СХВАТКА С ЗЕЛЕНЫМ ЗМИЕМ

Как в старом Мариуполе боролись с пьянством

Установить, когда в наших краях начали «употреблять», не представляется возможным. Потому что вино — часть человеческой культуры, и обычай услаждать себя горячительными напитками столь же древен, как и само человечество. Поэтому будем строить свое, с позво­ления сказать, исследование на строго документальной основе.


Первое свидетельство оставил нам Александр Серафимович. В 1897 году он побывал на заводе Сойфера (ныне Мариупольский завод технологического оборудования). Будущий ав­тор «Железного потока» беседовал, в частности, с вальцовщиками, которые работали тяжело, но зарабатывали вполне прилично. Одно плохо, сокрушался корреспондент «Приазовского края», рабочие пьют по-черному.

Причины пьянства Серафимович видит в темноте и невежестве «простого люда», в недо­статочной образованности и отсутствии культурных развлечений. Со страниц ростовской га­зеты «Приазовский край» он взывал к «хозяевам жизни»: «Надо устроить народную библиотеку, господа! Не толкайте же этот темный люд в кабак, на пьянство, разврат, бесшабашный разгул, где он пытается найти отдых и забвение от тяжелой трудовой жизни; не держите его в позор­ном невежестве, грубости и дикой распущенности. Ответственность за это падет на вас».

Александр Серафимович был долгожителем, он прожил 86 лет и своими глазами уви­дел, что доступ к знаниям и культуре, который был открыт советской властью для миллионов и миллионов «темного люда», сотни тысяч библиотек, кинотеатров и театров, клубов и ста­дионов, фантастические тиражи газет и книг, таящих в себе мудрость веков, — все это не сумело победить зеленого змия. Но первый такой урок он, тридцатичетырехлетний, получил в Мариуполе.

В результате хлопот молодого журналиста в городе на благотворительные средства была в январе 1898 года открыта чайная-читальня. Здесь посетители могли и чашку чая выпить, и свежую газету почитать, и популярную книгу с интересными картинками полистать, то есть «культурно отдохнуть», как стали выражаться в советское время. Но, увы, с таким трудом от­крытая чайная-читальня, сверкавшая чистотой и уютом, пустовала, в то время как дымные кабаки и заплеванные пивные ломились от жаждущих «принять на грудь».

Справедливости ради надо сказать, что неумеренное употребление горячительных на­питков беспокоило и отцов города. Ведь до чего дошло: в праздничные дни некоторые при­хожане являлись в храмы Божьи в таком непотребном виде, что лыка не вязали.

Вот передо мной протокол заседания Мариупольской Городской Думы от 10 сентября 1899 года «О воспрещении продажи вина в кануны праздников, в воскресные и празднич­ные дни». Этот документ не носил директивного характера, то есть не являлся обязательным постановлением. Цитирую: «Дума постановила: изъявить желание, чтобы продажа вина (спиртных напитков) была запрещена во всех торговых заведениях г. Мариуполя (за исклю­чением гостиниц, ресторанов, буфетов): а) в воскресные и праздничные дни до 12 часов дня и с 4-х часов пополудни летом (с 1 апреля по 1 ноября), зимою с 3-х часов до следующего утра; б) накануне воскресных дней и двунадесятых праздников вечером, со времени начала богослужения в Соборной церкви с 5 часов зимой и с 6 часов летом».

Это постановление было принято Мариупольской думой под давлением Екатеринославского губернского комитета попечительства о народной трезвости и его циркулярного предложения от 20 июня 1899 года. Однако еще до этого, 2 августа 1898 года, мариупольские муниципалы приняли обязательное постановление, по которому «винные лавки должны быть подведены под категорию обыкновенных торговых заведений», а поэтому и лавки с прода­жей вина должны подчиняться установленным упомянутым постановлением порядку, «то есть заведения в воскресные и праздничные дни должны быть открываемы не прежде окон­чания в местной соборной церкви ранней литургии, а закрываемы — летом (с 1 апреля по 1 октября) в 4 часа пополудни, а зимою в 3 часа. Кроме того, продажу вина следует запрещать накануне праздников и воскресных дней вечером, со времени начала богослужения в собор­ной церкви».

Как видим, введенное в наше недавнее время ограничение времени продажи спиртных напитков не было открытием Михаила Сергеевича Горбачева: оно практиковалось в Мариу­поле уже в XIX веке. Правда, с таким же успехом, как и в наши дни: пить меньше все равно не стали.

