Продолжим свое путешествие и пересечем улицу Харлампиевскую (Советскую). Торцом на Георгиевскую выходит здание гостиницы «Спартак». Долгое время она считалась (может, и сегодня считается) самой престижной гостиницей города, и не было ни одного мало-мальски знаменитого гостя Мариуполя, который не остановился бы именно здесь. Но знаменитей всех жильцов «Спартака» был, несомненно, экстрасенс и психотерапевт Анатолий Михайлович Кашпировский. Его приезд взбудоражил город самим фактом появления в Мариуполе, человека, который с телеэкрана усыплял одновременно весь необъятный Советский Союз.
Поначалу возник скандал, причину которого уже мало кто из мариупольцев может толком объяснить. То ли билетов продали больше, чем могло вместить самое обширное помещение города, то ли билеты, перепродавали по баснословно высоким ценам, недоступным широким трудовым массам, — что-то в этом роде. Запомнилось, правда, клятвенное заверение маэстро, что он еще раз приедет в город и тогда уж выступит совершенно бесплатно. Если справедливо наблюдение, что обещанного ждут три года, то это значит, что усыпатель миллионов — клятвопреступник. Если же обещание было рассчитано не на три, а на тридцать три года, то время у Анатолия Михайловича, дай ему Бог здоровья, еще есть.
Однако не эти в общем-то заурядные подробности ввели старомодный номер «Спартака» в анналы истории.
Сначала пронесся робкий слушок, что маэстро в своем номере не совсем по-джентельменски поступил с одной почитательницей его таланта и ошеломительной славы. Слух ширился и крепчал не по дням, а по часам. «Приазовский рабочий», до этого внимательно освещавший каждый шаг знаменитости, хранил глубокое молчание. Зато «Комсомольская правда» на весь Союз возвестила: против Кашпировского возбуждено уголовное дело об изнасиловании.
Мариупольцы недоумевали. Свое мнение они единодушно, как будто всем выдали одинаковый текст, выражали словами старой, но не устаревшей песенки: «Ах, зачем такая страсть, и зачем красотку красть, когда можно ее и так уговорить?» Тем более такому красавцу, который умел уговорить десятки миллионов, а поклонницы вешались ему на шею прямо на представлениях перед объективами телекамер.
Мариуполь (тогда он еще назывался Ждановом) судачил, как губернский город N, когда выяснилось, что Чичиков торгует мертвыми душами.
Как ни странно, но осуждали не знаменитость, а его, если можно так выразиться, избранницу: чего раскудахталась-то? И еще более странно, что у избранницы появились даже завистницы, и — неисповедимы пути Господни! — даже в немалом количестве. А любимца публики все больше горожан, преимущественно мужеского пола, брало под защиту: «Молодец! Наш человек!».
Наиболее трезво мыслящие резонно рассуждали: все это козни злобных конкурентов.
А местные остряки предлагали установить у входа в гостиницу «Спартак» мемориальную доску с надписью: «Здесь, жил и занимался своими делами знаменитый Анатолий Кашпировский». А номер, в котором он этими делами занимался, сдавать только за СКВ. Но остряков никто всерьез не принимал.
Между тем маэстро гастролировал по США, заколачивал бешеные деньги в тех самых СКВ и делал щедрые подарки своим тогдашним соотечественникам. К следователю, по сообщению газет, он так и не явился, а вскоре такая необходимость и вовсе отпала: дело закрыли за отсутствием состава преступления. Однако для некоторых мариупольцев оно и по сей день остается открытым, и они еще до сих пор продолжают мучиться почти гамлетовским вопросом: «Было или не было?»
Самое обидное: это мелкое происшествие сделало наш город более известным, чем титанический труд его металлургических гигантов, крупнейшего морского порта и огромного «Тяжмаша» (так тогда назывался «Азовмаш»). Находишься, бывало, вдали от родных осин (тополей, акаций, уж не знаю, как лучше сказать) и слышишь то и дело: «Мариуполь — это что? «Тот город, где Кашпировский…?».
Пойдем дальше. Посмотрите, пожалуйста, направо. Видите на противоположной стороне несколько мрачноватое здание со старинными пушками и древними скифскими бабами вдоль фасада? Это наш краеведческий музей. 1920 года рождения. Здание строилось незадолго до революции как Дом инвалидов.
