Чир-чиры для Нестора Махно

Эта история времен Гражданской войны давно «покоилась» в моем архиве. В ее основе — семейные предания. Писать о Несторе Махно в минувшие годы было одновременно и вредно, и опасно. Опасно для своей же карьеры, вредно для благополучного общества, где давно утвердился ритуальный список народных героев. Одиозный «батько» не вписывался в идеологию коммунистов. Более того, многие десятилетия его причисляли к врагам Отечества. К счастью, это время прошло. Теперь обо всем можно судить объективно, не подгоняя и не коверкая реалии тех смутных лет. Не таясь, можно поведать и об этом любопытном эпизоде, произошедшем ровно 90 лет назад.

В первые месяцы 1921 года обстановка в селениях Приазовья, как и почти на всей территории Донецкой губернии, оставалась тревожной. И это несмотря на то, что с завершением Гражданской войны, изгнанием врангелевских войск прочно установилась советская власть, появились волостные ревкомы, развернули активную деятельность комитеты незаможных селян, объединяющие все большее количество хозяйств. Переход к новому строительству оказался все-таки чрезвычайно сложным. Продолжалось сопротивление новшествам зажиточной части крестьянства. Фактически повсеместно, особенно в хлебопроизводящих уездах, действовали бандитские формирования. Многие из них не были связаны с политическим противостоянием, занимаясь исключительно грабежами и разбоем. К ним советская историография, наряду с петлюровскими, эсеровскими и проходящими бандами, причисляла и так называемые «махновские банды».

Отношения анархиста Нестора Махно с советской властью были сложными и меняющимися. Здесь имеют место и факторы, зависящие не только от сына гуляйпольского малоземельного крестьянина. Махновщина как крестьянское движение прошла эволюцию от народного движения против немецкой оккупации и гетманщины, принятия революции до открытой борьбы с советской властью, отрицания вообще любой государственной власти. Организовав небольшой партизанский отряд у себя на родине, Махно вскоре стал реальным руководителем повстанческого движения в Екатеринославской губернии.

Махновские отряды формировались разнородными элементами, но главной социальной базой являлось относительно зажиточное крестьянство. Уже в самом начале союз с большевиками Махно и его соратники рассматривали как вынужденный и временный. Главным же было — защита украинского села от всех, кто ему угрожал: немцев и петлюровцев, белых и красных. Махно никогда не принимал большевиков за надежных партнеров. И этому во многом способствовали действия самой советской власти. В отношениях с Махно она лавировала, заключала выгодные для себя союзы. Войска талантливого и смелого боевого командира использовались в трудное для Красной Армии время. Они оказали заметное влияние на ход войны с Деникиным и Врангелем, в частности, предотвратили наступление белых на Москву. Не получая должной поддержки красных, ощущая острую нехватку боеприпасов и снаряжения, Махно несколько раз разрывал соглашения с большевиками. А те в свою очередь, после ликвидации в конце 1919 года деникинского фронта, когда отпала острая нужда в помощи войск «батьки», объявили его вне закона. Воспользовавшись окончательным разрывом Махно с красным командованием, Врангель предложил ему союз против большевиков. Однако Махно с гневом отклонил подобное предложение. После этого были еще Сиваш и новое предательство красных…

Дальнейшая борьба бывшего руководителя Реввоенсовета объединенной Революционно-повстанческой армии Украины против большевиков была обречена. Наступил тот период, когда, по трактовке советской историографии, махновщина перешла в лагерь контрреволюции. Но сам заступник крестьян так не считал. Лозунгами формирований, продолжающих сопротивление, стали: «Борьба за вольные советы», «Свободу торговли», «Освобождение от большевиков». Разбившись на группы, они курсировали, преследуемые отрядами красноармейцев, по территории губернии, больше навещая селения Мариупольского уезда.

