ЖАРКОЕ ЛЕТО ДВАДЦАТОГО ГОДА

Сталин в Мариуполе

В Мариуполь командующий Юго-Западным фронтом приехал 16 июля 1920 года. Поезд со штабным вагоном мягко подкатил к приземистому вокзалу. Обменявшись рукопожатиями с командованием Азовской военной флотилии и руководством Наморси, А.И.Егоров и, скажем так, сопровождающие его лица на автомобиле отправились в штаб.

Но тут необходимо подчеркнуть немаловажную деталь: среди со­провождающих командующего лиц был также И.В.Сталин, член Ревво­енсовета Юго-Западного фронта.

Этот фронт вел боевые действия на огромной территории в двух направлениях: против белопанской Польши (уже разработан был план и вот-вот должна была начаться Львовская операция) и против Вран­геля, выползшего из Крыма и добившегося некоторых успехов в Тав­рии.

Что  же заставлю командюгозапа, как не очень благозвучно, но вполне в духе того времени называли Егорова, и члена РВС ЮЗФ Сталина в столь напряженный и ответственный момент борьбы бросить все дела и примчаться в Мариуполь, расположенный столь далеко от Львова и на достаточно почтительном расстоянии от Крыма?

А все началось с боевого эпизода, случившегося 9 июля 1920 года в полусотне верст от Мариуполя и поначалу в оперативных сводках Юго- Западного фронта даже не зафиксированного: первое упоминание о нем появилось только через неделю.

Опасаясь врангелевских десантов, военморы Красной Азовской фло­тилии перегородили Таганрогский залив минными полями, оставив только секретный проход для своих кораблей. Однако белогвардей­цам удалось протралить минные заграждения и в ночь на 9 июля неза­метно проскользнуть мимо Мариуполя. Обогнув Кривую Косу, врангелевские суда подошли к хутору Обрыв и беспрепятственно высадили десант. Сколько казаков было высажено, до сих пор в точности не ус­тановлено, различные источники называют разные цифры: 500, 1000, 1500. Но совершенно достоверно известно, что это были хорошо обу­ченные и имевшие большой опыт отборные бойцы с пулеметами, пуш­ками и даже самодельными броневиками. Почти все казаки были уро­женцами окрестных мест. Из станицы Ново-Николаевской (ныне г.Новоазовск) был и командир десанта полковник Назаров.

Врангелевцы, без всякого сомнения, рассчитывали, что появление белоказаков в родных хуторах и станицах вызовет взрыв антисовет­ского восстания и численность штыков и сабель Назарова многократ­но возрастет. Такое массовое вооруженное восстание в тылу у войск, противостоявших наступлению Врангеля в Таврии, могло стать очень серьезным фактором.

Егоров, очевидно, десанту Назарова поначалу серьезного значения не придавал, а может, и не имел о нем сведений. Во всяком случае, первое упоминание об этом эпизоде появилось в сводках только 17 июля, уже после того, как Егоров и Сталин побывали в Мариуполе как раз в связи с высадкой Назарова. Вот как оно сформулировано в «Двух­дневной разведывательной сводке штаба Юго-Западного фронта о расположении сил противника на 16 июля 1920 г.»: «Район Азовского побережья. 9.VII в районе Кривая Коса, в 40 верстах от Мариуполя, был высажен десант численностью до 500 бойцов, число которых к концу отчетного периода путем набора добровольцев доведено до 2000 че­ловек».

Однако в Реввоенсовет Республики сведения о десанте полковни­ка Назарова каким-то образом (скорее всего, через Наморси — началь­ника морских сил Черного и Азовского морей А.В.Домбровского) про­никли раньше, чем командование Юго-Западного фронта отреагиро­вало на высадку у Кривой Косы. Председатель РВСР Л.Д.Троцкий, счи­тавший казачество непримиримым врагом советской власти и прово­дивший жестокую политику «расказачивания», отдал решительный при­каз: «В срок, исчисляемый днями, прекратить десанты Врангеля на Азов­ском море».

