Самым ярким событием тех лет был, по рассказам бабы Жени, день окончания войны.
Не раз она рассказывала о том, каким был этот день в Оренбурге: соседи выбегали из домов, в чем были, плакали и смеялись…Обнимали незнакомых людей на улице – в этот день не было своих и чужих, все были родными.
По своей значимости этот день можно было сравнить только с парадом победы 9 мая в Москве.
Можно сказать, что семье Мултыхов повезло вдвойне: во-первых, все дожили до окончания войны и, во-вторых, им посчастливилось побывать в Москве на историческом параде.
В том году моей маме исполнилось девятнадцать лет, и она поступила в юридический институт — в отличие от тети Раи, которая пошла по стопам родителей и со временем стала прекрасной характерной актрисой. Двоюродный брат Володя попал служить во флот и дослужился до звания адмирала.
Поездка в Москву была для мамы волнующей еще и потому, что там с недавнего времени жил ее одноклассник Сева – первая и единственная любовь, его пожелтевшие фотографии сохранились в архивах нашей семьи.
Голубоглазый и белокурый сердцеед Севка был сыном очень высокопоставленного военачальника, возможно, поэтому невеста из небогатой греческой семьи показалась неперспективной его родителям.
Так или иначе, но поездка в Москву, несмотря на потрясающее впечатление от Парада Победы, имела привкус горечи.
К этому времени Елена Платоновна с бабой Женей и мамой перешли «на попечение» младшего сына — Петра Ивановича, который вместе со своим полком уезжал на Украину, восстанавливать небольшой городок Белую Церковь. Он уже был женат, а его супругу все звали просто «Муся» (сейчас ей девяносто лет и она – единственная из старшего поколения семьи, кто еще жив).
Муся была круглой сиротой и, в отличие от артистичной Тины Степановны – отличной хозяйкой и простым земным человеком. Мама с бабой Женей очень любили Марию Николаевну и ее единственного сына Виталия, который рано погиб.
Семье Мултыхов кочевая жизнь была не в диковинку, они и раньше частенько жили вместе с Петром Ивановичем в офицерских общежитиях, то есть в казармах. Во время войны там царила совершенно особая атмосфера: летчики с семьями собирались играть в лото – эта игра была тогда чрезвычайно популярной. В одну большую комнату умудрялись втиснуться все свободные от полетов офицеры, разгорались нешуточные страсти – игра была веселой и азартной.
Пели песни под гитару, ухаживали за девушками, веселились – будто бы и не было войны.
А потом – вылет на задание и никто не знал – вернется он или нет?
По длинным казарменным коридорам носились детишки на велосипедах, в одной кухне стояли у плиты десятки хозяек, но это никого не смущало…
Белая Церковь после войны была захолустным городком, к тому же частично уничтоженным немцами. Солдаты Петра Ивановича отстраивали центральную часть города — в одном из этих, поднятых из руин, домов и поселилась семья Мултыхов, рядом жили семьи других офицеров.
Мама очень не хотела уезжать в Белую Церковь: после Оренбурга это была глубокая провинция,
но Краснодарский драматический театр уже возвращался из эвакуации, а военное общежитие было временным пристанищем, поэтому выбора не было.
Окончив юридический институт с серьезной специальностью следователя, мама должна была ехать по распределению в западную Украину, куда в то время посылали всех ее однокашников.
В те годы в западной Украине было неспокойно, работники следственных органов гибли один за другим.
Правдами или неправдами, но удалось отказаться от назначения, однако она потеряла возможность работать по специальности.
Послевоенный Киев, где мама окончила институт, был неспокойным местом — возможно, разгул преступности был эхом, отголоском страшной военной действительности. Маму с подругой «раздели» на вечерней киевской улице, отобрав прекрасную лисью шубу, это была одна из банд, орудовавших в столице…
Хозяйка, у которой мама снимала угол во время учебы, уговаривала – оставайся, ты мне как родная! Это была прекрасная женщина из старой киевской интеллигенции, мама всю жизнь жалела, что не послушалась ее совета: в Киеве, несмотря на криминальную атмосферу, было много возможностей устроить личную жизнь, много профессуры, актеров, офицеров.
Но она не рискнула и вернулась в Белую Церковь, где в нескольких комнатах ютились Елена Платоновна, баба Женя и Петр Иванович с семьей. Позже туда переехала женщина, воспитавшая Мусю – Александра Андреевна с падчерицей Тасей, а Петр Иванович уехал служить в Китай.
Мама закончила еще один вуз – иностранных языков, вышла замуж за молодого офицера Женю, которого никогда не любила. И хотя он был преданным мужем, односторонней любви оказалось мало – они разошлись, после того, как Женя уехал в Германию, мама отказалась ехать вместе с ним.
Личная жизнь мамы так и не сложилась, бывший муж быстро нашел «полковую подругу», а у нее, несмотря на большой успех, так и не было серьезных увлечений.
И только через очень много лет она познакомилась с моим отцом – тоже на концерте, как в свое время баба Женя.
Незнакомый офицер сидел на нескольких рядах от нее, но с самого начала концерта повернулся спиной к сцене и, не отрываясь, смотрел на маму большими красивыми глазами.