В середине февраля самое крупное формирование Нестора Махно несколько дней кружило по замерзшим от мороза степным дорогам, проходящим по линии Урзуф — станица Новоспасовская, вдоль Берды к селу Стародубовка, дальше по берегу Каратыша к селу Покровское. В районе Розовки перешло железную дорогу и направилось к Керменчику, а уже потом дошло до Большого Янисоля. За это время дважды, в окрестностях Стародубовки и Урзуфа, произошли серьезные стычки с частями Красной Армии. И только под Розовкой Махно смог сгруппировать растянувшиеся мелкие соединения, пополнить свежими силами свои изрядно потрепанные ряды.

В дальнейшем войско «батьки» действовало на территории Александровской губернии. Через месяц, вернувшись тем же путем, на хуторах близ села Покровское 17 марта столкнулось с крупным соединением красноармейцев — ударной Кавказской группой Нестеровича. Потери махновцев были огромны — только 200 бойцов были убиты. Получил тяжелое пулевое ранение и Нестор Махно. Истекая кровью, он продолжал руководить оставшимися бойцами. В беспорядке отряд прошел по дороге к Мангушу. Только здесь удалось оторваться от преследования.

Путь в сторону Мариуполя был отрезан. Оставалось одно — двигаться на Урзуф. Командование в этот момент принимает на себя Лев Зиньковский (больше известный как Лева Задов). По настоянию уроженцев Новоспасовки бывшего начальника Мариупольского гарнизона Василия Куриленко и начальника штаба армии Махно Виктора Белаша в это село направили двух конных бойцов с тем, чтобы они доставили в Урзуф известного в округе врача Секретьева, который не раз привлекался к лечению ран «батьки».

Почему в такой критический момент махновцы подались именно в это село? Вероятно, потому, что из Урзуфа была самая безопасная и короткая дорога к местам, где можно временно укрыться, раздобыть пропитание, где проживали крестьяне, сочувствующие и поддерживающие Махно. Но был в этом опасном моменте для жизни «батьки» и особый подтекст. Он связан с его отношением к грекам. Во всех формированиях, которыми пришлось в разное время командовать Нестору Махно, находились и греки. Они пришли к нему еще в тот период, когда часть Украины находилась под оккупацией австро-германских войск, откликнувшись на призыв к восстанию. Первыми отряды Махно пополнили крестьяне из таких сел, как Богатырь, Комарь, Большой Янисоль, Малый Янисоль, чуть позже — из Ялты, Урзуфа, Мангуша. В бытность командования Махно 3-ей бригадой Заднепровской украинской дивизии в ее составе воевал 9-й полк, командиром которого являлся Владимир Тохтамышев из Старого Керменчика. Полк еще называли Греческим. Он состоял практически из повстанцев различных греческих сел Мариупольского уезда.

Находились греки в отрядах Махно и тогда, когда он воевал против красных. Известно, что Нестор Иванович никогда не прощал измены. Особенно он был непримирим к тем, кто перешел из его войска к противнику. Многих из них он приказывал расстрелять, в том числе и греков, как это было в апреле 1920 года в селе Большой Янисоль. Но разбоя и грабежа в греческих селениях Махно не допускал. Исключительными являлись и случаи реквизиции продовольствия, лошадей, одежды. Обвинения в зверствах и убийствах явно преувеличены. Это делалось с целью героизации пострадавших за советскую власть.

Не соответствует действительности и то, как большевистская пропаганда освещала ситуацию в греческих селениях.