К этому времени соперничество между Троцким и Сталиным уже началось. Известно, что последний на одном из приказов председате­ля РВСР начертал: «Не принимать во внимание». На этот раз Сталин не мог не признать, что приказ правильный: надо было не только быстро и решительно вскрыть нарыв, вызревший в районе станицы Ново-Николаевской, но и решить вопрос безопасности всего Азовского побе­режья.

Поздним вечером 14 июля поезд со штабным вагоном выехал из Александровска (ныне Запорожье), где располагался штаб Юго-Запад­ного фронта. Трудно сказать, почему они сделали длительную оста­новку в Волновахе, но именно отсюда 15 июля ушли телеграммы Командарму-13 И.П.Уборевичу, врид командарму-14 Р.П.Эйдеману и Наморси А.В.Домбровскому:

«Для ликвидации десанта противника в районе Кривой Косы прика­зываю:

Командарму-13 безотлагательно направить в указанный район Первую дивизию Кавкорпуса.

Наморси Домбровскому для содействия этой операции привлечь весь наличный состав Азфлота.

Общее руководство операцией возлагаю на врид командарма-14 Эйдемана с непосредственным подчинением мне.

Ликвидацию десанта закончить не позднее 18 июля.

Получение отданных распоряжений донести мне.

Командюгзап ЕГОРОВ.

Член РВС ЮЗФ СТАЛИН».

Надо отдать должное Наморси Алексею Владимировичу Домбровскому, командованию Азовской флотилией и местным военным влас­тям: и до приказа Егорова они не бездействовали.

Как только в 8 часов утра 9 июля с Ново-Николаевского поста на­блюдения пришло в Мариуполь тревожное сообщение о высадке вран­гелевцев, А.В.Домбровский поручил С.Е.Маркелову (командующий Е.С. Гернет был болен) повести флотилию к Кривой Косе и вступить в бой с кораблями противника.

Между тем Назаров захватил поселок Кривая Коса (ныне Седово), а затем и Ново-Николаевскую и перерезал дорогу Мариуполь-Таганрог. Тотчас же из Мариуполя и Таганрога двинулись чоновцы (бойцы час­тей особого назначения), вооруженные рабочие, бойцы караульных ча­стей. На велосипедах, арбах, верхом и пешком подтягивались негустые силы, находившиеся на Азовском побережье, чтобы вступить в бой с десантом.

Азовская же флотилия под командованием С.Е.Маркелова, делая смехотворные четыре с половиной узла (четыре с половиной мили) в час, в тот же день, 9 июля, добралась-таки до Кривой Косы и дала бой шести врангелевским кораблям.

А.В.Немитц, впоследствии вице-адмирал, а тогда командующий Мор скими силами Республики, прибывший в Мариуполь 16 июля 1920 года вместе с Егоровым и Сталиным, в своих воспоминаниях так оценил бой у Кривой Косы:

«Маркелов принял назначение и повел флотилию в бой… Он был первый раз в бою, но довел его до победного конца. Это подвиг… На­лицо и результат: неприятель отступил и больше не посмел вступить в бой. Тактически — победа, стратегически — лишение Назарова сообще­ний, создание невозможности для него отступить». 10-14 июля суда Азовской флотилии подвергли артобстрелу станицу Ново-Николаев­скую и другие места, захваченные белогвардейцами. У хутора Засодовского была высажена пулеметная команда, также вступившая в бой с казаками И хотя 15 июля назаровцев удалось наконец выбить из Ново-Николаевской, покончить с десантом даже после приведенного выше приказа Егорова удалось не сразу. Так, в сводке оперативного штаба Юго-Западного фронта от 17 июля сказано: «В районе Кривой Косы упорные бои с переменным успехом».

Конечно, меры, принятые Уборевичем и Эйдеманом по приказу Его­рова, возымели действие: десант был зажат у Кривой Косы в тиски. Но полностью окружить его и уничтожить там не удалось. Назаров вы­рвался из не успевшего сомкнуться кольца и стал уходить в направле­нии Новочеркасск-Грушевск. Проделав многокилометровый рейд, он был настигнут и окончательно разгромлен только у реки Маныч. По­вторения Верхнедонского (Вешенского) восстания не получилось.

