Сегодня, когда в рекламных объявлениях упоминается улица Георгиевская, пишут: «бывшая 1-го Мая». На самом деле улица 1-го Мая — бывшая Георгиевская.
Впрочем, и это не совсем точно: прежде чем улица была переименована в честь праздника солидарности трудящихся всех стран, она носила имя создателя рабоче-крестьянской Красной Армии, организатора ее побед на фронтах гражданской войны Льва Давидовича Троцкого. Когда же второй по значению (после Ленина) вождь Октября впал в опалу, улица получила столь запавшее в память нынешних мариупольцев название — 1-го Мая.
Однако на этом приключения Георгиевской, которой столько же лет, сколько и городу, то есть крепко за двести, не закончились. Во время двадцатитрехмесячной немецко-фашистской оккупации довелось ей пережить еще одно переименование. Вообще-то гитлеровцы к названию мариупольских улиц особенного интереса не проявляли, их почему-то не волновал тот факт, что не только в быту, но и в печати (в «Мариупольской газете», «Эхе Приазовья») звучали названия, которые должны были, казалось, действовать на них, как красная тряпка на быка. Например, улица Карла Маркса, на которой, между прочим, находились полиция и гестапо. Или совхоз «Шлях Ильича», поселок Ворошилова. Мне рассказали, что только на Большой (то есть Екатерининской) в районе сквера, ныне самочинно (поскольку горисполком никак не примет на сей счет постановления) называемого Театральным, прибили сиротливую табличку «Гитлерштрассе». Впрочем, один старожил уверяет, что на табличке было другое слово: «Театральштрассе». Театральная, значит, улица. Однако оккупанты не очень настаивали, чтобы местные жители по-новому именовали главную магистраль Мариуполя.
Что же касается улицы Первого мая, то к ее названию гитлеровцы вообще никаких претензий не имели, так как они считали себя не только национал-, но и социалистами. Так, Первое мая 1942 года было официально отпраздновано в оккупированном Мариуполе как Праздник Труда.
И все же улица с первородным названием Георгиевская была еще раз переименована. На этот раз она стала носить имя Богдана Хмельницкого. Произошло это по инициативе и настоянию украинского общества «Просвіта», располагавшегося в несохранившемся здании (на углу Георгиевской и Артема) наискосок от нынешнего горотдела милиции). Правда, полного согласия, как мне говорили, между членами этого общества не было. Некоторые считали, что хоть Богдан Хмельницкий и великий гетман Украины, но — с другой стороны — «продал» же он ее москалям.
Как только над городом взвилось красное знамя освобождения, этой улице вернули ее довоенное название. Не потому, что большевики плохо относились к гетману, напротив, относились они к нему с большой симпатией и благодарностью за историческое решение Переяславской Рады. Но к пролетарскому празднику они относились еще лучше, поэтому даже не удовлетворились тем, что только одна улица в городе носит это имя, и в Орджоникидзевском районе появился еще целый проспект Первого мая.
Но и Богдан Хмельницкий не остался в обиде: его именем позднее назвали великолепный зеленый и тихий бульвар, экологически привилегированный, так как движение транспорта по нему изначально не планировалось.
И только в 1992 году старейшая улица Мариуполя вернула себе свое первородное историческое имя. Автор этих строк очень гордится тем, что к сему событию крепко руку приложил, и надеется, что Георгиевская останется такой отныне, присно и вовеки веков.
С самого детства, когда начинаем читать книжки с яркими картинками о путешествиях по разным странам иностранным, овладевает нами «охота к перемене мест». Удовлетворить эту благородную страсть мало кому из нас удалось: то «граница на замке», то свободно конвертируемой нет, а то уже и сил. Так что даже в портовом Мариуполе далеко не каждому удается, «из дальних странствий возвратясь», с наслаждением вдохнуть полной грудью воздух Аглофабрики, Коксохима, «Азовстали» и прочих чадящих устройств и заверить своих земляков, жалующихся на экологию, что «дым отечества нам сладок и приятен».
Но есть ведь и другой вид путешествий, не менее, пожалуй, увлекательный и интересный, чем странствие по морям-океанам и чуждым континентам. Если со знающим да еще вдобавок красноречивым человеком пройтись по родному, столь, казалось бы, знакомому городу — да что там городу — по одной лишь улице, — встанут из глубины веков ее прежние обитатели, их дела, дни, их страсти и волнения, победы и поражения, осуществленные и несбывшиеся мечты.
