Памяти Ивана Гмыри, умершего в сентябре 1943 года от ран, полученных в бою на
реке Молочной, посвящается.
Как известно, 10 сентября 1943 года части и соединения Южного фронта при поддержке кораблей Азовской военной флотилии и участии морских десантников освободили Мариуполь от немецко-фашистских захватчиков. На следующий день, с утра военно-полевые комиссариаты начали мобилизацию в армию. Кто же был призван? Прежде всего, молодые люди, которые за два с небольшим года оккупации достигли призывного возраста и избежали угона в Германию на принудительные работы. Затем военнообязанные, не мобилизованные при приближении оккупантов к городу по разным уважительным причинам. Были и такие, кому удалось бежать из фашистского плена и возвратиться домой, скрываясь от полицаев.
Абсолютное большинство из призванных жителей Мариуполя и близлежащих сел было сразу же направлено в действующую армию, вместе с наступавшими войсками они были брошены на подступы к Мелитополю, который предстояло освободить от врага. С 20 сентября 1943 года началась Мелитопольская наступательная операция, в ходе которой было необходимо прорвать рубеж обороны, созданный противником вдоль реки Молочной. Именно там и развернулись ожесточенные бои. До тех дней, когда всю правду о войне стало возможно говорить открыто, дожили лишь единицы непосредственных участников событий, принесших трагедии в тысячи семей Мариупольщины. Поэтому воспоминания о том, как происходила мобилизация в первые дни освобождения и о военных действиях на реке Молочной, на наш взгляд, имеют историческую ценность.
Гавриил Емельянович Кирильченко:
— Попал я в конце августа 43-го года в гестапо. Лупили сильно, водой отливали. «Где живешь?» «На Сенной улице». Повели домой. Мама дверь открыла. Полицай спрашивает: «Кто он?». «Та це ж мій Гаврюшка. Де ті був? Чого ти бовтаєшся?» Полицай: «Едем за мной». Мама двести марок сунула. Тот ушел. Думаю – не буду ждать, когда за мной явится снова. Пошел в степь по направлению к Карани. По дороге встретил таких самых, как я. Идем, видим – немцы оборону делают. Подошли, посмотрели на нас, и за свое принялись. Подумали, видно, что мы местные жители.
А третьего сентября наскочили разведчики наши: «Документы есть?» Полез я в ботинок, там я паспорт спрятал. «Ого, твои ровесники уже год с лишним воюют!» Переправили нас через Кальмиус. Говорят: «Оставайся у нас». Забрали у меня паспорт. И тут пятого пошло наступление. Пятого бились, шестого бились. И никак не могли взять Чермалык. Потом, когда танки нам дали, седьмого заняли село. А немец к вечеру как попер, пришлось отступить. На следующий день только выбили немцев, когда наши перерезали железную дорогу. Потом по-над железной дорогой шурнули нас на Мариуполь. И мы к вечеру подошли к станции Асланово. Там переночевали, а утром рано девятого числа наш полк пошел брать Мариуполь. Немцы отбивались. Так мы еще почти сутки тут возились на Новоселовке, на окраине. А потом все же немца сбили. Десятого город был освобожден. После Мариуполя освобождали Ялту, Урзуф. Потом пошли на Мелитополь. Как застряли с числа восемнадцатого под Мелитополем, и почти месяц шли бои там.
Нас ничему не учили. «Стрелять умеешь?», «Могу» — все. И не одевали. И дрались мы под Мелитополем, нас не одевали. Пополнению, которое было в оккупации, не давали одежду военную. Взяли Мелитополь, пошли на Крым, и аж на Сиваше военное я получил. А до этого был в гражданской одежде. На мне пиджак, немецкие были сапоги, но старшина, собака, снял их с меня.