Газета «Известия Мариупольского ревкома и парткома» в том же 1920 году сообщала, что «население Ялты почти все на стороне Советской власти. Его отношение к махновщине самое отрицательное: все крестьяне иначе не называют Махно, как бандитом и разбойником». Вместе с тем ни один повстанческий отряд, действовавший на территории Мангушской и Ялтинской волостей, никогда не воевал против Махно. Об этом много лет спустя писал сам Антон Саввич Кабаков, возглавлявший повстанцев Мангуша. Это же самое можно сказать и о действиях участников повстанческого движения Ялты, руководимого Василием Петровичем Шурдой, и Урзуфа, которое возглавлял сначала Фома Петрович Попов, а чуть позже — Георгиевский кавалер Иван Ильич Бурназов. Более того, жители Урзуфа обращались именно к Махно, чтобы их оградили от мародеров, рыскавших по окрестным селам и очень часто попадавших в их село. Жаловались они и на усиливавшийся террор со стороны советской власти. В Мариуполе была создана наделенная широкими полномочиями Чрезвычайная тройка в составе Севея, Добродицкого и Патрушева. Задерживались «шпионы», лица, уклоняющиеся от несения трудовой повинности, регистрации, за хранение царских портретов, сокрытие предметов военно-технического снаряжения и даже за хранение телефонных аппаратов. Чаще всего приговор всем выносился один — расстрел. Практиковались и выездные сессии революционного военно-полевого трибунала. В июле 1920 года в Урзуфе разбиралось дело крестьянина Амаева по обвинению в краже лошади. Суд приговорил отца семейства к высшей мере наказания. При этом было отмечено, что «приговор, как окончательный, обжалованию не подлежит».

К тому времени, когда раненный Нестор Махно был привезен в Урзуф, в селе проживали все бывшие участники повстанческого движения. После изгнания белогвардейцев они вернулись в родные места. И только незначительная часть выходцев из Урзуфа, примкнувшая к деникинцам после возвращения с фронтов Первой мировой войны и уцелевшая в сражениях с Красной Армией, сумела из Крыма в ноябре 1920 года покинуть Россию вместе с остатками армии Врангеля.

А с теми, кто продолжал борьбу с большевиками после окончательного установления советской власти, было уже покончено. Последним расправились с отрядом Владимира Шаповалова — сыном известного земского деятеля Дмитрия Петровича Шаповалова. Как и в других местах, в Урзуфе избрали комитет незаможных селян, который возглавил Николай Щетинин, присланный для укрепления в селе советской власти, проводили перераспределение земли, осуществляли продразверстку. Среди активистов за новую жизнь значились Андрей Ставрович Демерджи, Исидор Андреевич Караберов, Савва Иванович Аврамов, Харлампий Ильич Саламбаш, Ставрий Пантелеевич Котлубей, Иван Николаевич Майтапов.

Вот такая обстановка царила в Урзуфе, когда на рассвете 18 марта 1921 года тачанка Нестора Махно подъехала к дому на окраине села со стороны дороги на Бердянск. Этот огромный кирпичный дом и многочисленные хозяйственные постройки принадлежали Дмитрию Васильевичу Малию. В Урзуфе все его знали под кличкой «Скоробогач». Еще жива легенда о том, как сын греческого поселянина стал владельцем солидного состояния. Некий старец, прибившийся ко двору Малия, умирая, передал Дмитрию Васильевичу подушку, в которой оказались драгоценности. Они и сделали его богатым. Дмитрий Васильевич выстроил новый дом, приобрел скот. Имея земельный надел, купил различный инвентарь. Вскоре обзавелся ветряной мельницей, стал совладельцем торговой лавки. Вот тогда и получил от односельчан кличку «Скоробогач». До революции избирался попечителем «для надзора за нормальным отдыхом служащих в торговых и ремесленных заведениях», делал пожертвования в пользу местного церковного прихода. Был женат на гречанке из Ялты. Елизавета часто болела, своих детей у супружеской четы не было. Дмитрий Васильевич воспитывал мальчика Харлампия — сына своего старшего брата Ивана, который жил с семьей совсем рядом.

Нестор Иванович и в прежние свои наезды бывал в доме Малия. Имел здесь свою комнату, посуду для приема пищи. Навещал Дмитрия Васильевича и уездный врач Василий Николаевич Секретьев. Он проживал в Новоспасовке. Окончил Харьковский университет. Считался большим специалистом по лечению ранений. Многому научился у ротного фельдшера этого же участка Ивана Степановича Зюзи. Секретьев лечил жену Дмитрия Васильевича от наследственной хвори, вместе с урзуфским фельдшером Иваном Васильевичем Сидоровым принимал больных на участке.

