Ко второй оккупационной зиме одежда наша поизносилась окончательно. Все, что можно было перешить, было перешито, что нужно было подлатать – залатано. Спасибо бабушке-спасительнице!
Плохо было с обувью. Если летом еще можно было нам, пацанам, бегать босиком, то зимой так не побегаешь. А бегать хотелось: ведь война для мальчишек, ко всему прочему, еще и уйма приключений. Туфли и ботинки были уже малы, да и разбили мы их так, что даже подвязанные веревками подошвы уже не помогали. Ноги всегда были мокрые и в грязи, а в мороз пальцы замерзали, хоть плачь.
Единственным выходом было просить бабушку сшить валенки-бурки. Но где взять в оккупированном городе вату, нитки, мех, наконец, резину на подошвы? Казалось, выхода не было. Но, как говорится, «спасение утопающих – дело рук самих утопающих».
Я отыскал в сарае две старые, еще довоенные фуфайки и надергал из них вату. Лед тронулся!
Резину мы с другом Алькой пошли выменивать у немцев-артиллеристов, благо их пушки стояли недалеко, и на жареные семечки, «русишь шоколад» (так семечки назывались немцами), солдаты меняли нам многое.
Выменяли у немцев на семечки две резиновые автомобильные камеры. Но тут настроение нам испортил наш друг Толька-Толобун. Он вышел на улицу в новых бурках, подшитых мехом. От такой невиданной роскоши мы онемели. А зима брала свое. Становилось все холоднее и холоднее.
В один из декабрьских дней, выйдя на улицу, я с удивлением увидел, что она забита военными повозками. Конный обоз румынской армии медленно, часто останавливаясь, проползал по нашей улице, поворачивая к вокзалу. Крытым и открытым фурам не было конца. Мы не знали тогда, что под Сталинградом произошел полный разгром немцев и их союзников, что немцы сняли остатки румын с фронта. Вот эти-то румынские вояки и драпали теперь мимо наших домов на вокзал, где грузились в вагоны и платформы. Солдаты прятались от холода в крытых фурах, а на открытых были видны только возницы. Один такой возница дрых поперек повозки – с одной стороны торчали ночи в обмотках, с другой виднелась шапка.
Шапка! Она была из овечьего меха – длинная, заостренная кверху, в виде клоунского колпака. Я стоял зачарованный, глядя на эту роскошь.
Решение в моей голове созрело быстро: надо заполучить румынскую шапку. Но как? Обмен не годился – румыны не поменяли бы свои шапки. Скорее, забрали бы семечки, да еще бы и надавали подзатыльников. Остался один, самый опасный способ – сорвать с головы спящего румына шапку и дать деру.
Это было очень рискованно и опасно. Но разве мы тогда чего-то боялись? Да и опыт у нас был – почти полтора года мы, пацаны, что-нибудь подворовывали у немцев и убегали. Сходило!
Мысли о меховой румынской шапке уже не давали мне покоя. Как охотник, бродил я вдоль обоза, присматриваясь к румынам и обдумывая план действия. Прежде всего, я определил время операции. Ее надо было провести в сумерках – легче в наступающей темноте убегать. Румын должен был быть в повозке один. Лучше пожилой и неуклюжий.
К вечеру такая повозка нашлась. Обоз стоял, солдат близко не было, а в повозке был толстенький румын, и шапка его торчала в сторону двора, где ходы и выходы были мне хорошо известны.
Темнело. Мой румын, ничего не подозревая, дремал в своей фуре. Еще раз оглянув улицу, я подбежал к его повозке, схватил шапку и рванул в знакомый двор! Страха не было. Он появился потом, когда шапка была уже у меня за пазухой, и я окольными дворами убегал к сестре моей бабушки, у которой решил спрятаться.
Часа через два, спрятав свое приобретение, я вернулся домой. Бабушка спросила: «Что там румыны бегают, не знаешь?» Я, конечно, не знал…
Когда через несколько дней бабушка стала кроить мне бурки, я принес домой овечью шапку.
Бурки получились красивые и теплые – на зависть всем моим друзьям.
Сергей Шелобод.