАВРИИЛ.

Этих коммунаров (пересказываю письмо Харлампия Климентьевича Долгополова, председателя земель­ного комитета Новоселовского Со­вета рабочих и крестьянских депу­татов в 1918 году) палачи привяза­ли к столбам, установленным на воинских повозках, огородили деревянными клетками и, истя­зая, возили по городу, а после новых пыток расстреляли не­вдалеке от парома через Кальмиус у хутора Косоротово.

Здесь же они расстреляли измученных пытками организа­торов коммуны АРТЕМИЯ БОД­РОВА, АНДРЕЯ ШЕПОТИЛЕНКО и ГАПОНЕНКО.

Дроздовцы

Это были первые жертвы по­литического террора в Мариу­поле, белого террора. Я подчер­киваю это обстоятельство для сегодняшних любителей выковыривать из политической бул­ки только антибольшевистские изюминки. Так вот, расстрелы в нашем городе начались с легкой, если можно так выразиться, руки белых — задолго до зверского убийства Романовых, задолго до покушения на Ленина и объявления большеви­ками красного террора. Напомню, что до июня 1918 года в большеви­стской России смертная казнь вообще была отменена.

Раньше мне запрещали писать об одном, сегодня намечается стрем­ление замалчивать другое. А я историк, хочу знать правду. Всю правду, а не только конъюнктурную часть ее.

Я стою на кладбище Ильичевского района нашего города у брат­ской могилы замученных и расстрелянных дроздовцами коммунаров и читаю врезку «Литературной России» (то ли редакционную, то ли при­надлежащую перу публикатора рассказа Виктора Бортневского — не­понятно). Соглашаясь с рассуждениями генерала Дроздовского, «Ли­тературная Россия» утверждает: «Честолюбие им было всем чуждо, они
знали только патриотизм. Когда они погибали в боях, то знали: они гибнут за Россию, за ее историю, культуру, духовность».

Впору подумать, что мариупольцы дали маху, назвав улицы своего города именами Бодрова, Шепотиленко, Орленко. Надо было, судя по «Литературной России», назвать их именами благородных рыцарей в белоснежных одеждах -Дроздовского и Туркула.

Обозначив пункты маршрута дроздовцев, еженедельник называет их этапами обагренного кровью пути. С этим я совершенно согласен, но добавил бы: кровью рабочих и крестьян, рванувшихся к новой, спра­ведливой жизни, и которых «благородные рыцари» Дроздовского хоте­ли снова загнать в бессловесное стойло. Ведь хорошо известно, в том числе, конечно, и публикатору Виктору Бортневскому: то, что произош­ло в Мариуполе, отнюдь не было исключением, подобные же расправы дроздовцы учинили на всем пути от Ясс до Новочеркасска.

Публикация авторов из противоборствовавшего лагеря не вызыва­ет возражений: без этого мы не сможем в полной мере осмыслить трагедию братоубийственной гражданской войны. При жизни Ленина у нас издавалась серия «Гражданская война в воспоминаниях бело­гвардейцев», и это воспринималось как нечто вполне естественное. Помню, как удивился — дело было до перестройки и гласности, -когда обнаружил в Ленинской библиотеке книги Бориса Савинкова, не в спец­хране — общедоступные. Они издавались в Москве в 1923 году, в то самое время, когда на Лубянке плелись сети по поимке их автора, ук­рывшегося в Париже.

Но сегодня, как мне представляется, публикации «противной» сто­роны осуществляются не без подтекста. По-моему, происходит подме­на героев. Раньше пели о матросе-партизане Железняке, который по­гиб в степи под Херсоном, где высокие травы, да про сынов батрацких, которых вел под красным знаменем командир полка. Сегодня поэти­зируются утонченные «корнет Оболенский, поручик Голицын».

Вот что пишет о «красных партизанах» Антон Туркул:

«Они перебрались в наш тыл по льду замерзшего Азовского моря, может быть, верст за сорок от Мариуполя или Таганрога. Нападение было так внезапно, что никто не успел взяться за оружие.

Наши офицеры, женщины, Павлик были запытаны самыми зверски­ми пытками, оглумлены всеми глумлениями и, еще живые, пущены под лед. Все захваченные партизаны, отчаянная и пьяная сволочь, были расстреляны на месте».

Теперь сопоставьте этих зверей, этих красных выродков с благо­родными дроздовцами, милыми пай-мальчиками из дивизии Туркула, которые, по представлению «Литературной России», «знали только пат­риотизм» и шли на смерть «за свою Россию, ее историю, культуру и духовность».