В то утро, когда Секретьев попал в дом своего старого знакомого, состояние Махно было весьма тяжелым. Ранение от выстрела в упор, полученное на окраине села Покровское, оказалось серьезным — Нестор Иванович потерял достаточно много крови. Но результаты осмотра лекарем раны были обнадеживающими: пуля не повредила бедренной кости и крупные сосуды. Василий Николаевич ограничился обработкой раны и ее дренированием. Уже к вечеру Махно, устроившись на широкой греческой софе в натопленной комнате, вел беседы со своим ближайшим окружением. Ночью в Урзуф прибыли жена «батьки» — Галина Кузьменко и родные братья — Григорий и Савелий.

Обстановка в округе не позволяла Махно даже короткое время находиться на одном месте. Хотя контрразведка приняла все меры по безопасности своего командира, месторасположение Махно тщательно скрывалось. Для конспирации разведка распространяла слухи о боях с махновцами в районе Бахмута, а сама добывала информацию в Мариуполе, Бердянске, Мангуше о том, что говорят о пребывании «батьки» местные обыватели. Основные силы уцелевшего отряда располагались в эти дни в обрывах под Бабах-Тарамой в заброшенных хибарах староверов. Все дороги патрулировали конные наряды. За бердянское направление «отвечали» местные — Спиридон Бурназов и Пантелей Аврамов, за мангушское — братья Андрей и Лазарь Караяновы, за прибрежную зону — Федор Челпан и Николай Мацука.

Знали ли жители Урзуфа о ранении Махно и месте, где он скрывается? Безусловно, знали. Об этом говорит тот факт, что под покровом ночи крестьяне, несмотря на страшную нужду в продуктах, приносили во двор Малия все, что имели, порой последнее. Можно смело утверждать, что о нахождении Нестора Ивановича было известно и активистам комитета незаможных селян, и самому Щетинину. Но доложить об этом в волость или в Мариуполь они не решались. Все хорошо помнили, как поступали махновцы с теми, кто выслеживал и указывал органам власти находящихся в подполье или на лечении бойцов «батьки». Тем временем, пребывая в Урзуфе, малочисленный отряд Махно приводил в порядок амуницию и оружие, тачанки со станковыми пулеметами. Требовала ремонта и рессорная тачанка Нестора Ивановича. Она получила повреждение при переезде полуразрушенного моста через речку Камышеватую. Но здесь необходим был хороший специалист. И его очень быстро нашли. В Урзуфе все знали тридцатипятилетнего Спиридона Аджавенко — мастера на все руки: плотника, каменщика, слесаря, механика. К нему односельчане обращались по починке любого механизма и орудия труда. Два года назад, купив старый дом и разобрав его, он на этом же месте и с того же материала выстроил новый, отделившись от отцовского подворья, где проживали два младших брата — Михаил и Николай. Сестра Паня, выйдя замуж, переехала в Ялту. В семье Спиридона и Лидии воспитывались трое детей — Полина, Константин и Христина. Лидия ждала четвертого ребенка. Ей во всем по дому помогала старшая дочь Полина. А восьмилетний Костя не отходил от отца, поднося ему нужные инструменты.

На ремонт тачанки Махно ушел весь день. К Спиридону был приставлен казак Афанасий. Подсобник оказался умелым и смышленым. Не остался без дела и маленький Костя. Несколько раз он бегал через огород к кузнецу Назару Овчаренко, прибившемуся еще в годы мировой войны к прислуге Дмитрия Васильевича Малия. Работу принимал сам Лева Задов. Он осмотрел и ощупал все детали тачанки: от крепления дышла до поворотного круга. Подергал ременные постромки для упряжи четверика, проверил амортизацию рессор и надежность шкворня. И только после этого одобрительно похлопал по плечу Спиридона. А через некоторое время Афанасий принес ему в знак благодарности подарок от самого Нестора Ивановича — много повидавшую старенькую шашку с зазубринами на стальном лезвии.

