Посреди этого двора на Торговой улице было относительно большое свободное пространство. Его ребята из этого и соседних дворов называли поляной. Она ограничивалась справа хатенками, сложенными, быть может, еще первопоселенцами нашего города из наспех отесанных глыб местного известняка и саманного кирпича, а слева – бывшими конюшнями, каретными сараями и другими хозяйственными постройками, приспособленными в конце 20-х годов XΧ столетия для жилья. Поляна была своеобразным стадионом.
В зимние морозные дни она иногда покрывалось ледяной коркой, и превращалась в каток. Его заливали отнюдь не специально, а благодаря воде, хлеставшей из лопнувшей трубы водоразборной колонки, которая стояла на небольшом пригорке в углу у самых ворот. Для взрослых это было горе, для детворы – радость. Каток есть! Мальчишки спешили достать из чуланов коньки – сохранившиеся с довоенных, а быть может, и с дореволюционных времен «снегурки» и «нурмиусы». Отличие первых от вторых заключалось лишь в том, что у «снегурок» передняя оконечность была закручена, а у «нурмиусов» — заострена. Все же остальное было одинаково и, если смотреть на эти спортивные снаряды с понятий сегодняшнего дня, то они представляли собой куски железа, изъеденные ржавчиной, а иногда и огнем. Те ребята, которые не имели такого «богатства», как фабричные коньки, сами делали их. К деревяшкам приторачивали полоски из расклепанных и особым образом заточенных кусков толстой проволоки, раскаленной кочергой прожигали отверстия в дереве, в которые пропускали веревку – вот и готовы коньки. Коньки всех видов прикручивались веревками прямо к буркам – всенародной зимней обуви того времени. После этого и начиналось катание до изнеможения. Итогом этого развлечения были вываленная в снегу одежда, онемевшие от стянутых веревок ступни, а иногда и расквашенные носы.
Когда сходил снег, и начинала «паровать» земля, на поляне появлялась другая забава – игра в «ножики». Очерчивался круг, его разделяли на две одинаковые части. Теперь оставалось игрокам броском так вонзить свои перочинные ножи в вязкую, еще не совсем просохшую почву, чтобы больше «оттяпать» территории у соперника. Броски ножа были весьма разнообразны и не лишены были артистизма. Кто-то сбрасывал нож с тыльной стороны кисти руки, кто-то, взявшись за его кончик или поместив лезвие между пальцами особым образом. Все зависело от фантазии исполнителя.
Мариуполь, 1946 год
А с весны на поляне начинался футбол. Мячом служил старый чулок, набитый тряпьем, а штангами ворот — половинки кирпичей. Когда их устанавливали, обе команды в полном составе ревностно следили за тем, чтобы тот из мальчишек, кто шагами отмерял ширину ворот, не жульничал. Неповоротливых ребят ставили в защиту, а юрких и быстрых – в нападение, ворота охранял самый высокий. Делалось это не из необходимости, — тряпичный мяч трудно было подбросит ногой высоко, — а так, как делали настоящие футболисты, их приходилось видеть ребятам во время матчей на первенство города на стадионе близ Городского сада. Если в команде недоставало игроков — мальчишек, на помощь призывали девчонок – Люду и Изу. Они с азартом включались в «сражение». Самым результативным игроком двора, — как сказали бы современные комментаторы,- был Жора, на самом деле его звали Валентином, но он сам «поменял» себе имя: не нравилось ему «девчоночье». Заметим, что играли все босиком.
В году пятидесятом или чуть раньше, — к великой радости мальчишек и к ужасу хозяек квартир, с окнами, выходящими на поляну, — у дворовых футболистов появился надувной мяч с кирзовой покрышкой. Его подарил бывший военный летчик, а после демобилизации инструктор физкультуры дядя Пава. Теперь можно было играть не только ногами, но и головой. Как выражались тогда поклонники популярной игры, «брать мяч на кумпол». Но счастье детворы длилось не очень долго. После первого разбитого стекла, им категорически запретили пинать футбольный мяч во дворе. Естественно, что запрету предшествовала приличная выволочка от родителей. Причем всем футболистам, поскольку никто не хотел назвать «автора» столь точного попадания в окно, не такого уж и большого. Пришлось переместиться на другую «поляну» — территорию за насыпью железной дороги между Пост-мостом и трубой газопровода. Поверхность там была идеально ровной, ее намыли земснарядом еще в первые месяцы строительства «Азовстали». Теперь дворовая ребятня не делилась на две команды, а приглашала соперников с улицы Фонтанной.
