Вдоль по Георгиевской

Сегодня, когда в рекламных объявлениях упоминается улица Георгиевская, пишут: «быв­шая 1-го Мая». На самом деле улица 1-го Мая — бывшая Георгиевская.

Впрочем, и это не совсем точно: прежде чем улица была переименована в честь празд­ника солидарности трудящихся всех стран, она носила имя создателя рабоче-крестьянской Красной Армии, организатора ее побед на фронтах гражданской войны Льва Давидовича Троцкого. Когда же второй по значению (после Ленина) вождь Октября впал в опалу, улица получила столь запавшее в память нынешних мариупольцев название — 1-го Мая.

Однако на этом приключения Георгиевской, которой столько же лет, сколько и городу, то есть крепко за двести, не закончились. Во время двадцатитрехмесячной немецко-фашистской оккупации довелось ей пережить еще одно переименование. Вообще-то гитлеровцы к названию мариупольских улиц особенного интереса не проявляли, их почему-то не волно­вал тот факт, что не только в быту, но и в печати (в «Мариупольской газете», «Эхе Приазовья») звучали названия, которые должны были, казалось, действовать на них, как красная тряпка на быка. Например, улица Карла Маркса, на которой, между прочим, находились полиция и гестапо. Или совхоз «Шлях Ильича», поселок Ворошилова. Мне рассказали, что только на Большой (то есть Екатерининской) в районе сквера, ныне самочинно (поскольку гориспол­ком никак не примет на сей счет постановления) называемого Театральным, прибили сирот­ливую табличку «Гитлерштрассе». Впрочем, один старожил уверяет, что на табличке было другое слово: «Театральштрассе». Театральная, значит, улица. Однако оккупанты не очень на­стаивали, чтобы местные жители по-новому именовали главную магистраль Мариуполя.

Что же касается улицы Первого мая, то к ее названию гитлеровцы вообще никаких пре­тензий не имели, так как они считали себя не только национал-, но и социалистами. Так, Первое мая 1942 года было официально отпраздновано в оккупированном Мариуполе как Праздник Труда.

И все же улица с первородным названием Георгиевская была еще раз переименована. На этот раз она стала носить имя Богдана Хмельницкого. Произошло это по инициативе и настоянию украинского общества «Просвіта», располагавшегося в несохранившемся здании (на углу Георгиевской и Артема) наискосок от нынешнего горотдела милиции). Правда, пол­ного согласия, как мне говорили, между членами этого общества не было. Некоторые счита­ли, что хоть Богдан Хмельницкий и великий гетман Украины, но — с другой стороны — «продал» же он ее москалям.

Как только над городом взвилось красное знамя освобождения, этой улице вернули ее довоенное название. Не потому, что большевики плохо относились к гетману, напротив, от­носились они к нему с большой симпатией и благодарностью за историческое решение Пе­реяславской Рады. Но к пролетарскому празднику они относились еще лучше, поэтому даже не удовлетворились тем, что только одна улица в городе носит это имя, и в Орджоникидзевском районе появился еще целый проспект Первого мая.

Но и Богдан Хмельницкий не остался в обиде: его именем позднее назвали великолеп­ный зеленый и тихий бульвар, экологически привилегированный, так как движение транс­порта по нему изначально не планировалось.

И только в 1992 году старейшая улица Мариуполя вернула себе свое первородное исто­рическое имя. Автор этих строк очень гордится тем, что к сему событию крепко руку прило­жил, и надеется, что Георгиевская останется такой отныне, присно и вовеки веков.

С самого детства, когда начинаем читать книжки с яркими картинками о путешествиях по разным странам иностранным, овладевает нами «охота к перемене мест». Удовлетворить эту благородную страсть мало кому из нас удалось: то «граница на замке», то свободно кон­вертируемой нет, а то уже и сил. Так что даже в портовом Мариуполе далеко не каждому удается, «из дальних странствий возвратясь», с наслаждением вдохнуть полной грудью воз­дух Аглофабрики, Коксохима, «Азовстали» и прочих чадящих устройств и заверить своих зем­ляков, жалующихся на экологию, что «дым отечества нам сладок и приятен».

Но есть ведь и другой вид путешествий, не менее, пожалуй, увлекательный и интерес­ный, чем странствие по морям-океанам и чуждым континентам. Если со знающим да еще вдобавок красноречивым человеком пройтись по родному, столь, казалось бы, знакомому городу — да что там городу — по одной лишь улице, — встанут из глубины веков ее прежние обитатели, их дела, дни, их страсти и волнения, победы и поражения, осуществленные и несбывшиеся мечты.