Неплохо бы не спеша прогуляться по Георгиевской, прошедшую через «ряд чудесных превращений», но разве в наш стремительный век так получится — не спеша? Тогда давайте хоть бегло. Но начнем свое путешествие не с того места, где эта улица начиналась, то есть с Базарной площади (площадь Освобождения), а с дома, где она в старину заканчивалась, то есть с пересечений ее с улицей Константиновской (Энгельса). Она заканчивалась домом из красного жженого кирпича, из которого в конце XIX — начале XX веков любили строить в Мариуполе.
Здесь размещалось казначейство (сейчас автошкола). Учреждение это представляется мне, прямо скажу, таинственным. Чем занимался банк на Большой (там и сейчас Укрсоцбанк), понятно. А казначейство? Я мог бы промолчать «с ученым видом знатока», но предпочитаю признать: не знаю. Обращаясь к Владимиру Ивановичу Далю: казначейская, комната для денежного сундука или для подручной казны, равно для занятий казначея. Еще: казначейство — присутственное место, заведующее приходом, хранением и расходом казны. Вот так. Казну уездную хранили не в банке, предпочитали держать у себя под охраной. Так надежней.
Напротив бывшего казначейства (Георгиевская, 80) — одноэтажный особняк. Сюда в начале века переехала из Мангуша семья Хаджиновых и привезла с собой грудного младенца, мальчика по имени Миша. Сейчас имя Михаила Ивановича Хаджинова, академика, выдающегося ученого-селекционера, создателя новых высокоурожайных сортов кукурузы, засеваемых на миллионах гектаров, можно найти и в солидных справочниках, и в школьных учебниках. Но оно появится в этих изданиях много позже, а в начале 1910-х годов Миша Хаджинов ежедневно, кроме воскресения, в один и тот же час выходил из родительского дома, наискосок, в нарушение правил движения, пересекал улицу и входил в фигурные филенчатые двери Александровской мужской гимназии.
Рядом с гимназией, уютно прилепившись к ее восточной стене, находился несохранившийся дом ее директора Г. И. Тимошевского. Григорий Иванович «попался на перо» двум выдающимся писателям России — Владимиру Короленко и Александру Серафимовичу. Оба они дали ему нелестную характеристику, но Г. И. Тимошевский оставил по себе добрую память: книгу «Мариуполь и его окрестности», изданную благодаря его энергии и настойчивости и в значительной степени им самим написанную. Вот уже второе столетие служит она городу, большую часть истории которого запечатлела, и живо в Мариуполе имя Григория Ивановича Тимошевского. Директор Александровской мужской гимназии строил свой дом из первосортного кирпича с завода Давида Александровича Хараджаева, с которым был дружен и у которого хватило ума и прозорливости дать деньги на издание «Мариуполя и его окрестностей» и тем обессмертить свое имя. Кирпич был превосходный, и дом, казалось, простоит века. Но вот — не осталось от него и камня на камне. А книга живет. Бумага оказалась долговечней.
Напротив здания бывшей гимназии (сейчас здесь индустриальный техникум ПГТУ) вы видите особняк противотуберкулезного диспансера. К его фасаду прикреплена чугунная доска с надписью: «Построено в 1962 году строительным управлением № 7 треста «Ждановжилстрой» по проекту Ждановского отделения Гипрограда». Но, как мудро учил Кузьма Прутков, если на клетке слона увидишь надпись «осел», не верь глазам своим. Потому что здание противотуберкулезного диспансера возведено было еще до революции и в нем располагалось британское консульство, одно из семи иностранных представительств, функционировавших до Октября в нашем городе.
При уходе гитлеровцев из Мариуполя в сентябре 1943 года они город подожгли. Сгорел весь центр, в том числе и бывшее британское консульство. А потом СУ-7 — через 19 лет — восстановило его, может быть, строители действовали по проекту Гипрограда, не спорю, может быть, частично перестроили здание, но не построили, как уверяет нас памятная доска.
На следующем углу, где сейчас горотдел милиции, располагалась частная женская гимназия Остославской. Валентина Епифановна относилась к сливкам мариупольского интеллигентного общества. Когда Григорий Иванович Челпанов, к тому времени уже известный профессор Московского университета, задумал жениться, он пренебрег столичными невестами, а приехал в родной Мариуполь и взял в жены сестру Остославской, Ольгу.
Гимназия Остославской смотрела окнами на дом, расположенный напротив, сейчас его адрес: ул. Артема, 29. То был дом Г. Г. Псалти. Георгий Георгиевич, золотой медалист Мариупольской Александровской гимназий, продолжил свое образование во Франции и стал ученым агрономом-садоводом. Он заслуживает того, чтобы в истории нашего города об этом добром, честном и благородном человеке была вписана отдельная глава. Сейчас же скажу только, что в его доме на Георгиевской побывали писатель Александр Серафимович, с которым он дружил в Мариуполе и позднее состоял в переписке, знаменитые на всю Россию столичные адвокаты М. П. Александров, Н. К. Муравьев и А. Ф. Сталь, которых Георгий Георгиевич пригласил для защиты рабочих на судебном процессе по делу о забастовке на заводах «Никополь» и «Провиданс» в 1899 году, известные революционеры Григорий Иванович Петровский и Петр Анисимович Моисеенко.