Этот дом не может, как соседка-гостиница, похвастать пикантными историями, одну из которых мы только что выслушали. Здесь — жилище Истории с большой буквы. Десятки и сотни тысяч экспонатов, наглядно повествующих об истории города и края… Библиотека ценнейших изданий, оставленных нам предшественниками: бесценные комплекты за многие года «Русского архива», «Русской старины», «Киевской старины», старинные справочники, редчайшие книги, каких не во всякой столичной фундаментальной библиотеке найдешь, подшивки местных газет за многие годы. А что мы оставим своим потомкам, если цены на книги все растут, а ассигнования на их приобретение все урезаются и тают от невероятной инфляции?
Рядом с краеведческим музеем, обратите внимание, развалины хоральной синагоги. Когда-то, совсем, кажется, недавно, это было одно из старейших сохранившихся зданий города. Год его рождения — 1882-й. Старше него (из сохранившихся), как мы уже говорили, было только здание духовного училища на Митрополитской, построенное в 1880 году. Последнему повезло: оно хоть и сгорело на наших глазах, но его восстановили. Бывшая же синагога долго служила сначала медицинскому училищу, а потом — заочной школе. Как эти новые хозяева, получившие дармовое помещение, довели до того, что оно на наших глазах превратилось в развалины, — уму непостижимо. И не в тридцатые годы, когда от динамита воинствующих безбожников взлетели в воздух культовые здания (так в официальных отчетах называли дивной красоты храмы), и не в сороковые-роковые, когда на город падали бомбы и на его улицах хозяйничали гитлеровцы, а в тихие застойные годы, когда мы мирно проедали и пропивали свою страну, нимало не заботясь о внуках и правнуках, о том, какое наследство мы оставим.
О хоральной синагоге» втором в истории города еврейском молитвенном доме, в книге «Мариуполь и его окрестности» сказано: «Одним из выдающихся инициаторов его открытия был покойный И. И. Авербах». Речь идет об отце выдающегося ученого-офтальмолога, академика Михаила Иосифовича Авербаха, одного из создателей и первого директора Института имени Геймгольца, врача В. И. Ленина. В Москве нашему знаменитому земляку установлен памятник, а в бывшем Советском Союзе Академии наук СССР за достижения в области офтальмологии ежегодно присуждали престижную премию имени М. И. Авербаха.
Я уже упомянул, что одно время в здании бывшей Хоральной синагоги размещалось медицинское училище. Как-то его коллектив (партийная, комсомольская, профсоюзная организации, как принято было в то время) обратился к городским властям с ходатайством присвоить училищу имя прославленного земляка-академика М. И. Авербаха. Ясно, как день: осуществись эта здравая идея, это составило бы честь не столько ученому с международным именем, сколько провинциальному медицинскому училищу. Случилось, однако, невероятное: вскоре училище отозвало обратно свое ходатайство о присвоении ему имени М. И. Авербаха.
Почему? Я расспрашивал людей, связанных с этой дикой историей, поистине достойной быть запечатленной на, так сказать, скрижалях. В ответ — пожимание плечами, выразительное разведение передних конечностей и ни одного членораздельного слова. Впрочем, строить мучительные догадки тут не приходится. В «белом доме» (сейчас там располагается музыкальное училище, а в те приснопамятные годы — горком партии. Какой партии -— известно, она тогда была у нас одной-единственной), без которого подобные дела в то время не решались, не понравилось, видимо, звучание фамилии «претендента». Не помогло даже то, что почтенный академик лечил самого создателя коммунистической партии и первого в мире социалистического государства Владимира Ильича Ленина и его супругу Надежду Константиновну Крупскую. Впрочем, последних обстоятельств там могли и не знать: большие эрудиты в «белом доме», как правило, не водились. Но неосмотрительному руководству медучилища, не исключаю, сделали выволочку: прежде чем представлять кого-то куда-то, надо внимательно посмотреть пятую графу. Тем более, что национальность Михаила Иосифовича Авербаха можно было безошибочно определить, и не заглядывая в анкету.
На этом можно было бы закончить экскурсию по Георгиевской, старинной улице Мариуполя, но я слышу голоса знатоков:
— А аптечный склад? Разве вы не заметили по пути оригинальный особняк? Почему вы о нем ничего не сказали?
Заметил, конечно, как не заметить. Бывший владелец дома на Георгиевской, 58 — Василий Иванович Гиацинтов.