Неплохо бы не спеша прогуляться по Георгиевской, прошедшую через «ряд чудесных превращений», но разве в наш стремительный век так получится — не спеша? Тогда давайте хоть бегло. Но начнем свое путешествие не с того места, где эта улица начиналась, то есть с Базарной площади (площадь Освобождения), а с дома, где она в старину заканчивалась, то есть с пересечений ее с улицей Константиновской (Энгельса). Она заканчивалась домом из красного жженого кирпича, из которого в конце XIX — начале XX веков любили строить в Мариуполе.

Здесь размещалось казначейство (сейчас автошкола). Учреждение это представляется мне, прямо скажу, таинственным. Чем занимался банк на Большой (там и сейчас Укрсоцбанк), понятно. А казначейство? Я мог бы промолчать «с ученым видом знатока», но предпо­читаю признать: не знаю. Обращаясь к Владимиру Ивановичу Далю: казначейская, комната для денежного сундука или для подручной казны, равно для занятий казначея. Еще: казна­чейство — присутственное место, заведующее приходом, хранением и расходом казны. Вот так. Казну уездную хранили не в банке, предпочитали держать у себя под охраной. Так на­дежней.

Напротив бывшего казначейства (Георгиевская, 80) — одноэтажный особняк. Сюда в начале века переехала из Мангуша семья Хаджиновых и привезла с собой грудного младен­ца, мальчика по имени Миша. Сейчас имя Михаила Ивановича Хаджинова, академика, вы­дающегося ученого-селекционера, создателя новых высокоурожайных сортов кукурузы, за­севаемых на миллионах гектаров, можно найти и в солидных справочниках, и в школьных учебниках. Но оно появится в этих изданиях много позже, а в начале 1910-х годов Миша Хаджинов ежедневно, кроме воскресения, в один и тот же час выходил из родительского дома, наискосок, в нарушение правил движения, пересекал улицу и входил в фигурные фи­ленчатые двери Александровской мужской гимназии.

Рядом с гимназией, уютно прилепившись к ее восточной стене, находился несохранившийся дом ее директора Г. И. Тимошевского. Григорий Иванович «попался на перо» двум выдающимся писателям России — Владимиру Короленко и Александру Серафимовичу. Оба они дали ему нелестную характеристику, но Г. И. Тимошевский оставил по себе добрую па­мять: книгу «Мариуполь и его окрестности», изданную благодаря его энергии и настойчиво­сти и в значительной степени им самим написанную. Вот уже второе столетие служит она городу, большую часть истории которого запечатлела, и живо в Мариуполе имя Григория Ивановича Тимошевского. Директор Александровской мужской гимназии строил свой дом из первосортного кирпича с завода Давида Александровича Хараджаева, с которым был дру­жен и у которого хватило ума и прозорливости дать деньги на издание «Мариуполя и его окрестностей» и тем обессмертить свое имя. Кирпич был превосходный, и дом, казалось, простоит века. Но вот — не осталось от него и камня на камне. А книга живет. Бумага оказа­лась долговечней.

Напротив здания бывшей гимназии (сейчас здесь индустриальный техникум ПГТУ) вы видите особняк противотуберкулезного диспансера. К его фасаду прикреплена чугунная доска с надписью: «Построено в 1962 году строительным управлением № 7 треста «Ждановжилстрой» по проекту Ждановского отделения Гипрограда». Но, как мудро учил Кузьма Прутков, если на клетке слона увидишь надпись «осел», не верь глазам своим. Потому что здание про­тивотуберкулезного диспансера возведено было еще до революции и в нем располагалось британское консульство, одно из семи иностранных представительств, функционировавших до Октября в нашем городе.

При уходе гитлеровцев из Мариуполя в сентябре 1943 года они город подожгли. Сгорел весь центр, в том числе и бывшее британское консульство. А потом СУ-7 — через 19 лет — восстановило его, может быть, строители действовали по проекту Гипрограда, не спорю, может быть, частично перестроили здание, но не построили, как уверяет нас памятная дос­ка.

На следующем углу, где сейчас горотдел милиции, располагалась частная женская гим­назия Остославской. Валентина Епифановна относилась к сливкам мариупольского интел­лигентного общества. Когда Григорий Иванович Челпанов, к тому времени уже известный профессор Московского университета, задумал жениться, он пренебрег столичными невес­тами, а приехал в родной Мариуполь и взял в жены сестру Остославской, Ольгу.

Гимназия Остославской смотрела окнами на дом, расположенный напротив, сейчас его адрес: ул. Артема, 29. То был дом Г. Г. Псалти. Георгий Георгиевич, золотой медалист Мари­упольской Александровской гимназий, продолжил свое образование во Франции и стал уче­ным агрономом-садоводом. Он заслуживает того, чтобы в истории нашего города об этом добром, честном и благородном человеке была вписана отдельная глава. Сейчас же скажу только, что в его доме на Георгиевской побывали писатель Александр Серафимович, с кото­рым он дружил в Мариуполе и позднее состоял в переписке, знаменитые на всю Россию столичные адвокаты М. П. Александров, Н. К. Муравьев и А. Ф. Сталь, которых Георгий Георгиевич пригласил для защиты рабочих на судебном процессе по делу о забастовке на заводах «Никополь» и «Провиданс» в 1899 году, известные революционеры Григорий Ивано­вич Петровский и Петр Анисимович Моисеенко.

