Крымская война 1853 — 1856 годов не прошла мимо Мариуполя…

История флага Франции

 

1. Бомбардировка

В конце мая 1855 года в Мариуполе, несмотря на канун Троицы, не было обычного предпраздничного оживления. Уже с неделю город находился во власти слухов о том, что англо­французская эскадра, прорвав керченскую запруду, которую заблаговременно устроили в про­ливе, чтобы воспрепятствовать проникновению интервентов в Азовское море, высаживает десанты в приморских городах Приазовья. Получены были сообщения, что Керчь захвачена неприятелем, а Геническ и Бердянск подверглись нападению. 22 мая мариупольцы уже сво­ими глазами видели, как мимо города по направлении к Таганрогу прошла вражеская эскад­ра. Самые дотошные очевидцы этого необычного явления сумели насчитать одиннадцать больших пароходов, а мелких суденышек было такое множество, что со счета сбились.

Девятый месяц шла героическая оборона Севастополя, и мариупольцы не оставались безучастными к защитникам этого города. Когда через Мариуполь проходили войска, на­правлявшиеся в Крым, их встречали радушно и хлебосольно. Так, например, 61-й Донской казачий полк встретили не только хоругвями и торжественным молебном, но от города каж­дому солдату выделили по белому хлебу и порции мяса, «нижние чины были угощаемы вин- ною порциею от комиссионера откупа Алафузо», при дневке солдаты, «будучи расположены на обывательских квартирах, пользовались радушием жителей», а для полковника Жирова и его офицеров городская знать устроила торжественный обед.

Однако помощь Мариуполя защитникам Севастополя выражалась не только в радушии и гостеприимстве, с которым здесь встречали проходившие войска. Город и жители окрестных греческих сел собрали в пользу воинов 26 тысяч четвертей (то есть 4160 тонн) сухарей, 300 быков и для запруды Керченского пролива — десять тысяч рублей. В здании городского при­ходского училища был развернут временный военный госпиталь, где лечились солдаты и мат­росы, спасенные от смерти мастерством и искусством великого хирурга Н. И. Пирогова.

В портах Приазовья хранились огромные запасы хлеба и фуража, поэтому англичане и французы, желая лишить Севастополь баз снабжения, ввели многочисленную эскадру в Азов­ское море и развернули здесь военные действия.

Вечером 23 мая 1855 года англо-французская эскадра, подвергшая жестокой бомбардировке Таганрог, появилась на мариупольском рейде. Большинство жителей эвакуировалось в Сартану и другие близлежащие села, а две сотни казаков 68-го Донского полка под командо­ванием подполковника Кострюкова готовились ружьями и саблями (артиллерии не было) обороняться от эскадры в 16 вымпелов.

В семь часов утра 24 мая бойкий катер высадил на берег парламентера, который потребовал, чтобы в Мариуполь был беспрепятственно впущен десант «для истребления казен­ных зданий и другого имущества». Кострюков с достоинством ответил, что если неприятель­ские войска высадятся на берег, то казаки готовы встретить их огнем.

Потянулись мучительные минуты ожидания. В 9 часов 30 минут рявкнули дальнобой­ные пушки эскадры, первое каленое ядро попало в Харлампиевский собор — самое высокое здание и прекрасный ориентир для вражеских артиллеристов. Бомбы рвались в различных частях беззащитного, в сущности, города.

Пока гремела канонада, пять до отказа забитых стрелками баркасов, вооруженных пуш­ками, вошли в устье Кальмиуса и стали подниматься вверх по течению. Кальмиус, в то вре­мя полноводная река, верстах в восьми от Мариуполя и до устья образовывал широкий ли­ман. В этом-то лимане у казачьего хутора Косоротова укрылось около семидесяти каботаж­ных судов, истребить которые и намеревались десантники.

Подполковник Кострюков, убедившись, что воспрепятствовать бомбардировке города он не в состоянии, оставил здесь пост для наблюдения, а сам повел свои две сотни к Косоро- тову. Прискакав туда, он одну сотню спешил, рассыпал стрелков по берегу и встретил десан­тников дружным ружейным огнем. Две сотни того же 68-го полка, которые в предместье Мариуполя грузили на подводы казенный хлеб и отправляли его в Сартану, под командова­нием войскового старшины Титова поспешили на помощь Кострюкову. Увидев все это, бар­касы сначала остановились, затем повернули вспять и ушли в море вместе с другими пятью баркасами, которые эскадра выслала им в помощь.

Но пока Кострюков и Титов отбивали со своими казаками десант у Косоротова, интер­венты под прикрытием артиллерийского огня высадили несколько человек в Мариуполе. Каким-то особым составом облили они строения на Бирже и подожгли находившийся на берегу строевой лес, несколько частных магазинов с хлебом и солью и склады рыбы. Все это имущество принадлежало братьям Мембели и купцу Деспоту.