Евгений Пантелеевич Гейкин:
— До войны я одновременно учился в изокружке Дворца пионеров и в ФЗУ. Началась война, и я уже специалистом – формовщиком работал на заводе имени Ильича на площадке «Б». Потом оккупация, после освобождения добровольно записался в армию, хотя меня оставляли для работы в тылу на заводе. На фронт вместе со мной пошли Виктор Васильевич Золотарев, — художник-преподаватель изокружка, в котором я учился рисованию, — Виктор Войцеховский, — он тоже в изокружке занимался, — и другие мариупольцы. Перед самой передовой нас распределили по воинским частям. На прощание Виктор Васильевич предложил нам выпить одеколон. Мы с Войцеховским отказались. Была ночь, недалеко была слышна артиллерийская канонада. Позже я узнал, что в ту ночь, в наступлении под Мелитополем Виктор Васильевич Золотарев погиб. Виктора Войцеховского ранило в ногу и в голову, он долго лечился в госпитале, а потом его демобилизовали. На передовую посылали нас в своей гражданской одежде.
Владимир Николаевич Биатов:
— Когда наши войска приближались к Мариуполю, нас всех немцы выгнали за город. Мы оказались под Агробазой, прятались за скирдами, расположились там группками. Подошел немецкий офицер, обер-лейтенант. Сам, без солдат. И говорит на чистом русском языке: «Ребята, так, чтобы завтра здесь никого не было. Если завтра я приду с солдатами, то молодые или в Германию попадут или я вас всех в кукурузе положу». Мы разбились на группы, кто с кем дружил, и пошли навстречу нашим. Я с тремя друзьями двинулись на Сартану. Нас встретили наши разведчики. Так мы влились в 221-ю стрелковую дивизию. Это потом мы узнали, какая дивизия.
Передвигались пешим порядком: Красное Поле, Осипенко, Гагачик… Но в основном были у нас бои под Мордвиновкой. Село Мордвиновка стоит на левом берегу реки Молочной, а правый берег у нее крутой, обрывистый. Мы ездили на шестидесятилетие освобождения Мелитополя, и когда я смотрел на эти обрывы, на все, где наши части стояли, я не мог сообразить, как мы могли на обрывы лезть. Немцы наверху, а мы внизу. Они нас забрасывали гранатами с деревянными ручками. И из окопов не выглядывали. А еще кинжальный пулеметный огонь. Там погибло пол-Мариуполя. Анализируя уже в более зрелом возрасте, думаешь: гнали нас будто на истребление. Потом вдруг пошли танки, полетели самолеты, и нам уже почти делать было нечего.
Здесь уже, — я не знаю, почему и как, меня назначили командиром взвода. Так мой взвод в сутки получал 15 – 20 человек пополнения, чтобы сохранить его штатную численность шестьдесят бойцов. Кто выжил на Молочной, попал на Никопольский плацдарм. Там бои были еще страшней. Убитых много было. Там и меня ранило. Ведь мы же были необучены. Что нам дали? Винтовку и пять патронов в карман. Это еще хорошо, если винтовка стреляла, а то она могла и нее стрелять. Затвор, когда его чистить? Вот мы и охотились за кавалерийскими карабинами – там безотказно было. Пошли мы на Сиваш, там село есть на самом берегу. Но мы Сиваш не форсировали. И там нам устроили «санитарный» день. А в это время налетели немецкие самолеты, и бочки, в которых прожаривалась на кострах наша одежда, от взрывов бомб разлетелись кругом. Приехал командир полка, посмотрел на нас. И тогда нам привезли форменную одежду. Вот там мы стали похожи на бойцов Красной Армии.
Николай Семенович Киор:
— Как на фронт попал? Пристроился к ребятам. Молодые, старые, те, которые в оккупации были. Кого полевой военкомат забрал, кого что. Мы ночью двигались. Днем изучали, как окопаться маленькой саперной лопаткой, как правильно в мишень стрелять из винтовки, как по-пластунски ползать… И ночью мы подошли к Мелитополю. Не к самому Мелитополю, а к селу Тамбовка-Семеновка, к реке Молочной. Это я потом узнал их названия, и села, и реки. Через речку переправу сделали. Молочная – узкая речка, но быстрая и глубокая. Переправлялись ночью. Темно, ничего не видно.
Утро настало. Понял – мы на поле, где овощи выращивались. Через поля – канавы для полива. Первый день у нас наступления никакого. Я лежал, рассматривал местность. Спереди селения. За ними – как бы высотка такая, возвышенность. Возвышенность занимал немец. Церковь. На ней немецкие снайперы сидели. Есть охота. Помидоры, знаете, растут красные. Это уже конец сентября. И вот помню, мужик высунулся за помидориной, а его снайпер и «зачистил». Я понял, что высовываться нельзя.
