Вдоль по Георгиевской — 2

Продолжим свое путешествие и пересечем улицу Харлампиевскую (Советскую). Тор­цом на Георгиевскую выходит здание гостиницы «Спартак». Долгое время она считалась (может, и сегодня считается) самой престижной гостиницей города, и не было ни одного мало-мальски знаменитого гостя Мариуполя, который не остановился бы именно здесь. Но знаменитей всех жильцов «Спартака» был, несомненно, экстрасенс и психотерапевт Анато­лий Михайлович Кашпировский. Его приезд взбудоражил город самим фактом появления в Мариуполе, человека, который с телеэкрана усыплял одновременно весь необъятный Со­ветский Союз.

Поначалу возник скандал, причину которого уже мало кто из мариупольцев может тол­ком объяснить. То ли билетов продали больше, чем могло вместить самое обширное помеще­ние города, то ли билеты, перепродавали по баснословно высоким ценам, недоступным широким трудовым массам, — что-то в этом роде. Запомнилось, правда, клятвенное завере­ние маэстро, что он еще раз приедет в город и тогда уж выступит совершенно бесплатно. Если справедливо наблюдение, что обещанного ждут три года, то это значит, что усыпатель миллионов — клятвопреступник. Если же обещание было рассчитано не на три, а на трид­цать три года, то время у Анатолия Михайловича, дай ему Бог здоровья, еще есть.

Однако не эти в общем-то заурядные подробности ввели старомодный номер «Спарта­ка» в анналы истории.

Сначала пронесся робкий слушок, что маэстро в своем номере не совсем по-джентельменски поступил с одной почитательницей его таланта и ошеломительной славы. Слух ши­рился и крепчал не по дням, а по часам. «Приазовский рабочий», до этого внимательно осве­щавший каждый шаг знаменитости, хранил глубокое молчание. Зато «Комсомольская прав­да» на весь Союз возвестила: против Кашпировского возбуждено уголовное дело об изнаси­ловании.

Мариупольцы недоумевали. Свое мнение они единодушно, как будто всем выдали оди­наковый текст, выражали словами старой, но не устаревшей песенки: «Ах, зачем такая страсть, и зачем красотку красть, когда можно ее и так уговорить?» Тем более такому красавцу, кото­рый умел уговорить десятки миллионов, а поклонницы вешались ему на шею прямо на пред­ставлениях перед объективами телекамер.

Мариуполь (тогда он еще назывался Ждановом) судачил, как губернский город N, когда выяснилось, что Чичиков торгует мертвыми душами.

Как ни странно, но осуждали не знаменитость, а его, если можно так выразиться, из­бранницу: чего раскудахталась-то? И еще более странно, что у избранницы появились даже завистницы, и — неисповедимы пути Господни! — даже в немалом количестве. А любимца публики все больше горожан, преимущественно мужеского пола, брало под защиту: «Моло­дец! Наш человек!».

Наиболее трезво мыслящие резонно рассуждали: все это козни злобных конкурентов.

А местные остряки предлагали установить у входа в гостиницу «Спартак» мемориаль­ную доску с надписью: «Здесь, жил и занимался своими делами знаменитый Анатолий Кашпировский». А номер, в котором он этими делами занимался, сдавать только за СКВ. Но остряков никто всерьез не принимал.

Между тем маэстро гастролировал по США, заколачивал бешеные деньги в тех самых СКВ и делал щедрые подарки своим тогдашним соотечественникам. К следователю, по сообщению газет, он так и не явился, а вскоре такая необходимость и вовсе отпала: дело закрыли за отсутствием состава преступления. Однако для некоторых мариупольцев оно и по сей день остается открытым, и они еще до сих пор продолжают мучиться почти гамлетовским вопросом: «Было или не было?»

Самое обидное: это мелкое происшествие сделало наш город более известным, чем ти­танический труд его металлургических гигантов, крупнейшего морского порта и огромного «Тяжмаша» (так тогда назывался «Азовмаш»). Находишься, бывало, вдали от родных осин (то­полей, акаций, уж не знаю, как лучше сказать) и слышишь то и дело: «Мариуполь — это что? «Тот город, где Кашпировский…?».

Пойдем дальше. Посмотрите, пожалуйста, направо. Видите на противоположной сто­роне несколько мрачноватое здание со старинными пушками и древними скифскими бабами вдоль фасада? Это наш краеведческий музей. 1920 года рождения. Здание строилось неза­долго до революции как Дом инвалидов.