Хозяйничали интервенты и в самом городе. На Екатерининской они сожгли дома Ха- раджаева, Качеванского, Палеолога и другие. Жег французский офицер по приказанию анг­лийского командира.

Между делом англичане и французы ловили во дворе гусей и резали их на паперти Хар- лампьевского собора. В стене этой церкви застряли два ядра. Мариупольцы сохранили их в память о вражеской бомбардировке, длившейся три с половиной часа.

Вечером эскадра снялась с якоря и ушла в море.

После майских бомбардировок приазовских городов «неприятель не предпринял более ничего особенно важного ни против Таганрога, ни против Мариуполя». Англичане и фран­цузы ограничивались крейсированием возле этих городов, то есть по существу установили морскую блокаду, промеривали глубину моря, иногда стреляли из пушек, не принеся, однако, существенного вреда жителям. Один такой эпизод произошел осенью 1855 года.

12 сентября два английских парохода подошли к Белосарайской косе с целью уничто­жить там рыбные заводы. Казаки встретили четыре десантные баркаса огнем и успешно отбивали попытки англичан высадиться на берег. Шесть часов длился неравный бой, но когда со стороны Бердянска подошли еще два английских парохода, казаки вынуждены были отступить, а заводы были сожжены.

Через два дня эти же два парохода подошли к Мариуполю и в течение полутора часов залпами обстреливали Биржу. Кроме упомянутых трех сотен 68-го Донского полка здесь на­ходилась в то время Шацкая дружина тамбовского ополчения под командованием генерал- майора Масалова. Казаки и ратники заняли оборону, готовые дать отпор англичанам, если те попытаются высадиться.

К вечеру один из двух пароходов стал уходить в море, но в версте от берега наскочил на мель. Второй пароход на виду у города долго крутился, пока с его помощью первому не удалось сняться с мели, но по-настоящему жестокие муки испытал генерал-майор Масалов, старый юрист: хоть бы одну-две завалящие пушчонки, не уйти бы англичанам! Но в городе артиллерии не было.

Что представлял собой Мариуполь в 1855 году? Жителей в нем было всего лишь 4600 человек. Домов — 768, церквей — 5. Из учебных заведений было в городе только духовное училище и городское приходское. Еще не было больницы, но уже открылась аптека. Торгова­ли 46 лавок и 14 погребов. Работали два кирпичных завода, четыре черепичных, один изве­стковый и макаронная фабрика. Водяных мельниц было четыре, а гостиниц — одна. Работал коммерческий клуб.

2. У Кривой Косы

Между двумя упомянутыми событиями, майским и сентябрьским обстрелами города, произошло еще одно, несколько утолившее неудовлетворенное чувство мариупольцев, ис­пытывавших потребность в возмездии.

Не только на Азовском, но и на Черном море не было тогда русского флота, и англо­французские корабли чувствовали себя здесь хозяевами. Их безнаказанность усугублялась тем, что не только в Мариуполе, но и на всем азовском побережье не было артиллерии, способ­ной дать отпор интервентам. Поэтому мариупольцы так оживленно обсуждали то, что про­изошло неподалеку от города — у Кривой косы.

В начале июля 1855 года командующий англо-французской эскадрой крейсировавшей вдоль азовских берегов, послал канонерку к Таганрогу, чтобы обстрелять город. Целый день, тщательно выбирая цель, неуязвимая для таганрожцев канонерка безнаказанно выпускала по городским кварталам снаряд за снарядом. К вечеру она отошла к Кривой косе, но здесь метрах в девяноста от берега неожиданно села на мель.

Военным действиям на Азовском море, в том числе и в Мариуполе, много внимания уделил С. Н. Сергеев-Ценский в своей эпопее «Севастопольская страда». Вот что он расска­зывает об эпизоде у Кривой косы:

«Сотня семидесятого Донского казачьего полка пришла в понятное ликование, увидя такой конфуз иноземных мореплавателей, только что громивших их город. Державшиеся до этого вдали казаки прискакали теперь к самому берегу, спрятали лошадей за буграми, подо­брались на ружейный выстрел и открыли оживленную стрельбу по матросам».

С канонерки попытались было ответить картечью из медных пушек, но сильный вос­точный ветер накренил судно: стрельба стала невозможной. Англичане бежали на шлюпках, бросив даже флаги, за которыми устремились казаки.

«Между тем подходил пароход спасать команду. На ходу он посылал в пловцов ядро за ядром. Казаки ныряли, но плыли, гогоча, как гуси, а с берега поощрительно кричали им и стреляли в отплывающие шлюпки».