Как-то я выписал из дореволюционной «Мариупольской жизни» статейку о том, как пьют русские и как пьют европейцы: французы, немцы, англичане. Автор, оперируя статистикой, доказывал, что на Западе пьют больше, чем в России, но все дело в том КАК пьют. Француз, рассуждал автор «принимает» ежедневно, понемногу, поэтому пьяным его не увидишь, хотя в результате он употребляет спиртного больше русского. (Между прочим, эта статистика вер­на и сегодня). А мы как пьем? От получки до получки постимся, а потом наверстываем за один раз. Вот он, русский мужик, «во рвы, в канавы валится, обидно посмотреть».

Должен сказать, что автор этой прелюбопытнейшей заметки (не могу сейчас найти ее в своем неупорядоченном архиве) был прав. Об этом писал и Некрасов: «Пьем много мы по времени, а больше мы работаем. Нас, пьяных, много видится, а больше трезвых нас».

Через три года после принятия Мариупольской Думой упомянутого постановления на «Никополь» попал революционер, социал-демократ Андрей Васильевич Шестаков, впослед­ствии видный ученый-историк, член-корреспондент Академии наук СССР. В своих воспо­минаниях он пишет о «муфторезах» (токарях): «Работали они сдельно, выжимали из себя все силы. Усталые до изнеможения, они часто пили водку в будни, а в праздники пьянство и кутежи шли вовсю».

«Муфторезы» зарабатывали бешеные деньги — по 200-300 рублей в месяц. Чтобы пред­ставить себе реальную покупательную способность тех денег, достаточно сказать, что кило­грамм первосортной говядины стоил в то время 20-25 копеек, а килограмм ржаного хлеба — пятак. Вот токари-металлисты «Никополя» пили не только по праздникам, но и в, будни. Но и они могли сказать о себе, как некрасовские крестьяне: «Пьем много мы по времени, а больше мы работаем».

С началом первой мировой войны Николай II ввел в России «сухой закон». Винные по­греба, все запасы спиртного были опечатаны. Стали ли меньше? Ничуть. Просто перешли на самогон.

Активно пили в нашем городе в дни медового месяца февральской революции. В одном из своих приказов главный комиссар милиции города П. И. Роскошинский отмечает факт частого появления на улицах города людей в нетрезвом состоянии: пьют, как он утверждает, денатурат, политуру. Так вот он, Роскошинский, примет самые строгие меры.

Но какие меры мог принять к разгулявшейся вольнице господин Роскошинский? Как говорил один из героев Исаака Бабеля: «Смеха мне, смеха!» А вот мариупольские большеви­ки, когда взяли власть в свои руки, поступили решительно.

Василий Демьянович Алейников, варгановский красногвардеец 1917 года, рассказал мне, как в нашем городе уничтожали винно-водочные запасы. Подобные акции были проведены в Петрограде и других местах, где неуправляемые толпы после свержения Временного прави­тельства начали громить винные склады, что грозило серьезными беспорядками. И тогда новая власть распорядилась запасы спиртных напитков повсеместно уничтожить.

Некоторые мариупольцы, узнав о «варварской», по их мнению, акции, явились к месту экзекуции, вооруженные кружками, бидонами и ведрами. И все это снаряжение было пуще­но в ход, когда на ликеро-водочном заводе стали выливать на землю огромные чаны с вод­кой и спиртом, и аква вита бурным ручьем потекла по улице. Те же, кто оказался неоснащен­ным емкостями, — рассказывал Василий Демьянович, — коленопреклоненно припали к ру­котворному ручью и ненасытно утоляли жажду.

Слушая В. Д. Алейникова, я мысленно экранизировал этот эпизод: какая живописная и впечатляющая картина!

Когда Михаил Сергеевич объявил тотальную войну пьянству и стал вырубать виноград­ники, меня больше всего задело, что была запрещена также пропаганда культурного питья. А я, не будучи поклонником Бахуса, был и остаюсь сторонником тех, кто считает вино частью человеческой культуры и полностью исключить его из нашей жизни неразумно. И потому, чтобы покончить с алкоголизмом, надо, сколь это парадоксально ни звучит, научить людей пить. Да, научить культуре питья.

Когда М. С. Горбачева освободили от тяжкого бремени обязанностей генсека и прези­дента, он в одном интервью признался, что будучи непьющим, он, однако, любит насладить­ся бокалом изысканного вина, посмаковать рюмку крепкого, но благородного напитка. То есть в быту он придерживается практики так называемого культурного питья.

А нам Вы запрещали, Михаил Сергеевич!

Лев Яруцкий,

«Мариупольская старина»