Этот дом не может, как соседка-гостиница, похвастать пикантными историями, одну из которых мы только что выслушали. Здесь — жилище Истории с большой буквы. Десятки и сотни тысяч экспонатов, наглядно повествующих об истории города и края… Библиотека ценнейших изданий, оставленных нам предшественниками: бесценные комплекты за мно­гие года «Русского архива», «Русской старины», «Киевской старины», старинные справочни­ки, редчайшие книги, каких не во всякой столичной фундаментальной библиотеке найдешь, подшивки местных газет за многие годы. А что мы оставим своим потомкам, если цены на книги все растут, а ассигнования на их приобретение все урезаются и тают от невероятной инфляции?

Рядом с краеведческим музеем, обратите внимание, развалины хоральной синагоги. Ког­да-то, совсем, кажется, недавно, это было одно из старейших сохранившихся зданий города. Год его рождения — 1882-й. Старше него (из сохранившихся), как мы уже говорили, было только здание духовного училища на Митрополитской, построенное в 1880 году. Последнему повезло: оно хоть и сгорело на наших глазах, но его восстановили. Бывшая же синагога долго служила сначала медицинскому училищу, а потом — заочной школе. Как эти новые хозяева, получившие дармовое помещение, довели до того, что оно на наших глазах превратилось в развалины, — уму непостижимо. И не в тридцатые годы, когда от динамита воинствующих безбожников взлетели в воздух культовые здания (так в официальных отчетах называли див­ной красоты храмы), и не в сороковые-роковые, когда на город падали бомбы и на его улицах хозяйничали гитлеровцы, а в тихие застойные годы, когда мы мирно проедали и пропивали свою страну, нимало не заботясь о внуках и правнуках, о том, какое наследство мы оставим.

О хоральной синагоге» втором в истории города еврейском молитвенном доме, в книге «Мариуполь и его окрестности» сказано: «Одним из выдающихся инициаторов его открытия был покойный И. И. Авербах». Речь идет об отце выдающегося ученого-офтальмолога, акаде­мика Михаила Иосифовича Авербаха, одного из создателей и первого директора Института имени Геймгольца, врача В. И. Ленина. В Москве нашему знаменитому земляку установлен памятник, а в бывшем Советском Союзе Академии наук СССР за достижения в области оф­тальмологии ежегодно присуждали престижную премию имени М. И. Авербаха.

Я уже упомянул, что одно время в здании бывшей Хоральной синагоги размещалось ме­дицинское училище. Как-то его коллектив (партийная, комсомольская, профсоюзная организа­ции, как принято было в то время) обратился к городским властям с ходатайством присвоить училищу имя прославленного земляка-академика М. И. Авербаха. Ясно, как день: осуществись эта здравая идея, это составило бы честь не столько ученому с международным именем, сколь­ко провинциальному медицинскому училищу. Случилось, однако, невероятное: вскоре учили­ще отозвало обратно свое ходатайство о присвоении ему имени М. И. Авербаха.

Почему? Я расспрашивал людей, связанных с этой дикой историей, поистине достой­ной быть запечатленной на, так сказать, скрижалях. В ответ — пожимание плечами, вырази­тельное разведение передних конечностей и ни одного членораздельного слова. Впрочем, строить мучительные догадки тут не приходится. В «белом доме» (сейчас там располагается музыкальное училище, а в те приснопамятные годы — горком партии. Какой партии -— из­вестно, она тогда была у нас одной-единственной), без которого подобные дела в то время не решались, не понравилось, видимо, звучание фамилии «претендента». Не помогло даже то, что почтенный академик лечил самого создателя коммунистической партии и первого в мире социалистического государства Владимира Ильича Ленина и его супругу Надежду Кон­стантиновну Крупскую. Впрочем, последних обстоятельств там могли и не знать: большие эрудиты в «белом доме», как правило, не водились. Но неосмотрительному руководству ме­дучилища, не исключаю, сделали выволочку: прежде чем представлять кого-то куда-то, надо внимательно посмотреть пятую графу. Тем более, что национальность Михаила Иосифовича Авербаха можно было безошибочно определить, и не заглядывая в анкету.

На этом можно было бы закончить экскурсию по Георгиевской, старинной улице Мари­уполя, но я слышу голоса знатоков:

— А аптечный склад? Разве вы не заметили по пути оригинальный особняк? Почему вы о нем ничего не сказали?

Заметил, конечно, как не заметить. Бывший владелец дома на Георгиевской, 58 — Василий Иванович Гиацинтов.