Не знаю, о каких красных партизанах пишет Антон Туркул: в то время по Приазовью бродили разномастные вооруженные формирования, и все они в глазах мемуариста представлялись, вероятно, большевика­ми. Но что жестокость и даже зверства проявлялись и со стороны крас­ных — это, увы, факт исторический. Ожесточенность была обоюдной.

Вот что один историк сообщает о насилиях и грабежах, о зверствах в те страшные годы:

«Они пронеслись по Северному Кавказу, по всему югу, по всему рос­сийскому театру гражданской войны, наполняя новыми слезами и кро­вью чашу страданий народа, путая в его сознании все «цвета» военно- политического спектра и не раз стирая черты, отделяющие образ спа­сителя от врага».

Это написано не о Красной Армии, а о Добровольческой, той, в кото­рой самой прославленной и боеспособной была знаменитая Дроздовская дивизия во главе с двадцатипятилетним генералом Туркулом (за два с половиной года из штабс-капитанов в генералы — какова карье­ра!) и принадлежат процитированные строки не большевистскому ис­торику, а Антону Ивановичу Деникину. Так что глубоко прав был крес­тьянин из кинофильма «Чапаев»: «Белые приходют — грабят, красные приходют -грабят. Куды бедному хрестьянину деться?!»

«Делся» он все-таки к красным, почему большевики и победили. Но продолжим цитату из «Очерков русской смуты» генерала Деникина:

«А рада? Круги, казачество, общество, печать в то же время поднима­ли не раз на головокружительную высоту начальников храбрых и удач­ливых, но далеких от моральной чистоты риз, создавая им ореол и им­мунитет народных героев».

Тем более странно, что сегодня, через семь десятилетий после граж­данской войны, в некоторых изданиях предстают в романтической дымке корнеты и поручики, отнюдь не блиставшие «чистотой нравственных риз». А как красиво, как изысканно они воевали, боже ж мой! Совсем не так, как «сыны батрацкие»: «Подайте бокалы, поручик Голицын. Корнет Оболенский, налейте вина!». Но, похоже, их не столько занимала Россия с ее историей и духовностью, сколько жгла обида, что «в комнатах на­ших сидят комиссары и девочек наших ведут в кабинет». Осушив бока­лы, поручики и корнеты обретали склонность откровенничать.

И в то же время развенчиваются те, кто в народном сознании ут­вердился в ореоле народных героев.

С кратковременным пребыванием дроздовцев в Мариуполе в ап­реле 1918 года связан и такой эпизод: к ним в плен попал тогда Котовский. Да-да, тот самый Григорий Иванович, который известен нам как легендарный герой гражданской войны. О мариупольском эпизоде биографии Котовского мы знаем с его собственных слов. Я об этом написал в краеведческом очерке «Котовский в Мариуполе».

Уж не знаю, каким образом о моей публикации узнали в Кишиневе. В редакцию «Приазовского рабочего» поступило письмо Бориса Друцэ (прошу не путать с Ионом Друцэ, замечательным молдавским писате­лем, за первыми талантливыми опытами которого я с восхищением следил еще будучи студентом Кишиневского госуниверситета), к кото­рому была приложена его статья о Котовском на целую полосу в газе­те «Литература ши арта» (N 3 от 18 января 1990 г.). Вот текст этого письма:

«Дорогие коллеги!

До меня дошла информация, что в вашей газете был опубликован материал о Г.И.Котовском. Я всегда считал, что он человек с сомни­тельной репутацией, и он, особенно в Бессарабии, до гражданской вой­ны был не кем иным, как вором: рецидивистом и бандитом с большой дороги. Я изучил материалы уголовного дела Г.И.Котовского, которое хранится в Молдавском госархиве, и опубликовал данный материал. Если у вас найдется переводчик и сможет вам оказать услугу, то я разрешаю публикацию материала в вашей газете. Убедительно прошу выслать газету с вашей статьей.

С уважением Борис Друцэ, корреспондент еженедельника СП МССР «Литература ши арта» («Литература и искусство»).

Статью я перевел. И что же?

Представьте себе, читатель, как выглядели бы партизаны Великой Отечественной войны, если бы писали о них языком протоколов геста­повцев, которые народных мстителей иначе как бандитами не называ­ли.

Материалы уголовного дела Г.И.Котовского хорошо известны, они широко публиковались и прежде, но Борис Друцэ прочитал их глазами царских полицейских, прокуроров и судей.

