За свои 24 года существования храм на Слободке пережил мировую войну и революцию, но ни один кирпич не упал с его стен. С лица земли его смели человеческая злоба и неверие. В конце 30-х годовXX века в период атеистической кампании он был разрушен самими мариупольцами.
***
Вот уже три года Виктор Александрович Нильсен живет и трудится в Ярославской губернии. Он способный архитектор, за его плечами Петербургский институт гражданских инженеров с известными на всю Россию преподавателями математики и строительной механики , архитектуры. Виктор Александрович – выходец из семьи обрусевших датчан, навсегда связал свою судьбу с Россией. По всему вроде бы должен привыкнуть к северному климату. Но он испытывает внутреннюю неудовлетворенность, страдает от холода, от скользкой глины волжских берегов, от моросящих дождей и ветра. Несмотря на то, что в г.Рыбинске ему удалось реализовать два крупных проекта: городской водопровод и здание городского Карякинского училища, Виктор Александрович в 1901 году предпринимает решительный шаг-переезд в г.Мариуполь.
С 1902 года он с головой погружается в работу городского архитектора: «утверждает планы и фасады частных строений в городском поселении, выдает разрешения на перестройки и капитальные исправления, а также при содействии полиции контролирует производство означенных построек».
«Милостивый государь, голубчик Виктор Александрович, есть запрос духовных иерархов на строительство храма на Слободке. Без ваших способностей нам не обойтись, нужен срочно проект», — обратился как-то к Нильсену городской голова.
Предложение было желанным и интересным. Виктор Александрович принимает его, интенсивно работает, не считаясь со временем, над эскизами. Консультируется с городскими священнослужителями, вникает в каноны русского православия. Он понимает, что будущий храм – это таинственное, существующее в народе образование, обладающее «ключами от неба», и поэтому, по его убеждению, должен быть впечатляющим. То, что разросшаяся Слободка нуждалась в церковном окормлении, уже не подлежало сомнению ни в городской управе, ни в среде духовенства, ни в руководстве Екатеринославской епархии. Стоит сказать, что в1908 г. в Мариупольском уезде действовало уже 27 православных церквей. Наконец, решение принято – храм проектируется крестово-однокупольный в византийском стиле, трехпрестольный. Северная часть – во имя Преподобной Мелании, южная часть – в честь иконы Ахтырской Божьей Матери; при храме планируются земская и церковно-приходская школы. Стены храма из красного кирпича должны ярким пятном выделяться и доминировать над плоскими и однообразными крышами Слободки. Кроме того, храм должен быть простой и вместительный, в нем должно быть много воздуха, дабы прихожане не падали в обморок от южной жары. Проект был выполнен быстро с учетом всех финансовых и других ограничений.
Но решение основной задачи – строительство самого храма – было не простым: нет опыта, нет специалистов, нехватка средств. На солидные добровольные пожертвования городских препринимателей рассчитывать особо не приходится (храм не в центре города, а где-то на околице, где проживает непрестижный контингент, которому не давали участков в черте города). Но доброе дело всегда найдет поддержку. Стали поступать благотворительные взносы. Первые пожертвования (в дальнейшем постоянные) предоставило семейство предпринимателя Баранова. Нашлись и предприимчивые подрядчики – братья Вощинкины, которые гарантировали возведение храма по договорным сходным расценкам. При низких темпах поступления средств с учетом сезонности артельных рабочих строительство растянулось на 8 лет.
Константино-Еленовская церковь была готова к службе в 1914 году. Настоятелем её был назначен 33-летний священник Прокопий Евгеньевич Аксаковский, окончивший духовную семинарию; женат, имеет 4-х детей.
Выписка из справочной книги Екатеринославской епархии за 1913 год гласит: «…архиерейская ревизия в 1912 году: прихожан 568 мужского пола, 498 душ женского пола; крещеных 500; браков 62; погребений 54; школа 1 земская, церковно-приходская; в приходе жел.дор.вокзал; местность очень низкая у берега Азовского моря, сырая; весной и осенью улицы представляют болото – почти непроходимые».
Что касается судьбы архитектора, то она созвучна с судьбами многих представителей интеллигенции, не покинувших свою Родину после революции и гражданской войны. С 1930 по 1941г. Виктор Александрович работает в техотделе завода «Азовсталь». Его архитектурные идеи невостребованы, т.к. у новой страны новые приоритеты – индустриализация и идеологизация, насаждение воинствующего атеизма.
В печати и на радио набирала обороты антирелигиозная пропаганда. Под угрозой оказываются храмовые сооружения Мариуполя. В июне 1935 года днем раздался взрыв на Слободке, и Виктор Александрович понял, что очередь дошла до его детища – Константино-Еленовской церкви. Он заперся у себя в кабинете в доме номер 37 по ул. Георгиевской, никого не пускал. Можно было только догадываться, в каком тайном смятении была его душа. Неужели красота теперь никому не нужна?
Из воспоминаний А.Д. Киринцева:
«Нам по 10-12 лет. Мы считаемся «городскими». Играем на слободской границе – на ул.Малая Садовая. Ниже – обрыв, далее, как на ладони панорама Слободки и сияющее синевой море. За условную границу – ни шагу. Это родительский приказ. Вниз мы не спускаемся, т.к. там идет традиционная вражда между «городскими» и «слободскими». С обрыва видно, как сходятся « стенка на стенку» и чем это заканчивается. Я рос замкнутым, любил созерцать и размышлять. Мальчики с нашей улицы моих наклонностей не разделяют и играть со мной не очень любили. Я мог часами смотреть на краснокаменный храм , который ярко выделялся на фоне прижатых друг к другу домиков, любовался его куполом и колокольней. Храм казался мне гигантом, сторожившим маленькие домики. Я следил за изменением цвета стен храма в зависимости от положения солнца. Родители, заметив у меня тягу к рисованию, записали в изостудию.
Как и все мои ровесники, я не был религиозен. Родители разговоров о религии избегали, хотя икону в доме я видел у бабушки. Кругом говорили, что Ленин был учеником Карла Маркса, который считал христианство орудием угнетения. Мне казалось, что храм построили знающие и здоровые люди в дар большому и спокойному богу, которого, как кругом говорили, нет.
Рассматривая раскинувшуюся у моих ног панораму, думалось о маленькой и грустной человеческой жизни, хотя казалась она бесконечной; хотелось говорить кому-то слова, полные обиды за всех, жгучей любви ко всему на свете.
Мои думы прерывает глухой взрыв, я зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, — храма уже нет.
Было обидно, как будто кто-то что-то вырвал из рук. «Неужели красота никому не нужна?» — вдруг подумал я. Хорошо, что остался рисунок панорамы. Спустя несколько дней родители сказали, что церковные иконы куда-то делись, кирпичи растащили «слобожане» на постройку сараев, а церковного звонаря по доносу сослали на Соловки. Позднее стало известно, что какая-то женщина нашла в груде кирпича табличку, долго хранила у себя, потом передала в городской музей.
Эта табличка и помогла восстановить историю храма».
Эдуард ВОРОБЬЕВ
