Старая почта

Незатейливую красоту этого здания надо наблюдать (и фотографировать) зимой. Потому что летом 32-е отделение связи с головой утопает в зелени расположенного перед ним скве­рика. Зеленые акации так плотно укрывают этот дом, что с противоположного тротуара улицы ни человеческий глаз, ни кинофотообъектив не в состоянии охватить его цели­ком, с классической симметрией, с его неброской, но пленительной гармонией.

Если читатель почувствует, что в словах моих присутствует так называемая грустинка, то он будет совершенно прав. Я действительно с печалью и грустью любуюсь этим уголком старого Мариуполя, этим уютным зданием, потому что суждено ему в скором времени ис­чезнуть навсегда. Но, как сказал классик, «печаль моя светла». Потому что на этом месте в ближайшие годы расцветет «Юность». Так назван будущий молодежный комплекс, сокра­щенно — МЖК.

Уже создан и получил престижную премию авторский коллектив «Юности»: архитекто­ры В. Зотов, И. Лебедев, Э. Андрущкевич, Н. Улыбина, конструктор Н. Ткач и В. Галюта.

«Приазовский рабочий» опубликовал впечатляющую фотографию макета «Юности», а архитектор В. Земляной пишет: «Этот индивидуальный проект здания предусматривает гар­моническое включение объекта в историческую застройку. Будут применены оригинальные элементы пластики и цветового решения фасадов, вертикальные акценты в виде башен, офор­мленные элементами монументально-декоративного искусства и малых форм архитектуры».

Тот же автор сообщает, что «неординарное произведение фантазии, точного расчета, новых конструкций и изобретательности» расположится «на месте ветхих и аварийных зда­ний по ул. Варганова и Энгельса».

Мне удалось выяснить, что «ветхое и аварийное» здание 32-е отделение связи построено в 1936 году. Значит, ему еще нет и шестидесяти. А в 1965 году, когда я поселился возле старой водонапорной башни, ему было всего лишь каких-нибудь тридцать. Но отчетливо помню, что оно тогда воспринималось мной как старинное. Да и не могло оно иначе воспринимать­ся, с его «лица необщим выражением» на фоне удручающе стандартных «хрущевок».

Тогда, в шестьдесят пятом, отделения связи, помнится, в этом здании (ул. Энгельса, 41) не было. Но вскоре оно открылось под номером 32. Я обратил внимание, что жители упрямо называли 32-отделение «старой почтой». Должно быть, решил я, в память о существовавшем здесь раньше почтовом отделении.

Корни оказались весьма глубокими, они уходят в XIX век.

В 1897 году в этом районе Мариуполя поселился Александр Серафимович, будущий ав­тор «Железного потока». Жил он в доме Камбуровых, располагавшегося на месте нынешней «азовстальской пятиэтажки» (ул. Энгельса, 39). Сохранилась фотография этого дома — на фоне водонапорной башни. Башня построена в 1910 году, и это говорит о том, что снимок сделан не во времена Серафимовича, но в данном случае это не имеет значения.

Серафимович был мариупольским собкором, по-современному выражаясь, газеты «При­азовский край». Редакция находилась в Ростове, и Серафимовичу очень часто приходилось наведываться на почту, чтобы отправить в газету очередную зарисовку мариупольской жизни.

Читатель должен представить себе, что сто лет назад место, о котором идет речь, было окраиной Мариуполя. За улицей Константиновской (Энгельса) шел пустырь. Вот почему Серафимович пишет: «Если вам нужно сдать деньги или получить посылку в Мариуполе, отправляйтесь на самый край города, совсем в противоположную сторону от базара (ныне пл. Освобождения), от лавок, от наиболее оживленной части города. Здесь вы увидите длин­ные, низкие, угрюмые, приземистые хлебные амбары».