Эти глаза с необыкновенно пушистыми ресницами произвели впечатление, но красивый муж оказался странным и неуживчивым человеком. Через год он уехал в Москву – учиться в военную академию и больше не вернулся.
А чуть позже появилась я. Жизнь потекла по новому руслу, в ней были радости и горести, много забот и потерь – старики старели, и некогда многочисленная семья уходила в прошлое.
О далекой Греции и таком же недостижимом Мариуполе никто не помышлял…
…Весной 2003 года пришло известие из Посольства Греции: меня приглашали принять участие в 7 международной встрече журналистов в Афинах.
Это было самое лучшее время года, когда природа расцветает всем своим многоцветьем: яблони, вишни и абрикосы покрылись снежно-белым нарядом, фиолетовыми гроздями распустилась сирень, белые свечи каштанов вспыхнули вдоль дорог…
В эти дни мы с дочерью были в Мариуполе. Казалось, что сам господь бог открыл нам «зеленую улицу» — я получила благословение отца Василия Мултых, друзья помогли организовать поездку, сотрудники Посольства — получить шенгенскую визу.
Но на душе все равно было тревожно: я впервые ступлю на землю своих предков!
Самолет рейса Киев — Афины должен был вылететь в 7 утра. Всю ночь над Киевом грохотала гроза, сверкали молнии, шел дождь. В четыре часа утра подъехало такси, которое должно было везти меня в Борисполь. Я ехала по умытому дождем рассветному Киеву, замирая от волнения, а чуть позже зачарованно смотрела из окна самолета на голубой простор моря и очертания греческой столицы, проступавшие внизу.
Греция поразила меня с первого взгляда – это совершенно особая страна, не похожая на другие уголки Европы, в которых мне довелось побывать. Необычно синее небо и яркое солнце, которое, вместе с тем, не было обжигающим. Изумили дома с плоскими крышами-террасами, мощеные улицы с проросшими сквозь асфальт и камни деревьями, но больше всего – люди…
Водитель такси высадил меня возле входа в отель «Титания», где я сразу же оказалась в водовороте смуглых черноволосых людей, которые громко переговаривались и жестикулировали.
Я понимала только отдельные слова, и это приводило меня в отчаянье.
Удивительно, но несколько дней спустя я была уже словно рыба в воде: вероятно на каком-то подсознательном уровне различия между мною и греками мгновенно стирались. Генетическая память – серьезная вещь, я действительно почувствовала себя гречанкой.
До сих пор мне казалось, что внешне я не имею сходства с греками – мои черты лица были скорей славянскими, хотя женщины из Посольства Греции сразу же признали меня, как свою, а Советник Посольства Роза Иеремия в том же 2003 году привезла мне из Афин книгу известной греческой певицы Иоанны. Взглянув на фотографию певицы, ставшей в зрелости писателем, я поразилась нашему необыкновенному сходству.
Я очень нежно и трепетно отношусь ко всем грекам — просто потому, что я их люблю, худощавых и просмоленных солнцем, полных и степенных, немножко хвастливых и добрых, страстных и горячих – люблю, потому что это мой народ…
Гуляя по Афинам, я случайно набрела на русскую православную церковь — «руссикоекклисию», где сразу же познакомилась с прихожанами, среди которых было много выходцев из республик бывшего СССР, встретилась с настоятелем церкви святой Троицы отцом Георгием.
Позже, когда рассказала об этом своей землячке, журналисту из Одессы, родилась идея взять земли с церковного двора, чтобы привезти в Украину.
О, греческие боги! Видели вы нас в тот момент, когда, обливаясь слезами, мы сгребали самодельной лопаткой комочки земли из-под пальм на церковном подворье?!
Было еще кое-что, поразившее меня, помимо обычных туристических впечатлений: проезжая с группой журналистов с юга на север Греции, мы остановились в небольшом городке возле Диона – археологического музея под открытым небом, где сохраняются древности времен Александра Македонского. Это было на подъезде к Салоникам.
Наша группа шла по мощеной камнем улице маленького городка. Возле каждого уютного дома на террасах под навесами сидели греческие семьи.
Я шла позади других и с присущим мне любопытством присматривалась к окружающим.
Остановилась около одного из домов и, мешая греческий и немецкий язык, рассказала грекам, что я – журналист из Украины, гречанка по происхождению.
Греческая семья оживилась, меня взволнованно спросили: как фамилия моих предков?
Я ответила: «Мултых»!
Моя группа была уже далеко впереди, и я боялась отстать, когда старая гречанка в черном платке сорвалась со стула, возбужденно крича: «Мултых, Мултых!» Она бросилась ко мне, что-то говоря по-гречески, но я уже не могла говорить – наш автобус отправлялся…
Я бросилась бегом догонять своих, упала, разбив колени о каменную мостовую и ощущая боль не столько от ушиба, сколько оттого, что никогда не узнаю – что хотела мне сказать эта женщина?
До сих пор вижу ее перед глазами.
Господи, если ты не дал мне в юности счастья ходить по этим обожженным солнцем камням, вдыхать этот соленый запах моря, молиться в этих древних церквях, дай мне в конце жизни так же сидеть на крыльце своего греческого дома — глядя на своих внуков и правнуков…
Вареник Н. В.
http://www.litsovet.ru/