В упомянутой полосе «Литература ши арта» воспроизводит много­кратно публиковавшуюся листовку о том, что разыскивается «беглый каторжник Григорий Иванов Котовский». Тут же Борис Друцэ воспро­изводит текст этой листовки по-молдавски, мало сказать полностью. Он добавляет от себя слова «рус де националитате» -«русский по на­циональности». Совсем недавно Молдавия называла Котовского слав­ным сыном молдавского народа, национальным героем. Сегодня Бо­рис Друцэ, объявляя его заурядным уголовником, идет даже на фаль­сификацию, вставляя в документ слова, отсутствующие в оригинале. Дескать, не молдаванин он, а русский, ату его, ату!

И вот одна из центральных улиц Кишинева, десятилетиями носив­шая имя Котовского, называется уже по-другому.

Неудержимое желание «сжечь то, чему поклонялся», охватило сегод­ня не только корреспондента газеты «Литература ши арта».

Я помню, что в апреле 1918 года Григорий Котовский совершил в Мариуполе побег из дроздовского плена, чтобы стать тем Котовским, защитником униженных и угнетенных, каким он и остался в памяти на­родной. (ВСТАВКА 1997 г. У Василия Шульгина, ярого монархиста и черносотенца, как его называли, которого невозможно заподозрить в симпатиях к красным, я прочитал о том, как он со своими спутниками мыкался по левобережному Приднестровию, где стояла дивизия Ко­товского. Он с удивлением отметил, что на этой территории не было обычных в гражданскую войну бесчинств и грабежей. «Нам Котовский запретил грабить», — говорили красноармейцы.

Думаю, что этот комплимент из уст Шульгина дорогого стоит).

«Мальчики-добровольцы, о которых я пытаюсь рассказать, — пишет Антон Туркул, — может быть, самое нежное, прекрасное и горестное, что есть в образе Белой Армии». При этом вспоминает, как уже было ска­зано, мариупольских гимназистов. И, конечно, ни единым словом не упоминает мальчишек-добровольцев, которые шли не в Белую, а в Крас­ную Армию. Мы знаем об этом не только из «Школы» Аркадия Гайдара. Чтобы восполнить пробел, назову имя Демьяна Семенова, родившего­ся в 1905 году на Волге, в городе Кинешме, и выросшего в Мариуполе, куда с большой семьей на поиски хлеба насущного переехал его отец. На большом металлургическом заводе Захар Семенов счастья, однако, не нашел и вскоре умер, оставив семью, по существу, нищенствовать. В 1919 году деникинцы, захватившие Мариуполь, коллеги автора книги «Дроздовцы в огне», расстреляли мать четырнадцатилетнего Демьяна Семенова. Удивительно ли, что подросток подался не к благодетелям- белогвардейцам, а стал сыном полка Первой Конной.

При советской власти Демьян Семенов стал журналистом, заведо­вал отделом той самой газеты, в которой вы читаете эти строки, только называлась она тогда не «Приазовский рабочий», а «Приазовский про­летарий». Он написал и издал несколько повестей, стал одним из руко­водителей сначала писательской организации Донбасса, а затем — Ук­раины.

«Русская юность, — пишет Антон Туркул, — без сомнения, отдала Бе­лой Армии всю свою любовь, и сама Добровольческая армия есть пре­красный образ юности, восставшей за Россию».

Я не считаю правомерной претензию на монопольный патриотизм героев Антона Туркула. Да, мы должны объективно разобраться в страш­ной трагедии братоубийственной гражданской войны. Но тут не ска­жешь: «Года минули, страсти улеглись». Они кипят нынче с первород­ной силой.

«Пускай меня объявят старовером», но и сегодня я сочувствую Ча­паеву, который плывет, раненый, через Урал, а не тем, кто в него стреля­ет.

«Приазовский рабочий»‘, 14 и 15 июля 1990 г.

***

ПОСТСКРИПТУМ 1997 года.

Эта публикация принесла мне чувствительные неприятности: она поставила меня в положение, сформулированное названием фильма Никиты Михалкова — «Свой среди чужих, чужой среди своих».

К лету 1990 года горбачевская либерализация и гласность достигли такого размаха, что партаппаратчики были в растерянности, чувствуя, что почва ускользает из-под ног. Неформалы же «наглели» с каждым днем. Позади было уже сражение за возвращение городу его истори­ческого названия. Здесь против коммунистов объединились все. И я, к тому времени один из основателей и сопредседатель мариупольского «Мемориала», член правления Всесоюзного общества «Мемориал», вы­ступавший в Москве на его конференции, в которой участвовал Андрей Дмитриевич Сахаров (о чем «ПР» напечатал подробный отчет), оратор, имевший успех на шумных митингах, приобрел репутацию последова­тельного демократа и откровенного антикоммуниста.