В этот день серьезному испытанию была подвергнута и жена сельского умельца. То ли Махно, то ли кому-то из его окружения захотелось отведать греческие чир-чиры. Приготовить их предложили Лидии. Бедная женщина, плохо знавшая русский язык, только через «Спири», как она называла мужа, узнала, что от нее требуется. Естественно, согласилась. Тут же подоспела баранина. Маленькая, энергичная Лидия уже вся была в работе. Двумя ножами нарезала хайму, замесила тесто. Вскоре на столе появилась первая партия любимого всеми лакомства. Уложив в миску — пинать — чир-чиры, Лидия отправила Афанасия к дому Малия, передав и арьян. А сама вместе с Полинкой продолжала крутиться на кухне. Недовольному Афанасию, только нюхавшему запах жаренного, пришлось несколько раз курсировать по одному и тому же уличному маршруту.

И все-таки, несмотря на страх и сочувствие к заступнику крестьян, кто-то из сельчан донес о месте нахождения раненого Махно. Пришлось поспешно оставить Урзуф. Уходили через Деревецкие хутора. Решили пробиваться к Темрюку. Уже перед Стародубовкой махновцев стали настигать кавалеристы. Спасли пулеметчики из села Черниговка. Ценой жизни они задержали продвижение красноармейцев. Нестор Махно на своей тачанке успел перейти на другой берег Каратыша и оторваться от преследования. С этого момента началось агонизирующее метание оставшихся войск «батьки» по территории Украины…

Что же произошло дальше с основными фигурантами этой истории? Весной и летом того года Махно все реже вступал в столкновения с Красной Армией. Воевать с регулярными частями плохо вооруженные отряды не могли. В середине мая самое крупное формирование махновцев численностью в 350 — 400 сабель совершило рейд по течению Каратыша и Берды, несколько дней находясь в районе Новоспасовки, Захарьевки, Стародубовки. В Урзуфе Нестор Иванович больше не появлялся. Из его отряда в это время самовольно ушли более 170 человек, потери убитыми составили около 60. Круг неумолимо сужался…

Два дня и ночь, проведенные Махно в Урзуфе, трагически отразились на судьбе многих людей. Спиридон Аджавенко за содействие махновцам некоторое время неприятностей не имел. Действовало постановление Президиума ЦИК СССР «Об амнистии» от 2 ноября 1927 года. Но в 1938 году ему вспомнили все: и ремонт тачанки, и старую шашку, и греческие чир-чиры. Он был арестован и отправлен в неизвестном направлении, казалось, навсегда. Однако произошло чудо. Через два года Спиридон вернулся. Правда, больным и надломленным. А вот постовым «батьки» не повезло. Братья Андрей и Лазарь Караяновы из Мангуша погибли в боях летом 1921 года, представители Ялты Федор Челпан и Николай Мацука убиты в начале 30-х, урзуфчане Спиридон Бурназов и Пантелей Аврамов— репрессированы. «Скоробогач» — Дмитрий Васильевич Малий — в годы коллективизации раскулачен, все имущество конфисковано, а сам выслан из родного села. До сих пор сохранились только его дом и колодец во дворе, из которого махновцы поили своих коней. Покинул село с отрядом «батьки» кузнец Назар Овчаренко. Неизвестна судьба лекаря Секретьева и угрюмого казака Афанасия. Маленький Костя, повзрослев, стал первым шофером в Урзуфе. Всю войну, с первого дня и до победного, провел на различных фронтах, вернувшись домой только в октябре 1945 года.

Николай АДЖАВЕНКО
(глава из книги «Урзуфская мозаика»).

http://www.azovgreeks.com