Возможно, что в Мариуполе, анализируя обстановку в районе Кри­вой Косы, Александр Ильич Егоров предвидел именно такой дальней- ‘ий ход борьбы с группой Назарова. Но командующий хорошо пони­мал, насколько справедливо требование Реввоенсовета Республики покончить не только с полковником Назаровым, но вообще с возмож­ными врангелевскими десантами на Азовском море. Именно поэтому свой рабочий день 16 июля 1920 года он организовал так уплотненно, что и минуты не выпало на отдых.

Вместе со Сталиным в сопровождении Немитца, Домбровского и Гернета он познакомился с кораблями флотилии, их вооружением, по­литико-воспитательной работой (тут самолюбие члена РВС ЮЗФ было удовлетворено: одна из канонерских лодок флотилии называлась «Ста­лин», в то время как «Троцкий» был жалким сторожевым катером, на­спех вооруженным полевой пушчонкой, привязанной колесами к кнех­там). Одновременно Егоров предпринял ряд мер для усиления флоти­лии и организации обороны побережья. Именно в это время в Мариу­поле начала формироваться Морская экспедиционная дивизия в со­ставе шести полков.

Солнце уже закатилось, когда командующий со своими людьми снова приехал в штаб флотилии. Приказав порученцу, чтобы тот распорядил­ся через 30 минут подать поезд прямо к штабу, Егоров и Сталин, оста­вив морское начальство закончить свои морские дела, вышли к морю прогуляться.

Штаб находился в здании, стоящем поблизости от судоремонтного завода и отмеченном ныне N 1 проспекта Лунина и мемориальной дос­кой. Постояв у ней, перехожу асфальтовое шоссе (тогда, в 20-м, оно было булыжным), через две колеи железнодорожного полотна (тогда путь был одноколейным) и останавливаюсь у кромки берега, где Его­ров и Сталин прогуливались, наслаждаясь прохладой после жаркого во всех отношениях дня.

— А не окунуться ли нам разочек, товарищ Сталин! — вдруг озорно сказал Егоров, расстегивая широкий ремень, перехватывавший стройную фигуру командующего.

Сталин отказался: пишут, что он не любил купаться и не умел пла­вать. Объясняют тем, что после того, как в случайном дорожном проис­шествии двадцатилетний Сталин повредил левую руку и со временем она стала короче и слабее правой, он тщательно скрывал свою частич­ную сухорукость, старался не раздеваться при людях и редко показы­вался даже врачам… Во время отдыха на Черном море (пишет Рой Медведев) обычно гулял вдоль берега, не снимая одежды.

А Егоров, всласть накупавшись, уже выбирался на берег, шумно от­фыркиваясь, потом по-мальчишечьи попрыгал на одной ноге, выливая набравшуюся в ухо воду. Биограф Сталина пишет, что тот «всю жизнь недолюбливал высоких и физически крепких людей». Егоров был как бы самой природой создан для ратных трудов, для стойкого перенесе­ния невзгод и тягот воинской службы: его фигура была воплощением физической мощи. В Егорове Сталина поражало его необычайное че­ловеческое обаяние, какое-то особое добродушие, сплавленное со стальной волей. Они впервые встретились под Царицыном, где Егоров командовал Десятой армией и обеспечил успешную оборону города. И вот с тех пор они вместе не раз ели из одного котелка, укрывались, случалось, одной шинелью.

Неспешно одевшись, Егоров возбужденно рассказывал Сталину что- то смешное. Тот сдержанно улыбался, покуривая трубку.

Глядя на этих мирно беседующих людей, вознесенных революцией на высокие посты, кто мог бы подумать в тот теплый июльский вечер тревожного 20-го года, что стоят сейчас на песчаном азовском берегу не два товарища по борьбе, объединенные высокой идеей защиты ре­волюции, а будущий палач и его будущая жертва?

Но прежде чем предать свою жертву мучительной смерти, этот че­ловек в наглухо застегнутой тужурке, которая станет вожделенной мо­дой для нескольких поколений, сделает Егорова Маршалом Советско­го Союза, назначит на высокий пост начальника Генерального штаба красной Армии. И маршал много сделает для укрепления оборонной мощи страны — это признают не только друзья, но и враги. Сталину доложат: немецкие штабисты высоко оценивают Егорова, считают, что маршал обладает «аналитическим умом», что он «сильный военачаль­ник». Но в тот момент будущий генералиссимус больше ценил мысля­щих ординарно, но зато послушных.