И вдруг я выступаю со статьей, направленной против белого движе­ния, в защиту, как было понято, красного, большевистского. Особенно возмутила некоторых читателей «ударная» концовка статьи: «Пускай меня объявят старовером», но и сегодня я сочувствую Чапаеву, кото­рый плывет, раненый, через Урал, а не тем, кто в него стреляет».

От некоторых молодых послышалось: «Яруцкий — сталинист».

Ничего более оскорбительного для меня быть не могло.

Что я думаю обо всех этих делах сегодня, летом 1997 года, готовя к печати двухтомник «Мариупольская мозаика», пока еще не обеспечен­ного спонсорами?

В 1990 году меня возмутила (и теперь возмущает) идеализация бе­лого движения, которая исходила из кругов, которым я никогда не сим­патизировал. Достаточно сказать, что глава из мемуаров Антона Туркула была опубликована в «Литературной России», преобразованной из печально известной охранительной газеты «Литература и жизнь», по­зиция которой недвусмысленно выражена придуманной москвичами аббревиатурой: ЛИЖИ.

Я, разумеется, не разделяю мнения тех, кто считает, что катастрофа России, то есть революция, произошла потому, что этого захотели Ле­нин и Троцкий. Последние, вне всякого сомнения, оказали огромное влияние на ход мировой истории, но социальный взрыв Семнадцатого года имел объективные причины.

Узнав о том времени гораздо больше, чем нам когда-то рассказы­вали школьные и вузовские учебники, прихожу к выводу, что все «хоро­ши» были — и красные, и белые. И случайно ли сегодня они сливаются в один цвет — коричневый…

Лев Яруцкий

Деревня Дубник.

14 августа 1997 г.

О ЧЕМ «ЗАБЫЛ» ГЕНЕРАЛ ТУРКУЛ: 4 комментария

  1. Не любил Антон Васильевич комиссаров за их нелюбовь к России.
    А комиссарским правнукам будущие туркулы как кость в горле. Вот и вся подоплека этой с позволения сказать исторической статьи…
    Все прочие «аргументы» притягиваются за уши по ходу повествования.

  2. Что, «Дроздовец», очень хочется ещё одну Гражданскую войну устроить? С будущими туркулами? Так и будущие котовские с чапаевыми тогда найдутся. Тебе же и подобным ясно написано: все «хоро­ши» были — и красные, и белые. Но тебе, как и тем «дроздовцам», непонятно, почему за красными пошла Россия, а не за белыми. Потому что Правда за красными была. Вот и все подоплёки… правнучек белогвардейский. Или всё-таки красный правнучек-то?

  3. Смешно читать эти большевистские агитки. А «гражданская» и не прекращалась — Россия как русское государство прекратила свое существование в 1917, и до сих пор не восстановлена. Как Совок, так и его правопреемница — Россияния — Россией не являются, это государства вчерашних Бронштейнов и нынешних Абрамовичей, где все русское загнано в подполье и уничтожается, хоть и иначе, чем в годы красного террора.

  4. Понятна реакция этого апологета Мариупольских «коммунаров» (а с ними и самой Советской власти). Для нормального русского человека всё содержание книги Туркула служит фактическим и неопровержимым свидетельством целенаправленного убийства России большевиками. Иначе могут считать либо прямые духовные наследники этих самых убийц, либо неисправимые «совки», для которых история России началась в 1917 году.
    Эта сказка про «безобидных» и «честных» труженников-коммунаров, «безвинно убиенных» дроздовцами в Мариуполе, рассказана в лучших традициях совкового агитпропа. А если серьёзно, коммунисты уже в то время, т.е. с самого начала своего правления, везде выказывали свою антинародную и антирусскую сущность, в том числе и в Мариуполе. К тому же в тех местах тогда вовсю лютовали банды просоветски настроенных анархистов. Отряд Дроздовского буквально забрасывали мольбами простого населения избавить его от власти коммунистов со товарищи. И дроздовцы спешили это сделать где только могли. А что расстреляли тех коммунаров, то расстреляли их именно как врагов русского народа, к тому же успевших «отличиться» репрессиями против него (о чём как раз и умалчивает сей возмущённый советский гражданин)…
    Сколько же ещё должно пройти времени, чтобы мы все поняли наконец, что белые, олицетворяемые не только Туркулом, но и Дроздовским, Каппелем, Кутеповым, Пепеляевым, Дитерихсом, Врангелем и подобными им, именно спасали честь и достоинство России и русского народа, столь подло и вопиюще попранные большевиками и их приспешниками…

Обсуждение закрыто.