Близко подойти пароход не мог: море у Кривой косы очень мелко, а казаки, доплыв, стали хозяйничать на канонерке, трехмачтовом судне сорок метров длиной. Они сняли боль­шой и малый флаги, а когда подошли казачьи баркасы — две медные пушки, много всякого добра. Затем облили палубу маслом и подожгли.

Утром казаки пожалели, что не сняли с канонерки большого орудия и не вытащили па­ровую машину. Снова подошли на баркасах к пароходу, но ничего сделать уже не могли: вол­на засыпала песком внутренность полусгоревшей канонерки, и от тяжести судно погрузи­лось еще глубже.

Так, коротко говоря, описывает этот эпизод С. Н. Сергеев-Ценский. Теперь сопоставим страницы знаменитой эпопеи с архивными историческими документами.

Прежде всего заметим, что пароход, севший на мель у Кривой косы, назывался «Джас­пер». Его появление у Кривокосского поселка (ныне Седово) было не случайным: здесь зато­пили несколько наших пароходов «по случаю появления неприятеля в Азовском море»: Ин­тервенты хотели воспрепятствовать казакам снять с них орудия, машины и ценное оборудо­вание и намеревались сами овладеть им. Но 12 июля «Джаспер» сам сел на мель и под ру­жейным огнем казаков его команде вынуждена была покинуть судно, причем сделала это в такой спешке, что не только флаги оставила, но и пушки не успела заклепать и очень ценные сигнальные книги бросила на борту.

Англичане не могли простить казакам разгрома «Джаспера». С 14 по 18 июля ожесточен­но обстреливали Кривую косу сначала два парохода, потом — девять. Безуспешно пытались спасти они полуобгоревшую и затонувшую канонерку и в отмщение высадились на берег и сожгли Кривокосский хутор, чему казаки воспрепятствовать не могли, так как у них не было артиллерии.

Что же касается двух пушек с «Джаспера», которые, как пишет С. Н. Сергеев-Ценский, были отправлены в Новочеркасск, столицу области Войска Донского, то они представляли собой 24-фунтовые каронады, а большая пушка, которую снять с корабля не удалось, была 92- фунтовой.

В 1907 году жители хутора Кривая Коса Эраст Иванович Дударь и Василий Иванович Помазан нашли в море, саженях в ста от берега, три пушки, из них одна весом восемь пудов и длиной полтора аршина, множество больших и малых ядер и несколько десятков пароход­ных колосников. «По рассказам старожилов, — докладывает окружной начальник Таганрог­ского округа Донскому наказному атаману, — на том месте, где найдены вещи, будто бы по­гиб английский пароход во время Севастопольской войны».

Прошло шесть с лишним десятилетий, но народ помнил о событиях, развернувшихся в этих местах в дни героической обороны Севастополя.

На «Джаспере», как мы помним, казаки оставили только одну пушку, которую они не смогли снять. Тот факт, что Дударь и Помазан нашли три пушки и много пароходных колос­ников, подтверждает, что в этом месте и в самом деле были затоплены русские пароходы, вооружением и ценностями которых так интересовалась англо-французская эскадра.

Любопытно, что из трех пушек, найденных кривокосцами, две были доставлены в Дон­ской музей в Новочеркасске, а одна осталась при станичном правлении в Новониколаевске (ныне г. Новоазовск Донецкой области). О дальнейшей судьбе этих трофеев мне, к сожале­нию, ничего не известно.

3. Основатели Волонтеровки

Один из поселков, входящих в состав Ильичевского района Мариуполя, называется Во- лонтеровка. Название это — нетрудно догадаться — возникло потому, что жители поселка или его основатели в какой-то кампании оказались волонтерами, то есть добровольцами. Он и в самом деле основан волонтерами Греческого легиона, участниками обороны Севас­тополя в войне 1853 — 1856 годов.

Этот батальон (называют его и так) действовал в составе русской армии с самого начала войны, когда бои развернулись в дунайских княжествах. Сформирован он был в основном из подданных Греческого королевства, но в состав его входили также славяне из различных балканских стран. У этих людей были особые счеты с турецкими захватчиками. Народы, к которым они принадлежали, многие века находились под игом Оттоманской империи, и волонтеры рвались в бой, под огнем вели хладнокровно и мужественно и быстро завоевали уважение русских солдат.

После падения Севастополя волонтерам выдали годовой оклад жалования и предложили выбор: кто желает, может вернуться на родину, а кто хочет остаться в России, может поселить­ся в любом месте страны. 200 легионеров, большей частью люди бессемейные, изъявили же­лание поселиться возле своих соплеменников и единоверцев — близ Мариуполя. Им выдели­ли митрополитский участок земли, то есть то место в шести верстах от Мариуполя, где перво­начально поселился митрополит Игнатий по прибытии в Приазовье. «Первое обзаведение, — пишет И. А. Александрович в книге «Краткий обзор Мариупольского уезда» (1884), — волонте­ры получили полностью от правительства, дома же для них были построены при помощи их соотечественников», то есть мариупольских греков.