Примечателен и особняк, следующий за домом Псалти. Он стоит за высоким забором, несколько отодвинутый в глубь двора, как бы «вдали от шума городского». Здесь жил В. В. Лепорский, директор «Азовстали», Герой, лауреат, депутат и прочая, прочая, прочая. Он и сам писал, и о нем много писали. Однажды и грешный автор этих строк договорился с Владимиром Владимировичем об интервью. Встреча была назначена на 14 часов. Владимир Владимирович с обеденного перерыва вернулся с опозданием в одну минуту. В первую очередь извинился за опоздание. Это мне сразу понравилось. Он произвел на меня впечатление умного человека, интересного собеседника. Теперь и теплоход, доставляющий руду из Керчи на «Азовсталь», и улица в Орджоникидзевском районе носят имя В. В. Лепорского.
Следующий дом — псевдопамятник. До недавнего времени на нем красовалась мемориальная доска, извещавшая прохожих, что здесь 14/26 февраля 1896 года родился выдающийся деятель КПСС и Советского государства Андрей Александрович Жданов.
На горе Мариуполю, этот сталинский идеолог действительно родился в этом городе. Но не в этом, а в другом доме, выходившем фасадом на Александровскую площадь (теперь Театральный сквер). Во время войны этот дом исчез с лица земли. Но так как после смерти выдающегося деятеля КПСС и СССР Мариуполь лишили его исторического названия, «идя навстречу пожеланиям трудящихся», хотя на самом деле их никто об этом и не спрашивал и о своих «пожеланиях» они узнали только из газет да радиопередач, то в городе решили открыть музей А. А. Жданова. Разумеется, в доме, в котором он родился. А так как последнего в натуре не оказалось, то присмотрели на улице Первого мая приличный особняк и «назначили» его тем самым домом, в котором проживал в конце XIX века инспектор народных училищ Александр Алексеевич Жданов и где у него родился сын Андрей, восьмимесячным грудным младенцем навсегда увезенный из родного города.
В разгар горбачевской перестройки мариупольцы потребовали, чтобы их городу вернули его историческое название, а памятники А. А. Жданову снесли. Коммунистические отцы города, сопротивляясь этому, стояли насмерть. Тогда один отчаянный мариуполец, среди бела дня демонстративно сорвал с дома № 55 по улице 1 Мая упомянутую мемориальную доску и вывеску музея Жданова. Музей срочно закрыли на ремонт, а открыли… как этнографический музей. Потому что к тому времени с карты СССР исчез город Жданов и на его месте воскрес старинный Мариуполь.
Если продолжим путь вниз по Георгиевской, то при пересечении ее Греческой (в старину так называлась лишь часть улицы до банка, а далее — до железнодорожного вокзала — Марии-Магдалининской. Однако при переименовании улицы вышедшего из моды Карла Маркса нардепы решили не мелочиться и всю нарекли Греческой. Возможно, они не хотели связываться с библейской героиней, которая, прежде чем стала святой, слыла женщиной легкого поведения), на противоположной стороне мы увидим здание, в котором сейчас расположен один из корпусов Приазовского государственного технического университета. В старину размещалась тут таможня, с которой тоже связано немало интересных историй и детективных сюжетов. Но мы продолжим свой путь и остановимся у скромного дома № 37. Здесь жил Александр Серафимович, о чем гласит мемориальная доска. Автор не может удержаться от желания похвастать: это он еще в 1962 году установил, что именно в этом доме в конце 1896 — начале 1897 годов жил и работал будущий создатель «Железного потока», эпоса революции. А еще через 16 лет ему (автору этих строк) дали слово и ножницы — рассказать об Александре Серафимовиче и собственноручно разрезать ленточку на кумаче, которым была покрыта мемориальная доска. Был самый разгар застоя (1978 год), и то, что такую ответственную миссию возложили на скромного краеведа, к тому же абсолютно беспартийного, считалось большой честью.
Пока мы идем от дома писателя А. С. Серафимовича к дому архитектора В. А. Нильсена (Георгиевская, 31), я напомню об одном хорошем обычае, который, говоря словами поэта, «нам бы не худо с тобой перенять».