Это особняк довоенной постройки. Только я имею в виду не вторую, а первую мировую войну. Строили его в 10-х годах XX века в господствовавшем тогда стиле модерн. Последнее обстоятельство заставляет усомниться в том, что его проект принадлежит Нильсену, хотя в то время Виктор Александрович еще был городским архитектором и пребывал, что называ­ется, в расцвете сил и таланта. Достаточно сравнить аптечный склад с другими жилыми домами, возведенными по проектам В. А. Нильсена — упомянутыми детским садом на Семенишина и «домом Гугеля» на Энгельса, чтобы убедиться: творческие почерки столь рази­тельно не похожи друг на друга, что не могут принадлежать одной и той же руке.

Этот дом был выстроен Гозадиновыми в качестве приданого, когда Василий Иванович решил сочетаться браком с одной из правнучек митрополита Игнатия. Сам Игнатий женат не был, а мариупольские Гозадиновы — потомки родного брата митрополита — Антона Гозадино. Он, как и его брат, родился на небольшом острове Фермия греческого архипелага. Они считали себя аристократами и таковыми были: вели свое происхождение от «древне — благородного» рода, в жилах которого текла также кровь древних римлян (или их потомков), откуда и взялось итальянское звучание фамилии — Гозадино. Племянник митрополита Иван Антонович, поступив на русскую службу, получил вместе с чином поручика суффикс «ов» в добавление к своей фамилии и стал Гозадиновым, как и все потомки брата митрополита. Иван Антонович Гозадинов был героем переселения греков из Крыма в Приазовье, о чем имел подтверждающий этот факт документ за собственноручной подписью самого Александра Васильевича Суворова. Выйдя из Крыма, он перешел в подчинение азовскому губернатору Василию Алексеевичу Черткову, которому тоже служил преданно и верно. Однако, в основанном на берегу Азовского моря городе Иван Антонович что-то не поладил с мариупольцами и уехал обратно Крым, где жил в благоприобретенном имении. И получилось так, что он, выведший из ханства греков-хри­стиан, оставил их обживать Дикое поле, а сам вернулся на благословенный полуостров. И сын его, Игнатий Иванович, потом дважды — в 1820 и 1849-м приезжал в Мариуполь по­клониться праху своего двоюродного дедушки, о чем рассказывает в своих опубликованных мемуарах.

Однако другой мемуарист — А. М. Фадеев — рассказывает, что в 1825 году генерал Иван Никитич Инзов (тот самый, который так по-доброму относился к опальному Пушкину, сосланному под его руку, и с душевной широтой отпустивший Александра Сергеевича в пу­тешествие на Кавказ и в Крым, во время которого поэт и побывал в нашем городе) по дороге в Таганрог на какое-то время остановился в имении Гозадиновых близ Мариуполя. Не могу сказать, кто именно, но какие-то Гозадиновы разделили судьбу своих соплеменников и обо­сновались-таки в Приазовье, жили они и в самом городе, о чем упоминается в книге «Мари­уполь и его окрестности». В 1910 году статский советник Александр Игнатьевич Гозадинов жил на Георгиевской в собственном доме.

Вряд ли XX век Гозадиновы встретили как первые богачи Мариуполя, но что относи­лись они не к разряду бедняков — это, вне всякого сомнения. Об этом свидетельствует хотя бы особняк на Георгиевской, выстроенный для невесты В. И. Гиацинтова в качестве одного из компонентов ее приданого.

Екатерине Гозадиновой, избраннице Василия Ивановича, принадлежит публикация в авторитетнейшем «Русском архиве» «Истории одной рукописи», имеющей серьезное значе­ние для тех, кто пишет и изучает «биографию» нашего города и края. В этой работе содержат­ся уже упоминавшиеся воспоминания Игнатия Ивановича Гозадинова и комментарий его внучки Екатерины, которая и вышла, по моим расчетам, за Василия Ивановича Гиацинтова.

В 1910 году Василий Иванович еще проживал в квартире при реальном училище. Зна­чит, особняк на Георгиевской возвели позднее, но всего лишь несколькими годами. Потому что после революции 1917 года такое, понятно, стало не под силу Гозадиновым.

А вот что рассказывает Зоя Петровна Россиневич. Во дворе дома Гиацинтова («аптеч­ного склада») она живет с 1934 года. Отец ее был крупным врачом, владел пятью языками. До сих пор сохранились письма из Парижа, из Праги с просьбой опробовать то или иное лекарство и дать заключение. Вот какие люди жили когда-то в Мариуполе, а кто сегодня об этом знает?

—   За особняком, — рассказывает Зоя Петровна, — был роскошный сад. Оттуда дом был еще красивей, чем с улицы. То, что вы видите сегодня, — остатки, как говорится, былой роскоши. Особняк начали грабить в гражданскую войну, не очень-то берегли и потом (здесь размещалась санстанция), а довершили немцы во время оккупации. Здесь были редкой кра­соты, музейные, можно сказать, наборные паркеты, изумительные лепные украшения. Про­изведением искусства были резные дубовые двери, окна закрывались медными ставнями. Их-то немцы и украли в первую очередь и вдобавок при отступлении сожгли дом. Здание сгорело, а двери каким-то чудом уцелели. Потом они куда-то исчезли и — по сей день.

