ПРЕОСВЯЩЕННЫЙ НИКИФОР

Эпизод из первоначальной истории православия в Мариуполе

Летом 1914 года одессит Н. И. Репников, любитель старины, побывал в Мариуполе и его уезде. Посетил он также село Каракубу, где познакомился с отцом Алексеем Трифилье вым. Этот священнослужитель был прямым потомком Трифиллия Карац-оглу, который еще до переселения греков в Приазовье был рукоположен в священники митрополитом Гедео­ном, предшественником Игнатия. Когда последний занял Готфейскую и Кафайскую кафедру, Трифиллий стал протопопом и правой рукой митрополита, деятельно участвовал в подго­товке и проведении переселения христиан из Крыма. По прибытии в Мариуполь — через два года — Игнатий назначил его экономом при соборном храме во имя св. Харлампия.

В истории мариупольских греков Трифиллий Карац-оглу (его еще называют Трандафиловым) известен, в частности, тем, что до потомков дошел его дневник, написанный по-татар­ски греческими буквами. Но этот документ не был единственным в архиве Трифиллия, и упомянутому Н. И. Репникову посчастливилось приобрести в Каракубе несколько бумаг XVIII века, относящихся к начальной истории Мариуполя.

Прежде чем перейти к анализу этих редчайших документов, в том же 1914 году опубли­кованных В. В. Латышевым, надо сказать об одном упущении Г. И. Тимошевского, инициато­ра издания книги «Мариуполь и его окрестности (1892) и автора многих ее глав. Он писал: «По смерти митрополита Игнатия его паства вошла в состав Екатеринославской епархии в виде викариатства». И перечисляет пять викариев (епископов) «всех греков в г. Мариуполе и Таврической области поселившихся»: Дорофей (1787-1790), Мейсей (1790-1792), Иов (1793- 1796), Гервасий (1797-1798) и Христофор Сулима (1798-1799). 16 октября 1799 года Феодосийско-Мариупольское викариатство было упразднено и Готфейско-Кафайская епархия вошла в состав Екатеринославской на общем основании.

Этот уважаемый автор (и другие вслед за ним) упустил из вида, что после смерти Игна­тия и до подчинения его епархии Дорофею был кратковременный период (год с лишним), когда Мариуполь в духовном отношении был присоединен к Словенской и Херсонской епар­хии, которую возглавлял в то время архиепископ Никифор. Это был образованнейший грек по фамилии Феотоки, в Россию он прибыл из Ясс в возрасте 45 лет (род. в 1731 году) в скромном сане иеромонаха. Поселился в Полтаве возле престарелого архиепископа Словен­ского и Херсонского Евгения Булгариса, по приглашению которого Никифор и переменил подданство. Всего лишь три года прослужил он инспектором всех школ епархии, когда при­шла пора уйти на покой преосвященному Евгению. Видимо, значительны были достоинства иеромонаха, если на вакантную должность архиепископа Екатерина из двух представленных ей Синодом кандидатов выбрала именно Никифора. Более того, она лично присутствовала на хиротонии, то есть торжественном рукоположении, возведении новопоставленного в высокую ступень священноначалия, где Никифор обратился к императрице с блестящей бла­годарственной речью на греческом языке.

На этой церемонии 6 августа 1779 года присутствовал и митрополит Игнатий, приехав­ший в Петербург по делам своей паствы, совсем недавно вышедшей из Крыма. С наслажде­нием слушая изысканную речь Никифора и понимая, что присутствует при рождении высо­кого образца ораторского искусства, митрополит и подумать, конечно, не мог, что ему, Игна­тию, жить осталось всего лишь семь лет, а по их прошествии его паства перейдет в руки этого красноречивого и образованнейшего архиепископа. Но случилось именно так.

Сохранилось два письма Никифора к мариупольцам, которые так и хочется назвать по­сланиями — столь торжественным, поистине высоким штилем они написаны. Приведу не­сколько строк из его обращения к мариупольцам от 26 августа 1786 года в переводе с гречес­кого: «Благочестивые и честнейшие христиане, населяющие Мариуполь, чада во Господе возлюбленные нашей мерности, благодать вам да будет от Господа Иисуса Христа, от нас же молитва и благословение.

Получив ваше почтенное письмо, мы возрадовались, узревши любовь, которую вы при­носите нам. Благодарим и благословляем всех от мало до велика с женами и детьми, моля святого Бога, да сохранит вас в здравии и всяком благополучии, хранящих святые Его запо­веди и имевших взаимную любовь, согласие и мир, которые суть корень всякого благополу­чия и благосостояния и весьма необходимы для спасения души нашей. Поелику какой хрис­тианин не имеет любви, тому невозможно спастись, хотя бы он постился, хотя бы молился, хотя бы бодрствовал и хотя бы совершал другие добрые дела. Если он не любит ближнего своего, все суетно и не приносит ему никакой пользы».

Читая послания архиепископа Никифора в начале 60-х годов, я, воспитанный в атеисти­ческом обществе, был очарован и блестящей формой их, и их гуманистическим пафосом. Но что я могу об этих исторических документах написать и что «Приазовский рабочий» воспроиз­ведет на своих страницах слова Никифора, — это представить себе совершенно невозможно. Точно так же, без сомнения, думали и другие исследователи, и ни один историк коммунисти­ческого семидесятилетия не обращался к публикации В. В. Латышева, хотя научная ценность ее самоочевидна. И только теперь получил я возможность обратиться «К первоначальной исто­рии г. Мариуполя», как совершенно точно озаглавил свою брошюру в 1914 году В. В. Латышев.