Бывалые люди рассказывают, что в сопредельных странах, (в Венгрии, например), сам не видел, потому как — невыездной: раньше из-за «неблагополучной» анкеты, а теперь — из-за отсутствия валюты, есть такой обычай — ставить скромненькие памятники заслуженным землякам. Не таким, которые прославились на весь мир или хотя бы на всю страну, а скромным людям, сделавшим что-то полезное, весомое и долговечное в этом городишке или селе.
Будь у нас такой добрый обычай, одним из первых кандидатов на подобный памятник стал бы человек, многие годы живший в доме, перед которым мы стоим. Может быть, и есть на свете города, которые обслуживает «водопровод, сработанный еще рабами Рима», но в Мариуполе водопровод «сработал» Виктор Александрович Нильсен. В городе, который со своего основания целый век, еще четверть века и еще чуть-чуть утолял жажду из фонтана; в городе, где весьма распространенной была профессия водовоза и ее представители с чувством своей нужности на этой грешной земле развозили на неторопливых лошадках живительную влагу, которая глухо перекатывалась в пузатых бочках с притороченными к ним позвякивающими ведрами, это нововведение В. А. Нильсена имело в истории Мариуполя поистине революционное, поворотное значение.
Нильсен был городским архитектором, гласным Мариупольской думы, заслуженно уважаемым и почитаемым человеком. Еще до 1917 Виктор Александрович выстроил себе дом на Малосадовой, а свой двухэтажный особняк на Константиновской (Энгельса, 10), отличающийся «лица необщим выраженьем» продал одному казачьему офицеру, фамилия последнего не сохранилась, так как мариупольцы упорно продолжали называть этот особняк «домом Нильсена». Уже в советское время Виктор Александрович продал свой особняк, и по сей день останавливающий взгляд прохожих неординарностью (Сейчас там детский сад. Ул. Семенишина, 49) и купил себе другой — на улице Троцкого, которую архитектор, однако, до конца жизни называл Георгиевской, и только Георгиевской.
В архитектурном отношении дом № 31 ничем не примечателен. Городской достопримечательностью его делает то, что здесь многие годы жил талантливый зодчий, чьи творения в свое время преобразили лицо Мариуполя. Но мало этого: Александр Викторович Нильсен, сын архитектора, рассказал мне, что у них во дворе, во флигеле жил Г. Г. Псалти, о котором мы говорили выше. Во время нэпа (об этом я узнал из писем Г. Г. Псалти А. С. Серафимовичу, сохранившихся в архиве писателя) добрейший Георгий Георгиевич участвовал в каком-то кооперативе и компаньоны обобрали его до нитки. Он вынужден был продать свой обширный дом, у которого мы с вами, если помните, остановились, и довольствоваться здесь одной комнатой во флигеле. Георгий Георгиевич мирно занимался немужским, казалось бы, делом: вышивал гладью и прочими способами, и достиг в этом деле высот подлинного искусства. А жена его, Алина Ивановна, рассказывает: А. В. Нильсен живо интересовался политикой, научил молодежь двора играть в шахматы, и здесь разворачивались горячие турниры и матчи.
При освобождении Мариуполя сгорел и дом № 31 по улице Георгиевской. Сохранилась одна только кирпичная коробка. Сил восстановить дом у Виктора Александровича уже не было, уцелевшую коробку он продал и вскоре переселился к дочери в Сталинабад (Душанбе), навсегда покинув город, которому отдал свой талант — лучшие годы жизни и от которого так и не услышал слова благодарности.
Кстати сказать, архитектору Нильсену и не нужно воздвигать особый памятник: он сам возвел их себе в Мариуполе, при жизни.
Достаточно лишь на старой водонапорной башне, которая украшает недавно возникший мариупольский Арбат (а ныне — Аллея вдов), установить скромную табличку, чтобы гуляющие здесь просто прохожие знали: построено это сооружение в 1910 году по проекту архитектора В. А. Нильсена, создателя водопровода в Мариуполе. И на сохранившихся, к счастью, зданиях, построенных по его проектам, тоже установить таблички с фамилией архитектора. Так что памятники Нильсену в городе стоят, не хочется только, чтобы они оставались анонимными.
И чтобы закончить рассказ о том, чем примечателен дом № 31 по улице Георгиевской, надо еще сказать, что в нем в 1941-1943 годах, во время оккупации Мариуполя гитлеровцами, жил эвакуировавшийся из Киева Вадим Николаевич Иванов, в то время уже профессор, а позднее академик. У Нильсена он остановился потому, что приходился родным племянником жене архитектора Елизавете Григорьевне. В. Н. Иванов был главой Украинской школы терапевтов, его имя вошло в энциклопедии. Но об этом выдающемся уроженце Мариуполя я рассказал в другом месте, в книге «Кальм1уська паланка» (1995).
(Окончание следует)
Лев Яруцкий.
«Мариупольская старина»