Дом самого Гозадинова Александра Игнатьевича, рассказывает Зоя Петровна, сгорел. Находился он на Георгиевской — угол Артема. А «аптечный склад» Гозадинов строил для доче­ри, которая в то время служила (тогда не говорили «работала») в реальном училище Гиацин­това классной дамой. Она вышла замуж за своего директора. По рассказам, жили они друж­но, но детей у них не было. То были очень гостеприимные, хлебосольные люди, помогали молодежи, подкармливали студентов.

—   Куда делись Гиацитовы после революции? — спрашиваю Зою Петровну.

—   Уехали в Петроград. О Василии Ивановиче ничего не известно, а его жена, свободно владевшая европейскими языками, устроилась переводчицей, благополучно пережила «ки­ровский набор» (так Солженицын называет чистку в Ленинграде после убийства Кирова) и ленинградскую блокаду.

В 1956 году какая-то неместного вида пожилая женщина долго бродила вокруг особня­ка, где уже располагался аптечный склад. На расспросы отвечала неохотно, но все же выяс­нилось, что когда-то этот дом принадлежал ей. Соседи побежали к заведующему сказать, что во дворе внучка Игнатия Гозадинова (Значит, я правильно высчитал, что Гиацинтов женил­ся на праправнучатой племяннице митрополита. — Л. Я.), и она хотела осмотреть дом из­нутри. У заведующего были какие-то срочные дела, и он не сразу собрался, а когда вышел, пожилой женщины во дворе уже не было. Больше в городе никто не видел дореволюцион­ную владелицу этого особняка и ничего не узнал о ее дальнейшей судьбе.

Добавление 1997 года

Здание, которое занимал аптечный склад, было на балансе какого-то областного учреж­дения. Среди мариупольцев возникла мысль о том, что этот оригинальной архитектуры особ­няк хорошо бы занять под художественный музей имени А. И. Куинджи. Кто первый сказал «э», я не знаю, но главный редактор газеты «Приазовский рабочий» и депутат облсовета Вера Николаевна Черемных развернула кампанию по возвращению Мариуполю дома Гиацинто­ва. Ее поддержал мэр и депутат Верховной Рады Украины Михаил Александрович Поживанов. И своего они добились. Дом возращен городу, аптечный склад получил другое помеще­ние, а в особняке Гиацинтова после капитального ремонта будет открыт художественный музей.

Не без тщеславия скажу, что к этому делу непроизвольно приложил руку и я. 16 ноября 1996 года «Приазовский рабочий» напечатал мою статью «Несостоявшийся музей». В ней рассказывалось о том, что накануне первой мировой войны художники Москвы и Петербур­га предложили Мариуполю ценные полотна, в том числе и работы Куинджи, с тем, чтобы на родине автора «Ночи на Днепре» открыли художественный музей его имени. При этом москвичи и петербуржцы ставили временное условие: город должен выстроить соответ­ствующее такому музею здание. К сожалению, писал я, это условие не сумели выполнить ни городская управа, ни его преемник — горисполком. Директор краеведческого музея Ольга Михайловна Чаплинская сказала мне при встрече, что в разгар борьбы за дом Гиацинтова я со своей статьей «попал в жилу» и по-своему способствовал решению вопроса.

Примечание 2000 года

Дом Гиацинтова начали реконструировать, но потом работы в нем замерли: нет денег. Так и застыла эта стройка с неопределенным будущим.

Лев Яруцкий.

«Мариупольская старина»

Послесловие

И все-таки!

29 октября 2010 г. в Мариуполе открыл свои двери художественный музей им. А. Куинджи по адресу  ул. Георгиевская, 58.

Художественный музей стал филиалом Мариупольского краеведческого музея и вошел в его структуру вместе с  Музеем народного быта и Музеем греков Приазовья в поселке Сартана.

Вдоль по Георгиевской — 2: 3 комментария

  1. Огромное спасибо господину Л.Яруцкому за его благородный труд

  2. Огромное спасибо! Прочитала с удовольствием/ Жаль, что у нас в городе пока еще не научились ценить историю города и людей, проживавших в нем/

  3. Прочитав, статью, у меня родился один вопрос. О каких СКИФСКИХ бабах идет речь возле городского музея? Насколько мне, историку, не изменяет память, они половецкие…

Обсуждение закрыто.