Это особняк довоенной постройки. Только я имею в виду не вторую, а первую мировую войну. Строили его в 10-х годах XX века в господствовавшем тогда стиле модерн. Последнее обстоятельство заставляет усомниться в том, что его проект принадлежит Нильсену, хотя в то время Виктор Александрович еще был городским архитектором и пребывал, что называется, в расцвете сил и таланта. Достаточно сравнить аптечный склад с другими жилыми домами, возведенными по проектам В. А. Нильсена — упомянутыми детским садом на Семенишина и «домом Гугеля» на Энгельса, чтобы убедиться: творческие почерки столь разительно не похожи друг на друга, что не могут принадлежать одной и той же руке.
Этот дом был выстроен Гозадиновыми в качестве приданого, когда Василий Иванович решил сочетаться браком с одной из правнучек митрополита Игнатия. Сам Игнатий женат не был, а мариупольские Гозадиновы — потомки родного брата митрополита — Антона Гозадино. Он, как и его брат, родился на небольшом острове Фермия греческого архипелага. Они считали себя аристократами и таковыми были: вели свое происхождение от «древне — благородного» рода, в жилах которого текла также кровь древних римлян (или их потомков), откуда и взялось итальянское звучание фамилии — Гозадино. Племянник митрополита Иван Антонович, поступив на русскую службу, получил вместе с чином поручика суффикс «ов» в добавление к своей фамилии и стал Гозадиновым, как и все потомки брата митрополита. Иван Антонович Гозадинов был героем переселения греков из Крыма в Приазовье, о чем имел подтверждающий этот факт документ за собственноручной подписью самого Александра Васильевича Суворова. Выйдя из Крыма, он перешел в подчинение азовскому губернатору Василию Алексеевичу Черткову, которому тоже служил преданно и верно. Однако, в основанном на берегу Азовского моря городе Иван Антонович что-то не поладил с мариупольцами и уехал обратно Крым, где жил в благоприобретенном имении. И получилось так, что он, выведший из ханства греков-христиан, оставил их обживать Дикое поле, а сам вернулся на благословенный полуостров. И сын его, Игнатий Иванович, потом дважды — в 1820 и 1849-м приезжал в Мариуполь поклониться праху своего двоюродного дедушки, о чем рассказывает в своих опубликованных мемуарах.
Однако другой мемуарист — А. М. Фадеев — рассказывает, что в 1825 году генерал Иван Никитич Инзов (тот самый, который так по-доброму относился к опальному Пушкину, сосланному под его руку, и с душевной широтой отпустивший Александра Сергеевича в путешествие на Кавказ и в Крым, во время которого поэт и побывал в нашем городе) по дороге в Таганрог на какое-то время остановился в имении Гозадиновых близ Мариуполя. Не могу сказать, кто именно, но какие-то Гозадиновы разделили судьбу своих соплеменников и обосновались-таки в Приазовье, жили они и в самом городе, о чем упоминается в книге «Мариуполь и его окрестности». В 1910 году статский советник Александр Игнатьевич Гозадинов жил на Георгиевской в собственном доме.
Вряд ли XX век Гозадиновы встретили как первые богачи Мариуполя, но что относились они не к разряду бедняков — это, вне всякого сомнения. Об этом свидетельствует хотя бы особняк на Георгиевской, выстроенный для невесты В. И. Гиацинтова в качестве одного из компонентов ее приданого.
Екатерине Гозадиновой, избраннице Василия Ивановича, принадлежит публикация в авторитетнейшем «Русском архиве» «Истории одной рукописи», имеющей серьезное значение для тех, кто пишет и изучает «биографию» нашего города и края. В этой работе содержатся уже упоминавшиеся воспоминания Игнатия Ивановича Гозадинова и комментарий его внучки Екатерины, которая и вышла, по моим расчетам, за Василия Ивановича Гиацинтова.
В 1910 году Василий Иванович еще проживал в квартире при реальном училище. Значит, особняк на Георгиевской возвели позднее, но всего лишь несколькими годами. Потому что после революции 1917 года такое, понятно, стало не под силу Гозадиновым.
А вот что рассказывает Зоя Петровна Россиневич. Во дворе дома Гиацинтова («аптечного склада») она живет с 1934 года. Отец ее был крупным врачом, владел пятью языками. До сих пор сохранились письма из Парижа, из Праги с просьбой опробовать то или иное лекарство и дать заключение. Вот какие люди жили когда-то в Мариуполе, а кто сегодня об этом знает?