«Первый совет мой и побуждение к вам, чада мои во Господе возлюбленные, — писал преосвященный Никифор, — чтобы было устроено в Мариуполе училище, в котором все дети ваши изучали бы два языка, эллинский и русский».

Для осуществления этого «божественного дела» Никифор назначил попечителей, уже из­вестного нам протопопа Трифиллия, Михаила Хаджи, Панагиота Хаджи, Пичакчи и Савву Тат.

Что же касается средств на открытие и содержание училища, то архиепископ Херсонс­кий и Словенский предложил употребить пожертвования, собранные на устройство в Ма­риуполе монастыря св. Георгия, задуманное еще митрополитом Игнатием.

Но это еще не все. Никифор повелел, чтобы в каждой церкви Мариуполя и окрестных сел были поставлены кружки, в которые каждый христианин опустит на нужды училища «как просветит его Бог». Учел Никифор и пожертвования спонсоров, как сказали бы мы се­годня. Он прислал специальную «книгу», куда жертвователь запишет свое имя и вносимую сумму денег «на вечное поминовение». «Ибо мы определяем, чтобы таковые имена помина­лись каждое воскресенье в предложении соборного храма, то есть церкви св. Харлампия». (Между прочим, очень интересная идея, надо бы использовать ее и сегодня. Глядишь, и со­берутся денежки на культуру и другие добрые дела. В том числе и на издания книг краеведов. Но это я так, к слову).

Казалось бы, Никифор мудро предусмотрел все, чтобы училище получило достойное помещение, оборудование, а сеятели разумного, доброго, вечного получали приличное воз­награждение за свой труд. Но, как было сформулировано позднее, «гладко было на бумаге, да забыли про овраги…».

После кончины Игнатия его племянник, поручик Иван Антонович Гозадино и законный наследник митрополита, счел собственностью своего дяди и пожертвования, внесенные мариупольскими греками на основание в городе монастыря св. Георгия. А пожертвования были не так уж незначительны: во-первых, целое стадо лошадей и рогатого скота — 99 го­лов; во-вторых, серебряные сосуды и другие ценные вещи.

Возмущенные мариупольцы подали жалобу в Кременчуг, в то время главный город Екатеринославского «местничества, в состав которого входил и Мариупольский округ. Прави­тель наместничества генерал-майор Мельников распорядился рассмотреть дело в суде, кото­рый почему-то должен быть состояться в Павлограде. До суда дело, однако, не дошло: от­ставной поручик добровольно согласился отдать животных и церковные веши городу. Отка­зом он ответил на предложение Никифора уступить один из домов покойного дяди, митро­полита Игнатия то есть, дабы в нем было устроено училище «на вечное его поминовение». Между тем на подворье Игнатия в Мариуполе, на углу Торговой и Митрополитской, стояло пять просторнейших домов.

О поручике Иване Антоновиче Гозадино В. В. Латышев пишет: «По-видимому, это был человек неуживчивый и корыстолюбивый». По поводу наследства, оставленного митропо­литом, у И. А. Гозадино возникли споры не только с мариупольцами, но и с родным отцом Антоном Константиновичем Гозадино, братом Игнатия. Последний даже пожаловался епис­копу Феодосийскому и Мариупольскому Дорофею и доложил ему «О неправдах, которые чинит ему родной сын его Кир Иван».

Но вернемся к архиепископу Никифору.

Ему так и не довелось увидеть плоды затеянного им дела по открытию в Мариуполе училища. 28 ноября 1786 года, то есть через девять месяцев после кончины Игнатия он был перемещен на Астраханскую кафедру. После этого мариупольские и таврические греки три с лишним месяца оставались вообще без духовного руководства, пока 7 марта 1787 года не учредили викариатство в составе Екатеринославской епархии и с присвоением викарию наи­менование епископа Феодосийского и Мариупольского. Первым удостоился этого сана ар­химандрит Нежинского благовещенского монастыря Дорофей, грек по происхождению.

Сохранившиеся письма Дорофея, поселившегося не в Мариуполе, а в Феодосии, прони­заны неуважением к памяти Игнатия, неблагосклонным отношением к его сподвижнику Трифиллию Карацоглу и вообще к мариупольцам. Неудивительно, что благородная идея Ники­фора об открытии в Мариуполе училища постепенно заглохла, и только через 34 года, в 1820 году, мечта архиепископа Словенского и Херсонского получила свое осуществление.

Скажем в заключение еще несколько слов о преосвященном Никифоре, чье имя все же вошло в историю Мариуполя. В Астрахани он возглавлял епархию шесть лет, после чего в 1792 году ушел на покой. Шел ему тогда 61-й год, то есть и по нашим нынешним понятиям он достиг пенсионного возраста. Однако полностью от дел Никифор не отошел: оставив кафедру в Астрахани, он получил в управление Московский Данилов монастырь, тот самый, в котором сейчас находится резиденция Патриархии русской православной церкви. Здесь, в Даниловом монастыре, Никифор скончался 31 мая 1800 года.

 

Лев Яруцкий,

«Мариупольская старина».