На следующий день, без артподготовки, командир роты выстрелом из ракетницы поднял нас в атаку. И шли мы в атаку, и кричали «Ура! За Родину! За Сталина!». И вот, знаете, вперед смотришь, где немец окопался, а глаза опустишь – под ногами трупы. Надо перепрыгивать, чтобы не упасть, не споткнуться. Трупы уже опухшие были. Их не убирали. Почему? Потому что туда невозможно было подойти, все это место простреливалось. Я смотрю, что уже в канавы с водой ложатся, не идут вперед. И я лег. Во рту пересохло. Из-под убитых вода течет, — пьешь…
Помню, к нам кухня подъезжала. Мы ходили брать завтрак. Это и завтрак, и обед, и ужин: один раз в день кормили. Триста граммов каши перловой, кусок хлеба шестьсот граммов, пятьдесят граммов сахара, а зимой давали пятьдесят водки. Пришел получать этот паек. Достал котелок, а в нем с одной стороны дыра маленькая, а с другой – развернуло стенку. Пуля разрывная была.
Отвели нас на исходную позицию. Накормили. Потом опять вернули на это помидорное поле. Залегли. Наступления не было. Не с кем было наступать – солдаты убиты. На следующую ночь новых людей привели, а нас во второй эшелон отправили. Здесь меня приспособили к пулемету «Максим». Ну, сильно не учили, знаете, — передовая. У меня был вторым номером расчета молоденький паренек – украинец, мой ровесник, а третий номер – узбек, старик лет пятидесяти, а может и больше. Залегли мы перед наступлением. На этот раз была мощная артподготовка. Почему раньше не было? Не знаю. Или с нами не считались, с теми, кто был в оккупации или орудия не подтянули? Поднял голову, смотрю, все горит. Левее нас пошла механизированная часть. Мы пошли вперед, в атаку. И у нас все получилось. Немец, видимо, чтобы не попасть в ловушку, начал уходить со своих позиций. Мы заняли возвышенность, где немцы держали оборону, даже их траншеи второго эшелона. Окопались. Поставили пулемет. И как только контратака – отбивались.
В один из этих дней пошел я к старшине махорку получать. Я тогда не курил, я для своего расчета должен был взять. Махорку получил, вернулся назад. Смотрю, а узбек лежит, рука оторвана, голова оторвана. Второй номер тяжело ранен. Пулемет станковый скручен, на две части разломан. Я этого хлопца украинца на плащ-палатку уложил, и на ней потащил в медсанбат. Вскоре и меня ранило, легкая рана была. Пуля бок прицепила. А уже на Сиваше снаряд или мина разорвалась рядом, и меня осколком так шарахнуло, что много месяцев в госпитале пришлось лечиться».
Эти воспоминания об окопной правде войны, войны так непохожей на ту, которая была показана в художественных кинофильмах, особенно созданных в первые послевоенные годы, записаны в разные годы, при различных обстоятельствах. Ветераны друг друга не знали, если не считать Гавриила Емельяновича Кирильченко и Владимира Николаевича Биатова, которым довелось воевать в 221-й стрелковой дивизии, но в разных ее полках.
Записал Сергей БУРОВ
Мой дед — Кучер Григорий Яковлевич 1925 -2009 пережил оккупацию в г. Мариуполе (пос. Кировка приморский район). После освобождения исправил в паспорте год рождения на 1924 и пошел на фронт добровольцем. Принимал участие в форсировании реки Молочная в районе сел Семеновка и Тамбовка, был командиром роты автоматчиков. Получил тяжелое ранение 15.01.1944 г. под селом Большая Лепетиха Запорожской области. Он никогда не рассказывал о войне, лишь один раз в 95 году на 50-ти летие Победы сказал о том что не представляет как ему удалось пережить эту «мясорубку». Из 20-ти его сверстников ушедших на фронт весте с ним с поселка сентябре 43-го уцелело всего двое…
В прошлом году на сайте Подвиг Народа http://podvignaroda.mil.ru/ нашел его наградной лист
Вечная память, Вам Освободители, погибшие и не дожившие до наших дней. Ветеранам низкий поклон и пожелание здоровья и долгих лет жизни!
