В первое мартовское утро 1887 года Александр III разгневанно метался по подъезду Аничкова дворца и жестко выговаривал своему штальмейстеру. Карета, которую он накануне приказал подать без четверти одиннадцать, по странному недосмотру — редчайший в дворцовом распорядке случай — подана не была. Император еще не знал, что именно эта случайность спасла его от малоприятной встречи на Невском, которую приготовили ему члены террористической фракции «Народной воли». В те самые минуты, когда оскорбленный император ждал свой экипаж, на Невском жандармы схватили народовольцев, готовивших покушение на Александра III. В тот же день были арестованы Александр и Анна Ульяновы — брат и сестра В.И.Ленина.
Щупальца царской охранки зашевелились: жандармы предполагали — и не без оснований, — что и в других городах России у студентов-революционеров есть сообщники. Дотянулись эти щупальца и до Мариуполя.
Вот как это произошло.
В Вильно полиция арестовала аптекаря Т.И.Пашковского, который в конце января 1887 года отправил в Петербург азотную кислоту и стрихнин, предназначенные для изготовления бомб. Об отправке этой посылки условной телеграммой была предупреждена Анна Ильинична. Помимо прочего, у арестованного Т.И.Пашковского обнаружили адрес симбирского помощника аптекаря А.М.Соловьева.
В Симбирск тотчас же полетела телеграмма, предписывавшая тамошним жандармам произвести обыск у Соловьева.
Начальник Симбирского губернского жандармского управления генерал фон Брадке Соловьева по долгу службы знал хорошо. Ему известно было и о дружбе помощника аптекаря с политическими поднадзорными, и о его переписке с В.А. Аверьяновым (одноклассником Александра Ульянова), руководившим в 1883-1886 годах нелегальным кружком симбирских гимназистов.
Но когда жандармы вечером 18 марта нагрянули в аптеку Новицкого, их ждало разочарование. По словам хозяина аптеки, его помощник «ровно месяц назад оставил службу и уехал в город Мариуполь».
Фон Брадке запрашивает Мариуполь: он просит своих приазовских коллег заняться Соловьевым. То ли симбирский генерал не доверил свой запрос телеграфу, а воспользовался неторопливой почтой, то ли мариупольские ищейки не проявили достаточной расторопности, но факт, что к Соловьеву жандармы явились только 9 апреля 1887 года, три недели спустя после визита к его прежнему хозяину.
У Соловьева произвели обыск, нашли у него фотокарточки Чернышевского, Добролюбова, Писарева, тетрадки с аккуратно переписанными стихами, в том числе и запрещенными. В записной книжке аптекаря обнаружили, как и следовало ожидать, и адрес Т.И.Пашковского. И все-таки доказать причастность Соловьева к «делу о покушении на жизнь императора» жандармам не удалось.
В печатных и рукописных документах, относящихся к истории нашего города, мы встречаем немало Соловьевых. Но в дальнейшем судьба «того самого» — А.М.Соловьева — так и остается невыясненной. Ясно, что человек этот, скорее всего разночинец, придерживался передовых взглядов и был настроен революционно — об этом красноречиво свидетельствуют обнаруженные у него при обыске документы. Сомнительно, чтобы приверженец взглядов Чернышевского и Добролюбова после того, как им заинтересовались жандармы, мог в дальнейшем избежать репрессий.
Вставка 1988 года
Мои упорные поиски «того самого» А.М.Соловьева, которого судьба связала с Ульяновыми, предполагая, что он стал мариупольцем и каким-то образом проявил себя впоследствии, дали результат, но, увы, отрицательный. Как это нередко бывает, поиск ушел в песок. Оказалось, что А.М.Соловьев через месяц вернулся в Симбирск, где им незамедлительно занялись жандармы. Но тут я ниточку выпустил из рук, потому что немариупольская судьба этого человека меня не интересовала.
Но продолжим наш рассказ. Любопытно, что через треть века, в другую эпоху, при совершенно иных обстоятельствах снова запросили Мариуполь, но запрос этот был связан с именем младшего брата В.И.Ленина — Д.И.Ульянова.
Дмитрий Ильич, как и вся семья Ульяновых, принимал самое деятельное участие в революционном движении. В годы гражданской войны много сделал он для установления и укрепления Советской власти в Крыму. Когда под напором белых пришлось оставить Крым, Дмитрий Ильич, заместитель председателя Совнаркома Крыма и член Крымского Ревкома, вместе со всеми эвакуировался в Мелитополь.