Примечателен и особняк, следующий за домом Псалти. Он стоит за высоким забором, несколько отодвинутый в глубь двора, как бы «вдали от шума городского». Здесь жил В. В. Лепорский, директор «Азовстали», Герой, лауреат, депутат и прочая, прочая, прочая. Он и сам писал, и о нем много писали. Однажды и грешный автор этих строк договорился с Вла­димиром Владимировичем об интервью. Встреча была назначена на 14 часов. Владимир Владимирович с обеденного перерыва вернулся с опозданием в одну минуту. В первую оче­редь извинился за опоздание. Это мне сразу понравилось. Он произвел на меня впечатле­ние умного человека, интересного собеседника. Теперь и теплоход, доставляющий руду из Керчи на «Азовсталь», и улица в Орджоникидзевском районе носят имя В. В. Лепорского.

Следующий дом — псевдопамятник. До недавнего времени на нем красовалась мемо­риальная доска, извещавшая прохожих, что здесь 14/26 февраля 1896 года родился выдаю­щийся деятель КПСС и Советского государства Андрей Александрович Жданов.

На горе Мариуполю, этот сталинский идеолог действительно родился в этом городе. Но не в этом, а в другом доме, выходившем фасадом на Александровскую площадь (теперь Теат­ральный сквер). Во время войны этот дом исчез с лица земли. Но так как после смерти выда­ющегося деятеля КПСС и СССР Мариуполь лишили его исторического названия, «идя на­встречу пожеланиям трудящихся», хотя на самом деле их никто об этом и не спрашивал и о своих «пожеланиях» они узнали только из газет да радиопередач, то в городе решили открыть музей А. А. Жданова. Разумеется, в доме, в котором он родился. А так как последнего в натуре не оказалось, то присмотрели на улице Первого мая приличный особняк и «назначи­ли» его тем самым домом, в котором проживал в конце XIX века инспектор народных учи­лищ Александр Алексеевич Жданов и где у него родился сын Андрей, восьмимесячным груд­ным младенцем навсегда увезенный из родного города.

В разгар горбачевской перестройки мариупольцы потребовали, чтобы их городу верну­ли его историческое название, а памятники А. А. Жданову снесли. Коммунистические отцы города, сопротивляясь этому, стояли насмерть. Тогда один отчаянный мариуполец, среди бела дня демонстративно сорвал с дома № 55 по улице 1 Мая упомянутую мемориальную доску и вывеску музея Жданова. Музей срочно закрыли на ремонт, а открыли… как этногра­фический музей. Потому что к тому времени с карты СССР исчез город Жданов и на его месте воскрес старинный Мариуполь.

Если продолжим путь вниз по Георгиевской, то при пересечении ее Греческой (в стари­ну так называлась лишь часть улицы до банка, а далее — до железнодорожного вокзала — Марии-Магдалининской. Однако при переименовании улицы вышедшего из моды Карла Маркса нардепы решили не мелочиться и всю нарекли Греческой. Возможно, они не хотели связываться с библейской героиней, которая, прежде чем стала святой, слыла женщиной легкого поведения), на противоположной стороне мы увидим здание, в котором сейчас рас­положен один из корпусов Приазовского государственного технического университета. В старину размещалась тут таможня, с которой тоже связано немало интересных историй и детективных сюжетов. Но мы продолжим свой путь и остановимся у скромного дома № 37. Здесь жил Александр Серафимович, о чем гласит мемориальная доска. Автор не может удер­жаться от желания похвастать: это он еще в 1962 году установил, что именно в этом доме в конце 1896 — начале 1897 годов жил и работал будущий создатель «Железного потока», эпоса революции. А еще через 16 лет ему (автору этих строк) дали слово и ножницы — рассказать об Александре Серафимовиче и собственноручно разрезать ленточку на кумаче, которым была покрыта мемориальная доска. Был самый разгар застоя (1978 год), и то, что такую от­ветственную миссию возложили на скромного краеведа, к тому же абсолютно беспартийно­го, считалось большой честью.

Пока мы идем от дома писателя А. С. Серафимовича к дому архитектора В. А. Нильсена (Георгиевская, 31), я напомню об одном хорошем обычае, который, говоря словами поэта, «нам бы не худо с тобой перенять».