Несколько слов в комментарий.
Не знаю, лично ли автор статьи общался со всеми пожилыми людьми, какие вопросы он им задавал, насколько полными были ответы ветеранов и почему его статья содержит именно такую «выборку». Красной нитью проходит одна мысль «все было не так» — «был в гражданской одежде», «на передовую посылали нас в своей гражданской одежде», «винтовку и пять патронов в карман. Это еще хорошо, если винтовка стреляла, а то она могла и нее стрелять», «один раз в день кормили», «сильно не учили, знаете, — передовая». И завершается статья мыслью, что это «воспоминания об окопной правде войны, войны так непохожей на ту, которая была показана в художественных кинофильмах, особенно созданных в первые послевоенные годы». И «записаны в разные годы, при различных обстоятельствах», и «ветераны друг друга не знали», а, стало быть, вот это и есть вся правда о войне. Проверить же слова пожилых людей, которые могли многие факты забыть, какие-то спутать или по-другому, чем это происходило, передать, о чем-то умолчать и т. п., не захотелось, потому что именно такая «правда» и нужна была, наверное. И, скрывая свой замысел за воспоминаниями ветеранов, можно приводить читателей к своим, порою ложным, выводам.
Сейчас есть доступ к различным архивным документам военных лет. Можно сравнить их с этими рассказами.
Начнем с напоминания, что не сразу же после призыва новобранцы были «брошены на подступы», даже, если судить по документам о безвозвратных потерях, первые потери среди новобранцев начались через три-четыри недели после призыва. Где-то же они находились и чем-то занимались всё это время? За это время не пройти полный «курс молодого бойца», но и говорить «сразу же» нельзя, а именно так и говорится.
В статье говорится «до тех дней, когда всю правду о войне стало возможно говорить открыто, дожили лишь единицы», но есть ведь и другой момент, при котором те, которые не дожили «до этого момента», не имеют возможности возразить тем, кто предлагает альтернативные факты из их истории.
И уж говорить об исторической ценности рассказов, не подкрепленных доказательствами в виде документальных источников, не приходится.
Каждый рассказ рассмотрим по очереди.
С самого начала здесь видна какая-то недоговоренность и факты, вызывающие сомнения. Самое простое: не могло быть у бедной женщины в оккупации таких денег, 200 марок = 2000 карбованцев. Это по тем временам огромные деньги: зарплата полицейских, бургомистров и прочих пособников оккупационных властей была от 600 до 1000 крб. http://gazeta-2000.livejournal.com/46195.html
Еще один вопрос возникает, почему Гавриил Емельянович сразу не говорил свой адрес, а ответил лишь после избиений? Что он скрывал от фашистов? Оказывается, у него было, что скрывать от них: вероятно(вывод делаю из документов, ссылки ниже), с ними жил его старший брат Николай, красноармеец, после окружения или ранения оказавшийся на оккупированной территории, не смогший пробраться через фронт и скрывавшийся от фашистов в родительском доме. Теперь становится понятным кого «встретил по дороге» Гавриил. Думается, было так. Николай опасался, что после освобождения, его могут принять за дезертира, и он решил сам пробраться к своим, благо, фронт уже был близко. Одному пробираться подозрительно, поэтому он взял в компанию брата (может, кого-то еще), который тоже был призывного возраста.