Обстановка тогда была сложной, пестрой, необычной. Вспоминая о тех баснословных временах, он рассказывал, что в комнате, которая служила ему кабинетом и спальней одновременно, стояло два пулемета: один большой, другой — поменьше. Думаю, что Дмитрий Ильич таким сугубо гражданским образом отличил станковый пулемет — «большой» — от ручного — «поменьше». В кабинете, однако, засиживался он редко, все больше любил быть среди рабочих, солдат, крестьян.
Во время поездок он брал с собой в машину пулемет, потому что опасность нападения была велика. Не без юмора вспоминал Дмитрий Ильич, как однажды решил он испытать пулемет и выяснилось, что тот не стреляет: одиночные выстрелы дает, а очереди — ни в какую.
Я останавливаюсь на этих подробностях потому, что держишь перед собой сегодня фотографии, и смотрит с них на тебя по-чеховски обаятельное лицо русского интеллигента, и нелегко представить себе, как этот очень гражданский человек нажимал на гашетку «максима» и как ездил он по вихревым дорогам войны под охраной пулемета, вдобавок ко всему — неисправного.
Глубоко интеллигентный человек, врач по профессии, Дмитрий Ильич был также волевым, талантливым организатором. В сложной обстановке гражданской войны ярко проявились его качества политического и общественного деятеля.
Весной 1920 года работал он так напряженно, находясь в районе действия XIII армии, готовившейся к освобождению Крыма, что писем родным долгое время не писал. Понятно, что в семье Ульяновых это вызвало беспокойство. Анна Ильинична Ульянова- Елизарова обратилась в Совнарком Украины с просьбой разыскать брата.
Были разосланы запросы, и выяснилось, что Дмитрий Ильич находится в Мариуполе. «Эта поездка, — пишет И.Д.Ремезовский в книге «Ульяновы на Украине», — была вызвана необходимостью провести в Мариуполе совещание местных партийных и советских работников по вопросу организации безотлагательной помощи Красной Армии и проведения кампании, получившей название «Трудовая неделя».
Дмитрий Ильич, узнав о беспокойстве родных, сразу же написал Анне Ильиничне, сообщил ей, что здоров и чувствует себя хорошо, что теперь он будет постоянно находиться в Александровске (ныне Запорожье), а в Мариуполь он приезжал на несколько дней, «чтобы посоветоваться и провести трудовую неделю».
Что содержание письма тотчас же по получении его Анной Ильиничной стало известно всем Ульяновым, в том числе Владимиру Ильичу, — в этом нет, конечно, никакого сомнения.
Работал в Мариуполе Дмитрий Ильич в национализированном доме богатого купца Хараджаева, где размещался ревком, — в самом центре, на углу Большой и Таганрогской (проспекта В.И.Ленина и улицы Артема). Этого здания уже нет, вместо него вырос один из двух домов со шпилями, составляющими своеобразный архитектурный ансамбль в центре города.
На этом доме установлена мемориальная доска: «В апреле 1920 года в здании Мариупольского ревкома, которое находилось на этом месте, пребывал Дмитрий Ильич Ульянов».
«Чтобы посоветоваться…»
И.Д.Ремезовский в упомянутой книге сообщает, что одновременно с Дмитрием Ильичом Ульяновым в Мариуполь приехал Климент Ефремович Ворошилов.
Один из создателей Первой Конной армии, Климент Ефремович был в то время членом ее Реввоенсовета. После освобождения Таганрога и Ростова и окончательного разгрома Деникина встал вопрос о переброске Первой Конной на польский фронт. Разруха, царившая тогда в стране, особенно коснулась транспорта, и из подсчетов выяснилось, что для переброски армии по железной дороге потребуется не менее четырех месяцев. Обстановка же требовала более оперативного решения вопроса, поэтому было решено двигаться на польский фронт в походном порядке. Путь конармейцев пролегал, в частности, через приазовские степи, где произошло столкновение с махновцами, которых буденновцы рассеяли в первом же бою.
Во время этого беспримерного перехода Первой Конной с Северного Кавказа на польский фронт и побывал в Мариуполе Климент Ефремович Ворошилов, в том же самом доме Хараджаева, где размещался ревком.