В одном из этих амбаров, на том самом месте, надо понимать, где сейчас 32-е отделение связи, и находилась в то время почта. Обстановка в этом учреждении была весьма неприв­лекательной:

«Открываете вы дверь и пятитесь: оттуда «шибает». Но делать нечего, вбирайте в себя побольше воздуха, наклоняйте голову и лезьте. Что же это? Да тут полутемно, ничего не разберешь, никуда не пролезешь: кругом, налегая друг на друга, толкутся люди в удушливой, густой, смрадной атмосфере человеческой испарины, дыхания».

Многие нынче считают, что очереди — изобретение большевиков. Дескать, как только установилась совдеповская власть, так и возникли очереди, неизменный символ социализ­ма, феодального, военного, развитого, недоразвитого — называйте, как хотите. Но если быть объективным, надо также признать, что не все идет от большевиков. Знаменитая, например, продразверстка, была введена не Лениным, а еще при царе, в 1916 году. Что же касается очередей…

Приведем еще несколько строк из корреспонденции Александра Серафимовича почти столетней давности о порядках на Мариупольской почте:

«Проходит час, другой. Пот с вас льется градом, вы задыхаетесь; там в углу что-то дела­ют. «Боже мой, да когда же это кончится?!» Голова у вас начинает кружиться, тело расслабля­ется: сказывается, очевидно, отравление этой ядовитой атмосферой. «Да все равно, поми­рать когда-нибудь надо же! Упаду — выволокут на свежий воздух». И вы уже не чувствуете ни времени, ни пространства, ни толпящихся, задыхающихся вокруг вас людей; в ушах лег­кий звон и в голове спутанные, неясные мысли, как полубред».

Так что если сегодня вам приходится выстаивать томительные минуты в очереди, мо­жете себя утешить: «Бывали хуже времена».

Помимо трудностей с почтовыми отправлениями, вызванными теснотой и неприспо­собленностью помещения, сложности возникали также из-за режима работы этого учрежде­ния. Почта открывались в восемь утра и работала до двух. Затем следовал обеденный пере­рыв, который длился целых три часа. Почему так долго? Право, не знаю. Может быть, пото­му, что обед состоял тогда из многих блюд, («Нескоро ели предки наши») поглотить их за 15-20 минут, как умудряемся мы делать это сегодня, было невозможно. А может быть, почтовые чиновники считали нелишним после тяжелого обеда немного подремать. Скорее всего, ду­маю, они разделяли мнение старого князя Болконского из «Войны и мира», считавшего, что послеобеденный сон — серебряный, а вот сон до обеда — золотой. При трехчасовом пере­рыве можно было позволить себе и злато, и серебро. Тем более, что толкаться в трамваях и троллейбусах и мчаться за тридевять земель на обед не приходилось: все почтовые чиновни­ки жили в нескольких шагах от конторы.

Впрочем, не спешите завидовать комфортной жизни тогдашних тружеников связи. Еще раз предоставим слово Александру Серафимовичу: «…Вокруг стола сидят, согнувшись, чи­новники. Вы подаете письмо, взглядываете им в лица, и странное ощущение боли и сожа­ления сжимает ваше сердце: потухшие взоры, болезненные, истомленные лица. Вам при­шлось пробыть в этой удушливой атмосфере полтора-два часа, и вы уже умирать собра­лись, а эти люди целые дни должны жить, дышать, работать в этой отраве, работать сверх сил человеческих».

После трехчасового обеденного перерыва почта в будние дни опять открывалась на два часа — с 5 до 7 вечера. Зато семь дней в году (примерно столько же, сколько и в наше время) почта не работала вовсе: 1 января, в первый день Пасхи, в день Благовещения Пресвятой Бого­родицы (25 марта), в день Троицы, в день коронования Николая 11/14 мая, в день тезоименит­ства государя императора (6 декабря) и в первый день Рождества Христова (25 декабря).

Гораздо больше было у почтовых работников коротких рабочих дней. Последние, между прочим, в корне отличались от нынешних. Если сегодня предпраздничный рабочий день короче всего на два часа, то в те времена он длился всего два часа. Причем этих коротких дней было столько, что трудно понять, как люди могли запомнить все эти «полупраздники».