После расстрела Тухачевского. Якира и других видных военачальни­ков Егоров почувствовал, что тучи сгущаются и над ним. В январе 1938 года он получил назначение на должность командующего Закавказ­ским военным округом. Это было, конечно, значительное понижение. Едва он добра, до Тбилиси, как узнал, что в Москве по обвинению в шпионаже арестована его жена, профессиональная актриса и пианис­тка.

21 февраля 1938 года Ворошилов срочно вызвал Егорова в Москву. Нетрудно было догадаться, зачем.

Для выдвижения чудовищных обвинений против Егорова выбрали «удачный» день — 23 февраля, двадцатилетний юбилей Красной Армии, одним из выдающихся организаторов и полководцев которой и был Александр Ильич. А.И.Тодорский вспоминал, что на заседании Полит­бюро, где обсуждалось «дело Егорова», Сталин резко выступил против него, и это решило судьбу маршала. Бывший фронтовой товарищ не поленился и собственноручно составил такой документ:

«Ввиду того, что, как показала очная ставка т. Егорова с арестован­ными заговорщиками Беловым, Грязновым, Гоинько, Седякиным, т.Его­ров оказался политически более запачканным, чем можно было думать до очной ставки, и, принимая во внимание, что жена его, урожденная Цешковская, с которой т.Егоров жил душа в душу, оказалась давниш­ней польской шпионкой, как это явствует из ее собственного показа­ния, — ЦК ВКП(б) признает необходимым исключить т.Егорова из со­става кандидатов в члены ЦК ВКП(б).

И. Сталин».

Даже то, что с женой жил «душа в душу», поставлено в вину. И неуж­то никто тогда не знал, как добываются «собственные признания»? Во всяком случае путем опроса членов и кандидатов в члены ЦК это по­становление было принято единогласно.

«Собственных признаний» хотели добиться и от маршала. Год му­чились ежовско-бериевские костоломы с Егоровым, да так ничего и не добились. Особенно изуверски они пытали его в день, который Алек­сандр Ильич имел все основания считать для себя большим праздни­ком, — День Красной Армии. Он умер в пыточной камере 23 февраля 1939 года. Умер несломленным, не оговорив ни себя, ни других. Как и маршал Блюхер, тоже умерший под пытками.

Они были настоящими солдатами, эти первые советские маршалы.

***

Со стороны станции Мариуполь медленно наплывали огоньки штаб­ного поезда. Прощание было коротким и по-военному сухим. Сталин задержался у вагонной двери, пропуская вперед Егорова. Официально первым лицом на Юго-Западном фронте был все-таки он, Александр Ильич Егоров.

…В «доброе старое время» на вокзале в Волновахе висела мемори­альная доска в честь пребывания на этой станции в июле двадцатого года «отца народов». Памятная доска была и на здании, где в граждан­скую войну в Мариуполе располагался штаб Азовской военной флотилии. Что Егоров не упоминался на досках ни в Волновахе, ни в Мариуполе – об этом и говорить не приходится.

После отъезда ХХ съезда доски сняли. Но имя Егорова и его заслуги и по сей день не отмечены в наших местах.

ПОСТСКРИПТУМ 1997 года.

Публикация этой статьи 22 февраля 1989 года в «Приазовском рабочем» вызвала неожиданную для меня реакцию. Мне рассказывали, что в те дни в троллейбусе 4-го маршрута, когда проезжали мимо бывшего здания штаба Азовской военной флотилии, пассажиры оживлялись: «Вот здесь, здесь был Сталин». За точность сведений не поручусь, но меня уверяли, что пенсионеры ходили на тот участок городского пляжа возле судоремонтного завода: здесь гулял товарищ Сталин. И будто бы даже цветы возлагали.

Вынужден признаться, что сцену купания будущего Маршала Советского Союза на глазах у будущего генералиссимуса я выдумал от начала до конца. Остальное — все правда.

Лев Яруцкий