Документы Саратовского Военно-пересылочного пункта от 20.10.1941. http://www.obd-memorial.ru/html/info.htm?id=17002050
К вопросу о точности повествования. В воспоминаниях написано «когда танки нам дали, седьмого заняли село». Но это не так. Наступление на этом участке фронта начинал именно 4-й гвардейский мехкорпус (3 сентября), а не 221-я СД. https://sites.google.com/site/torodoslovie/nasi-raboty/poslednij-boj-gvardii-serzanta-m-f-kudinova-avtor-mihareeva-d
Слова «нас ничему не учили». Стоит напомнить, что они «влились» в 221 СД на ходу (по их же словам), особый случай, но со всеми новобранцами проводились занятия и работа перед наступлением. Цитата из письма капитана артиллерии 625 сп 221 сд Слукина Алексея Андреевича ( https://pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_kartoteka1507416490/ Перечень наград 29.08.1944 Орден Красной Звезды 03.12.1944 Орден Отечественной войны II степени 10.02.1945 Орден Александра Невского 05.11.1943 Орден Красной Звезды): «Ночь стала началом новых решающих боёв за г. Мариуполь. Комбат был уверен в успехе. Всё было готово заранее. Три дня готовил людей старший лейтенант, тренировал, передавал им свой богатый опыт по штурму укрепленных вражеских рубежей, форсированию рек, преследованию врага. Этот опыт накопил в боях под Сталинградом. Учить пополнение помогали старые сослуживцы, прошедшие с ним всю войну…»
Про недостаток новой одежды можно спорить, но это будет спор по типу «докажи, что не слон». Лучше, посмотрим как отличаются воспоминания от документальных подтверждений.
После того как братья попали в 221 СД их не стали разлучать, они служили вместе, в одном минометном расчете. Кстати, неужели кто-то думает, что воевать минометчиками можно без обучения? Воевали братья героически, заслужили много наград, а так как служили в одном расчете, то и подвиги у них, зачастую, были общие, не понятно, почему Гавриил Емельянович не рассказал о своём брате, с которым служил не только до конца Великой Отечественной, но и 2-й мировой, так как они так же героически продолжили службу на Дальнем Востоке. Перечень орденов (еще есть много медалей) Гавриила Емельяновича 05.10.1945 Орден Красной Звезды 04.05.1944 Медаль «За отвагу» 27.07.1944 Орден Славы III степени
Перечень наград Николая Емельяновича 27.04.1944 Орден Славы III степени 06.02.1945 Орден Отечественной войны II степени 05.10.1945 Орден Красной Звезды
Из документов награждения находим еще одно несовпадение с воспоминаниями. Дата поступления на службу, согласно документам, 07.09.1943, а не пятого. Может и мелочь, но все подобные воспоминания и состоят из таких мелочей. Нельзя обвинять ветеранов во всех ошибках, но те, кто пытаются получить от них определенного типа данные без всяких сомнений считают, что воспоминания через 70 лет точнее, чем документы, составленные во время исследуемых событий.
Следующие воспоминания. Есть еще одна ссылка http://rg.kiev.ua/page5/article772/ , откуда можно узнать несколько другую информацию, согласно которой, Евгений Пантелеевич «окончил ФЗУ и работал формовщиком в литейном цехе “Азовстали”, затем отливал башни для тяжелых танков “КВ” на заводе имени Ильича». В наших воспоминаниях информация другая «до войны я учился в ФЗУ. Началась война, и я уже специалистом – формовщиком работал на заводе имени Ильича на площадке «Б». Но и это не всё. И в том и другом рассказе говорится, что Евгений Пантелеевич был в оккупации, после освобождения ушел в армию. Сразу же возникают сомнения, как к 1941 году семнадцатилетний парень успел закончить после 7-го класса 2-3 года обучения в ФЗУ и стать специалистом. Опять не будем верить на 100% документам, но и не учитывать их нельзя. А, согласно, документам «место призыва Уральский ГВК, Казахская ССР, Западно-Казахстанская обл., г. Уральск» https://pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie33071010/ , то есть, он находился в эвакуации, где, возможно, и успел стать специалистом. Почему же его призвали не в 1942, а в 1943 году — другой вопрос.