По два часа почта работала в день Богоявления (6 января), в день Сретения Господня (2 февраля), в день перенесения мощей святого Николая Чудотворца (9 мая), в день апостолов Петра и Павла (29 июня), во второй и третий день Рождества Христова, в субботу Сырной недели, в пятницу и субботу Страстной недели, во второй день Святой Пасхи и т. д., и т. д.

Короткие рабочие дни были также 23 апреля (тезоименитство императрицы Александ­ры Федоровны), 6 мая (день рождения Николая II), 25 мая (день рождения Александры Фе­доровны), 22 июля (день тезоименитства императрицы Марии Федоровны), 30 июля (день рождения наследника престола цесаревича Алексея), 21 октября (день восшествия на пре­стол Николая II) и, наконец, 14 ноября (день рождения императрицы Марии Федоровны. Заметим попутно, что, подобно олимпийским чемпионам и американским президентам, императрицы в старой России никогда не были бывшими. Даже вдовствующие).

Получается, что 28 дней в году, целый месяц, почта открывалась только на два часа. Правда, она работала и в воскресные дни, но — тоже по два часа. Удивительно ли, что собирались такие невероятные очереди?

Но наплыв посетителей Серафимович объясняет еще и тем, что почта была единствен­ной в городе, а население в связи с пуском металлургического завода «Никополь» и строи­тельством «Провиданса» стремительно росло.

Стенания населения, терпевшего бедствие от перегруженности почтовой конторы (на весь тридцатитысячный город было всего два почтальона, или, как называет их Серафимо­вич, разносчика), дошли наконец до начальствующих ушей. Через год после появления в газете цитированной корреспонденции почтовое отделение открыли на станции Сартана. В городе тоже открыли новую контору, она располагалась на Таганрогской (ул. Артема). Вот тогда, думаю, то есть почти сто лет назад, контора, находившаяся напротив дома Камбуро­вых, и стала в народе называться старой почтой.

Я расспрашивал многих старожилов: что было на месте здания 32-го отделения связи в начале 30-х годов. Никто не помнит. Но один человек ответил мне мудро: «Тоже почта».

Видимо, так и было. А потом, когда после некоторого перерыва в этом здании снова открылось отделение связи, люди вполне естественно стали называть 32-е отделение (оно по праву, если бы не перерыв в деятельности, должно было бы носить один из первых, если не первый номер) старой почтой.

Я, конечно, не имею ничего против грядущей на этом месте «Юности». Как говорил вышедший из моды Маяковский: «Для стройки не жаль ломаний». Хотя здания «старой по­чты», еще не достигшего пенсионного возраста, такого, в сущности, молодого, мне искренне жаль. Так давайте хоть своевременно сфотографируем этот исторический уголок, сохраним память еще в одной странице биографии уходящего в прошлое старого Мариуполя.

1993 г.

* * *

Эту главу «Приазовский рабочий» опубликовал 30 января 1993 года. А уже через не­сколько месяцев 32-е отделение связи и другие учреждения, располагавшиеся в здании ста­рой почты, «рассовали» по разным местам в связи с аварийностью дома № 41 по улице Эн­гельса.

И старая почта исчезла с лица земли, как по мановению волшебной палочки. Шустрые мариупольцы под покровом ночной темноты перво-наперво выломали в нем окна, двери и полы. Тревогу забила городская газета, но остановить грабёж не удалось. Вслед за столяркой стали разбирать и неохраняемые стены здания «и по камешку, по кирпичику растащили» его по частным стройкам.

Что же касается МЖК «Юность», то осуществление талантливого проекта отодвинули на неопределенное время. Быть может, навсегда. А сфотографировать старую почту я так и не удосужился.

Жаль.

Примечание 2000 года.

Проект «Юность» осуществлен не будет. Было сообщение, что на месте старой почты построят греческое консульство.

Поживем — увидим.

Лев Яруцкий

«Мариупольская старина»