В городе и сейчас, наверно, немало людей, которые помнят Мариуполь апреля 1920 года, но документально восстановить обстановку в городе в то время нам не удалось: в крупнейших книгохранилищах страны не сохранились номера нашей городской газеты за апрель, в Москве и Ленинграде подшивка Известий мариупольского уездного комитета КП/б/У и уездного военно-революционного комитета» начинается с июня 1920 года.
Тем не менее не так уж трудно по другим источникам представить себе, каким был весной город последнего года гражданской войны. На западе шли бои с белополяками, а в Крыму, совсем близко, угрожающе шевелился Врангель, так что всего лишь три с небольшим месяца назад освобожденный от деникинцев Мариуполь был по существу прифронтовым городом.
Трудовая неделя, начавшаяся во всей стране 25 апреля, представляла собой семидневный субботник, была продолжением исторического субботника московских железнодорожников, который Ленин назвал Великим почином.
(И блестяще просчитался, добавлю я в 1998 году, потому что бесплатный труд на благо общества так и не привился. Приходится признать, что и в этом деле вождь мирового пролетариата оказался «кремлевским мечтателем»).
Постскриптум 1998 года
Когда 25 ноября 1979 года «ПР» наконец-то все-таки напечатал мою статью «Это было в двадцатом. Д.И.Ульянов и К.Е. Ворошилов в Мариуполе», я посчитал, что на этом сюжете поставлена точка. Но вскоре выяснилось, что в том же апреле 1920 года, в том же доме Хараджаева, то есть в Мариупольском ревкоме, побывал еще один знаменитый человек, среди участников гражданской войны обладатель одного из самых громких имен — Г.Д. Гай (Гайк Бжишкян — Гай Дмитриевич, 1887-1937).
С сожалением отказываюсь от соблазна рассказать об удивительных деяниях этого человека, напомню только, что это он, Гай, в 1918 году со своей знаменитой железной дивизией освободил Симбирск, о чем торжествующе телеграфировал раненному на заводе Михельсона Ленину. Теперь, весной 20-го года, он был командиром вновь сформированного 2-го Кавказского кавалерийского корпуса, действовавшего на Кавказском фронте, которым командовал М.Н.Тухачевский.
Гай уже предвкушал, как он со своим корпусом будет освобождать родное Закавказье, когда боевая обстановка резко изменилась. Отошедшие к Новороссийску белогвардейцы вынуждены были эвакуироваться в Крым, и задача освобождения полуострова стала важнейшей для Советской республики.
Тухачевский стал готовить операцию по высадке на Керченский полуостров. По предложению члена Реввоенсовета фронта Г.К.Орджоникидзе Гай был назначен начальником десантной операции.
Дело было непривычное, но Гай со свойственной ему энергией стал укреплять оборону побережья и готовить десант. Он объездил азовское побережье для осмотра плавсредств Доно-Азовской флотилии. Азовская военная флотилия еще только начала создаваться в Мариуполе. Вот сюда и прибыл в третьей декаде апреля Гай. Естественен вопрос: случайно ли одновременно оказались в Мариуполе Д.И.Ульянов, К.Е.Ворошилов и… Гай?
Не сомневаюсь, что встреча была запланирована. Вспомним, что зампред Совнаркома Крыма приехал в Мариуполь ПОСОВЕТОВАТЬСЯ. О чем? Конечно же, по вопросу об освобождении Крыма. С кем? Не с местными, разумеется, большевиками, а с одним из руководителей Первой Конной и начальником десантной операции по освобождению Крыма.
Сохранился документ, свидетельствующий, что в Мариуполе Гай тщательно осмотрел десантные суда. Были они в плачевном состоянии, и Гай доложил командующему 9-й армией Матвею Николаевичу Василенко, что суда могут принять на борт четыре тысячи человек одновременно, однако лишь после большого ремонта. Следовательно, заключил Гай, десантную операцию можно будет начать не раньше чем через месяц.
Советское командование решило сначала управиться на польском фронте, а уж потом заняться всерьез Врангелем. Но задуманная М.Н.Тухачевским десантная операция, по поводу которой в Мариуполе совещались Д.И.Ульянов, К.Е.Ворошилов и Г.Гай, так и не состоялась.
XXX
Меня нередко спрашивают: «Как вы пишете свои «Рассказы краеведа»?» По-всякому. Иногда молниеносно, в один присест. Иногда непредсказуемо долго, как, например, этот, который начал в 1968 году, а закончил через 30 лет в Ярославии, в милой моему сердцу деревне Дубник.
1968-1998.
Лев Яруцкий
«Мариупольская старина»