— За особняком, — рассказывает Зоя Петровна, — был роскошный сад. Оттуда дом был еще красивей, чем с улицы. То, что вы видите сегодня, — остатки, как говорится, былой роскоши. Особняк начали грабить в гражданскую войну, не очень-то берегли и потом (здесь размещалась санстанция), а довершили немцы во время оккупации. Здесь были редкой красоты, музейные, можно сказать, наборные паркеты, изумительные лепные украшения. Произведением искусства были резные дубовые двери, окна закрывались медными ставнями. Их-то немцы и украли в первую очередь и вдобавок при отступлении сожгли дом. Здание сгорело, а двери каким-то чудом уцелели. Потом они куда-то исчезли и — по сей день.
Дом самого Гозадинова Александра Игнатьевича, рассказывает Зоя Петровна, сгорел. Находился он на Георгиевской — угол Артема. А «аптечный склад» Гозадинов строил для дочери, которая в то время служила (тогда не говорили «работала») в реальном училище Гиацинтова классной дамой. Она вышла замуж за своего директора. По рассказам, жили они дружно, но детей у них не было. То были очень гостеприимные, хлебосольные люди, помогали молодежи, подкармливали студентов.
— Куда делись Гиацитовы после революции? — спрашиваю Зою Петровну.
— Уехали в Петроград. О Василии Ивановиче ничего не известно, а его жена, свободно владевшая европейскими языками, устроилась переводчицей, благополучно пережила «кировский набор» (так Солженицын называет чистку в Ленинграде после убийства Кирова) и ленинградскую блокаду.
В 1956 году какая-то неместного вида пожилая женщина долго бродила вокруг особняка, где уже располагался аптечный склад. На расспросы отвечала неохотно, но все же выяснилось, что когда-то этот дом принадлежал ей. Соседи побежали к заведующему сказать, что во дворе внучка Игнатия Гозадинова (Значит, я правильно высчитал, что Гиацинтов женился на праправнучатой племяннице митрополита. — Л. Я.), и она хотела осмотреть дом изнутри. У заведующего были какие-то срочные дела, и он не сразу собрался, а когда вышел, пожилой женщины во дворе уже не было. Больше в городе никто не видел дореволюционную владелицу этого особняка и ничего не узнал о ее дальнейшей судьбе.
Добавление 1997 года
Здание, которое занимал аптечный склад, было на балансе какого-то областного учреждения. Среди мариупольцев возникла мысль о том, что этот оригинальной архитектуры особняк хорошо бы занять под художественный музей имени А. И. Куинджи. Кто первый сказал «э», я не знаю, но главный редактор газеты «Приазовский рабочий» и депутат облсовета Вера Николаевна Черемных развернула кампанию по возвращению Мариуполю дома Гиацинтова. Ее поддержал мэр и депутат Верховной Рады Украины Михаил Александрович Поживанов. И своего они добились. Дом возращен городу, аптечный склад получил другое помещение, а в особняке Гиацинтова после капитального ремонта будет открыт художественный музей.
Не без тщеславия скажу, что к этому делу непроизвольно приложил руку и я. 16 ноября 1996 года «Приазовский рабочий» напечатал мою статью «Несостоявшийся музей». В ней рассказывалось о том, что накануне первой мировой войны художники Москвы и Петербурга предложили Мариуполю ценные полотна, в том числе и работы Куинджи, с тем, чтобы на родине автора «Ночи на Днепре» открыли художественный музей его имени. При этом москвичи и петербуржцы ставили временное условие: город должен выстроить соответствующее такому музею здание. К сожалению, писал я, это условие не сумели выполнить ни городская управа, ни его преемник — горисполком. Директор краеведческого музея Ольга Михайловна Чаплинская сказала мне при встрече, что в разгар борьбы за дом Гиацинтова я со своей статьей «попал в жилу» и по-своему способствовал решению вопроса.
Примечание 2000 года
Дом Гиацинтова начали реконструировать, но потом работы в нем замерли: нет денег. Так и застыла эта стройка с неопределенным будущим.
Лев Яруцкий.
«Мариупольская старина»
Послесловие
И все-таки!
29 октября 2010 г. в Мариуполе открыл свои двери художественный музей им. А. Куинджи по адресу ул. Георгиевская, 58.
Художественный музей стал филиалом Мариупольского краеведческого музея и вошел в его структуру вместе с Музеем народного быта и Музеем греков Приазовья в поселке Сартана.
Огромное спасибо господину Л.Яруцкому за его благородный труд
Огромное спасибо! Прочитала с удовольствием/ Жаль, что у нас в городе пока еще не научились ценить историю города и людей, проживавших в нем/
Прочитав, статью, у меня родился один вопрос. О каких СКИФСКИХ бабах идет речь возле городского музея? Насколько мне, историку, не изменяет память, они половецкие…