Мариуполь, 1950 год
Но и «стадион» во дворе не пустовал. Когда не было охоты тащиться на Пост-мост, играли в «цурку» — местную разновидность русской лапты, или, если хотите, американского бейсбола. Вместо мяча использовалась деревяшка с заостренными концами. В этом развлечении тоже были свои асы. Иногда принимались за городки. Их выпиливали собственноручно из подходящих по толщине засохших веток деревьев, произраставших тут же во дворе. В качестве бит использовали подвернувшиеся под руку палки. Малышня, родившаяся в предпоследний и последний год войны, развлекала себя «жмурками» и «догонялками», а девчонки — еще и «классиками», скакалками, жонглированием пятью кремешками, играми с конфетными фантиками. В газетном очерке вряд ли можно дать описание всех увлечений, которыми был занят досуг детей той поры. Да надо ли это делать?
Мальчишкам не чуждо было и «техническое творчество». У каждого уважающего себя подростка в кармане должна была быть рогатка, причем обязательно сработанная собственными руками. Для ее изготовления применялись Y – образный кусок ветки, — что было самым простым в добывании, — а более сложным — ленты из резины, отрезанной от старой велосипедной камеры или маски противогаза. Противогазы остались с начала войны, их выдавали по одному на семью !? С помощью такого нехитрого приспособления можно было сделать многое. Например, запустить в небо самодельный парашютик, а потом смотреть, как он плавно снижается к земле. Можно было проверить свою меткость, стреляя в жестяную банку из-под американской тушонки. А в голодный сорок седьмой год рогатка становилась орудием, с помощью которого добывалась пища. Из нее стреляли кусочками чугуна по воробьям; сбитую птицу ощипывали, нанизывали на прутик, обжаривали на костре и тут же ею утоляли голод.
Рогатка была «оружием» относительно безопасным, а вот так называемая «пожога» нередко становилась причиной увечий, порой тяжелых. Она представляла собой отрезок стальной или латунной трубки, с одной стороны тщательно заклепанной. Получался ствол, который прикреплялся к рукоятке, вырезанной из тонкой доски. В канал ствола засыпалась сера, добытая из спичек. Далее описание делать не будем: не дай Бог, эти строки попадутся на глаза какому-нибудь современному инициативному «юному технику», вздумавшему воссоздать игрушку своего пращура.
Непременным признаком «солидного» мальца был самодельный самокат. Это транспортное средство состояло из трех разной длины дощечек, скрепленных гвоздями, двух подшипников и двух согнутых особым образом железок для соединения частей самоката. В то отдаленное время на тротуарах Торговой улицы не было современного асфальтового покрытия. Его место занимали довольно большого размера плиты из сланца. Плиты были уложены неровно, и когда по ним друг за другом мчались самокатчики от угла Митрополитской до улицы Фонтанной, раздавался оглушительный грохот, вызывавший у старушек, коротавших время у ворот, праведный гнев и потрясание клюками вслед озорникам.
Совсем уж безобидной самоделкой был телефон. Для его изготовления требовалось совсем немного: два пустых спичечных коробка и прочная нить. Поставщиком этого материала был пасынок рыбака Ивана Абрамовича — Вовка. Иван Абрамович плел сети из нити, название которой было бамбук. Соединив коробки бамбуком, и натянув его можно было переговариваться на довольно приличном расстоянии.
Первоклассники, 1945 год
В клубе металлургов, — так назывался известный нашим современникам Дворец культуры комбината «Азовсталь», — добрая душа Николай Васильевич Попов организовал духовой оркестр. Когда эта благая весть достигла двора, мальчишки гурьбой отправились записываться в «духовики». Однако остался в этом творческом коллективе только ученик ремесленного училища Володя. Сначала он играл на альте, а потом перешел на кларнет. Этот инструмент был при нем и во время службы на флоте. В свое время он «заразил» музыкой и соседского парнишку Сережку. Сережка , как и его старший товарищ, научился играть на кларнете, а еще и на саксофоне, и многие годы был музыкантом самодеятельных духовых и эстрадных оркестров нашего города, совмещая это занятие с работой на заводе.
У большинства ребят из двора на Торговой улице отцы сложили головы на войне, у некоторых отцы как бы и были, да — неродные, у других — были родные, но вернувшиеся с фронта калеками, к тому же хорошо прикладывающиеся к рюмке. Жили семьи и полные и неполные очень скудно. Вдовы приторговывали рыбой, инвалид Иван Иванович сапожничал, а его жена Надежда брала в стирку белье из Дома приезжих. Иван Ильич, лишившийся ноги в бою на реке Молочной, потихоньку спекулировал часами. Бывший сапер, хромой дядя Гриша за жалкую зарплату работал по жестяному делу на рыбкомбинате, а его жена зарабатывала на пропитание семьи тем, что покупала кукурузу, молола ее на примитивной крупорушке и продавала крупу на базаре, который тогда был совсем рядом. Но вот что удивительно: абсолютное большинство дворовых ребят и девчат, повзрослев, получили высшее образование, стали инженерами и педагогами, рабочими высочайшей квалификации, достойными отцами и матерями благополучных семейств.
Сергей БУРОВ