Бывалые люди рассказывают, что в сопредельных странах, (в Венгрии, например), сам не видел, потому как — невыездной: раньше из-за «неблагополучной» анкеты, а теперь — из-за отсутствия валюты, есть такой обычай — ставить скромненькие памятники заслуженным землякам. Не таким, которые прославились на весь мир или хотя бы на всю страну, а скром­ным людям, сделавшим что-то полезное, весомое и долговечное в этом городишке или селе.

Будь у нас такой добрый обычай, одним из первых кандидатов на подобный памятник стал бы человек, многие годы живший в доме, перед которым мы стоим. Может быть, и есть на свете города, которые обслуживает «водопровод, сработанный еще рабами Рима», но в Мариуполе водопровод «сработал» Виктор Александрович Нильсен. В городе, который со своего основания целый век, еще четверть века и еще чуть-чуть утолял жажду из фонтана; в городе, где весьма распространенной была профессия водовоза и ее представители с чув­ством своей нужности на этой грешной земле развозили на неторопливых лошадках живи­тельную влагу, которая глухо перекатывалась в пузатых бочках с притороченными к ним по­звякивающими ведрами, это нововведение В. А. Нильсена имело в истории Мариуполя по­истине революционное, поворотное значение.

Нильсен был городским архитектором, гласным Мариупольской думы, заслуженно ува­жаемым и почитаемым человеком. Еще до 1917 Виктор Александрович выстроил себе дом на Малосадовой, а свой двухэтажный особняк на Константиновской (Энгельса, 10), отлича­ющийся «лица необщим выраженьем» продал одному казачьему офицеру, фамилия последне­го не сохранилась, так как мариупольцы упорно продолжали называть этот особняк «домом Нильсена». Уже в советское время Виктор Александрович продал свой особняк, и по сей день останавливающий взгляд прохожих неординарностью (Сейчас там детский сад. Ул. Семенишина, 49) и купил себе другой — на улице Троцкого, которую архитектор, однако, до конца жизни называл Георгиевской, и только Георгиевской.

В архитектурном отношении дом № 31 ничем не примечателен. Городской достоприме­чательностью его делает то, что здесь многие годы жил талантливый зодчий, чьи творения в свое время преобразили лицо Мариуполя. Но мало этого: Александр Викторович Нильсен, сын архитектора, рассказал мне, что у них во дворе, во флигеле жил Г. Г. Псалти, о котором мы говорили выше. Во время нэпа (об этом я узнал из писем Г. Г. Псалти А. С. Серафимови­чу, сохранившихся в архиве писателя) добрейший Георгий Георгиевич участвовал в каком-то кооперативе и компаньоны обобрали его до нитки. Он вынужден был продать свой обшир­ный дом, у которого мы с вами, если помните, остановились, и довольствоваться здесь од­ной комнатой во флигеле. Георгий Георгиевич мирно занимался немужским, казалось бы, делом: вышивал гладью и прочими способами, и достиг в этом деле высот подлинного ис­кусства. А жена его, Алина Ивановна, рассказывает: А. В. Нильсен живо интересовался по­литикой, научил молодежь двора играть в шахматы, и здесь разворачивались горячие турни­ры и матчи.

При освобождении Мариуполя сгорел и дом № 31 по улице Георгиевской. Сохранилась одна только кирпичная коробка. Сил восстановить дом у Виктора Александровича уже не было, уцелевшую коробку он продал и вскоре переселился к дочери в Сталинабад (Душанбе), навсегда покинув город, которому отдал свой талант — лучшие годы жизни и от которого так и не услышал слова благодарности.

Кстати сказать, архитектору Нильсену и не нужно воздвигать особый памятник: он сам возвел их себе в Мариуполе, при жизни.

Достаточно лишь на старой водонапорной башне, которая украшает недавно возникший мариупольский Арбат (а ныне — Аллея вдов), установить скромную табличку, чтобы гуляю­щие здесь просто прохожие знали: построено это сооружение в 1910 году по проекту архи­тектора В. А. Нильсена, создателя водопровода в Мариуполе. И на сохранившихся, к счас­тью, зданиях, построенных по его проектам, тоже установить таблички с фамилией архитек­тора. Так что памятники Нильсену в городе стоят, не хочется только, чтобы они оставались анонимными.

И чтобы закончить рассказ о том, чем примечателен дом № 31 по улице Георгиевской, надо еще сказать, что в нем в 1941-1943 годах, во время оккупации Мариуполя гитлеровца­ми, жил эвакуировавшийся из Киева Вадим Николаевич Иванов, в то время уже профессор, а позднее академик. У Нильсена он остановился потому, что приходился родным племянни­ком жене архитектора Елизавете Григорьевне. В. Н. Иванов был главой Украинской школы терапевтов, его имя вошло в энциклопедии. Но об этом выдающемся уроженце Мариуполя я рассказал в другом месте, в книге «Кальм1уська паланка» (1995).

(Окончание следует)

Лев Яруцкий.

«Мариупольская старина»