Поселок назвали Ново — Николаевским, так как официально Греческий легион носил имя Николая I, но в народе его упрямо называли Волонтеровкой, и это название сохранилось и по сей день.

Так как со временем поселок вошел в состав города, то мы можем сказать, что в обороне Севастополя мариупольцы участвовали не только тем, что снабжали его защитников продо­вольствием и фуражом, оказывали посильное сопротивление вражеским десантам, но и не­посредственно на бастионах осажденного города.

Подвиг основателей Волонтеровки отражен не только в научной, но и в художествен­ной литературе. В частности, С. Н. Сергеев-Ценский посвятил им несколько страниц своего романа «Севастопольская страда».

Встречаемся мы с ними в романе при следующих обстоятельствах. При налете отряда русских войск на Евпаторию генерал Хрулев вынужден был отложить штурм города, так как ждал обещанного подкрепления — 8-ю дивизию. Но неожиданно пришли греки-волонте­ры, пять рот, всего около шестисот человек, и заявили, что 8-я дивизия не сможет прийти вовремя из-за непролазной грязи.

Волонтеры должны были идти на Севастополь, а к Евпатории свернули самоволь­но, прослышав в пути, что главный командир теперь Хрулев, которого они успели узнать и полюбить еще на Дунае, и что против него стоят турки под командой Омер — паши, а турок, пишет С. Н. Сергеев-Ценский, они знали даже лучше, чем Хрулева. «Именно с турками им и хотелось теперь, как всегда раньше, сражаться; к ним они были полны ог­ненной ненависти».

Сочными красками рисует писатель внешний вид греков-волонтеров: «На них были коричневые и синие, щедро расшитые короткие куртки, больше похожие по форме своей на жилеты, под которыми за широкими кушаками из шалей располагался весь их огромный арсенал: пистолеты, ятаганы, кинжалы, по несколько штук каждого вида оружия; кроме того, у всякого была привешена к тому же кушаку кривая турецкая сабля, а сзади красовался карабин… На головах круглые низкие суконные шапочки с кистями; лица у всех смуглые, обветренные, жесткие, из-под воинственного вида острых орлиных носов торчали лихие усы…»

По диспозиции Хрулева первыми должны были пойти на штурм греки-волонтёры. Об их отваге и воинской выучке писатель рассказывает с восхищением. Я вынужден привести слиш­ком, пожалуй, длинную цитату из Севастопольской страды», но кто лучше ее автора расскажет о том, как воевали в ту войну будущие основатели села под Мариуполем — Волонтеровки:

«Впереди каждой роты ехал верхом капитан. Эти пять капитанов точно соревновались между собой в молодости, так лихо они держались на конях и так размахивали своими кри­выми, турецкого изделия саблями.

— Молодцы, греки! — кричал он (Хрулев) в их сторону, точно могли они его расслы­шать. — Вы посмотрите сейчас, какая у них тактика! — обращался он то к Волкову, то к Цитовичу.

Удивляя между тем и своего батальонного командира Панаева, греки быстро рассыпа­лись, размыкая ряды и шли вперед, совсем оторвавшись от локтей товарищей, широким и свободным шагом! Свои карабины сняли они из-за спин только тогда, когда подошли к валу на ружейный выстрел, когда стала их доставать и орудийная картечь с укреплений и залетать в их ряды круглые турецкие пули.

Тогда части их рот вдруг падали на землю, как подстреленные, и отсюда, прикрывая себя какими-нибудь выступами, камнями, кочками, открывали стрельбу сами, в то время как другие части рот бежали вперед, чтобы также упасть всем сразу и открыть огонь, когда начи­нали в свою очередь перебегать первые.

Это был тот самый рассыпной строй, который ввели в русской армии только после Крым­ской войны».

Отлично воевавшие волонтеры не имели, однако же, привычки к земледельческому тру­ду и к новому местожительству под Мариуполем привыкали с большим трудом. Возникла перед ними и такая деликатная проблема: почти все они были холостяками, а в Мариуполе количество мужских душ все еще превосходило число женских, так что невест не хватало и коренным жителям. Как новоселы вышли из этого положения — такие подробности до нас не дошли, но вскоре в Волонтеровке (лет через 18, в 1874 году) была открыта народная зем­ская школа и в ней учились девочки и мальчики, сыновья и дочери отважных защитников Севастополя, пустивших корни в мариупольской земле.

Потом население поселка стало многонациональным, оно приняло деятельное участие в революции и гражданской войне и после Октября не случайно стало называться Красной Волонтеровкой.

Лев Яруцкий,

«Мариупольская старина».