Еще один факт, который говорит о том, что бывают ошибки и в составлении наградных документов, даже в глубоко послевоенное время. Известно, что в 1985 году всех ветеранов к юбилею Победы награждали юбилейными орденами Отечественной войны. Произошла путаница, и Евгений Пантелеевич был награжден дважды: один раз, как уроженец Черновицкой обл. Путильского р-на п.г.т. Путила (Орден Отечественной войны II степени 06.04.1985) https://pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_yubileinaya_kartoteka1512475277/ , другой раз, как уроженец Жданова/Мариуполя (Орден Отечественной войны I степени 23.12.1985) https://pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_yubileinaya_kartoteka1512475279/
Третьи и четвертые воспоминания. И третий и четвертый авторы воспоминаний — мариупольские греки. Большинство из греков после боевых действий по прорыву линии Вотан были направлены в трудармию г. Гурьева на строительство нефтеперерабатывающего завода. Одна из причин — большой процент потерь среди греков, следовательно, несмотря на сложные условия службы в Гурьеве, это для греческого народа был лучший вариант. Судя по тому, что не нашел в картотеке боевых наград Владимира Николаевича и Николая Семеновича, они были вместе с большинством греков в Гурьеве, но однозначно утверждать это нельзя. Среди некоторых греков-«гурьевцев» иногда и наблюдались подобные рассказы про «одну винтовку на троих», «отсутствие обмундирования», «плохое питание», «отсутствие артподготовок» и т. п. Но даже в этих воспоминаниях присутствуют нестыковки. Если не выдавали обмундирования, откуда взялась плащ-палатка, например. Известно, например, что до прибытия в расположение боевой части, при прохождении „курса молодого бойца“ новобранцам выдавалось старое обмундирование и оружие, но по прибытию, воины были обеспечены всем новым. Есть подтверждение тому и среди греков. Анастас Георгиевич Кичик из 118 СД, у которого с новыми временами так же изменились воспоминания, однако подтверждает, что прибывшим в расположение новобранцам выдавали новое обмундирование. http://litcentr-debalcevo.narod.ru/kichek.htm
На обвинения, вроде тех, что «один раз в день кормили. Триста граммов каши перловой, кусок хлеба шестьсот граммов, пятьдесят граммов сахара, а зимой давали пятьдесят водки», ответить сложно. Я объяснял почему. Можно дать ссылку на нормы питания и приказы ru.wikipedia.org/wiki/Продовольственный_паёк http://vkusninka.com/blog_comment/racion-pitaniya-na-fronte , ответят, что они не выполнялись (что странно, ведь сами же авторы подобных рассказов говорят о суровости наказания за неисполнение приказов в военное время), можно дать примеры фотодокументов http://www.tvc.ru/news/show/id/61486/photo_id/150786 , но, опять же будут утверждать, что все это постановка. В общем, «докажи, что не слон».
Если же говорить об «отсутствии огневой поддержки перед и при наступлении пехоты, то это прямой укор в сторону тех же наших минометчиков братьев Кирильченко, например. Думаю, они бы не согласились с такими обвинениями, да и описание их подвигов в документах награждений говорят совсем о противоположном.
Вдвойне удивительно читать такие статьи от человека, чей отец служил орудийным номером батареи 45-миллиметровых пушек http://podvignaroda.ru/filter/filterimage/?id=30938210&id1=4381604e372d1d1229218b748c10f738&path=VS/234/033-0690155-0510%2B011-0509/00000379.jpg , а именно артиллерию, в том числе, в этой статье обвиняют в этой статье, как не выполнявшую своих обязанностей должным образом. Буров Давид Меркурьевич(Меркулович), 1907 г. р.,уроженец д. Кречицты, Стародворского с/с, Россонского р-н, Витебской обл., Белорусской ССР героически сражался (награжден медалью «За Отвагу» https://pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie30938213/ , медалью «За оборону Ленинграда» https://pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie1537209165/ ), и умер от ран 20.07.1944 года ( https://pamyat-naroda.ru/heroes/memorial-chelovek_donesenie7047521/ http://www.obd-memorial.ru/memorial/fullimage/?id=7047520&id1=9c0e85e4f1ef6354a4af118c4332fd50&path=VS/003/058-0018002-0639/00000209.jpg ). Он отдал свою жизнь неужели за то, чтобы о его коллегах появлялись такие неправдивые, как можно убедиться из предложенных источников, «воспоминания»?
Как мы смогли убедиться, даже при коротком рассмотрении данных воспоминаний с помощью легко доступных документов, подобные воспоминания очень далеки от реальной исторической картины, а, при желании интервьюера, зачастую, легко можно добиться от очень пожилых людей, коими сейчас и являются ветераны, «необходимой» информации. Поэтому, любые устные рассказы требуют документального подтверждения. Как мы видим, и в данном случае это правило действует: после недолгой проверки, большинство информации оказалось, мягко говоря, далекой от реальности.