Когда-то в Городском саду стояло три могучих дерева. Сейчас осталось одно. Все три, как определили в свое время ботаники – тутовые деревья. Они как бы ограничивали музыкальную площадку с деревянными лавками – сидениями и эстрадой в виде раковины. Поэтому горожане и называли ее раковиной. Раковина была сколочена из дерева. Говорили, что под полом эстрады был слой битого стекла. Будто такое устройство обеспечивало лучший звук, когда на эстраде играли музыканты. А на ней, действительно, летними вечерами демонстрировали свое искусство или местные духовые оркестры, — их было несколько в старом Мариуполе, — или заезжие симфонические оркестры. И те, и другие пользовались огромным успехом у горожан.
Нужно сказать, несмотря на то, что город был не очень большим и откровенно провинциальным, его обитатели знали толк в музыке, в том числе и классической. Среди местной интеллигенции – врачей, преподавателей местных гимназий и городских училищ, чиновников средней руки, их жены и старшие дети, на досуге музицировали: играли на фортепиано, скрипках, виолончелях, других инструментах. Играли музыку все больше серьезную, для чего выписывали ноты из Петербурга, Москвы, Харькова и даже из-за границы. Лет этак пятьдесят назад у потомков этих музыкантов – любителей можно было встретить ноты, отпечатанные на плотной бумаге, на обложках которых были выгравированы вензеля и витиеватые надписи на французском и немецком языках. Нотные страницы, как правило, были испещрены пометами – стало быть, нотами пользовались.
Судя по фотографиям на почтовых открытках разных лет, на месте осененном, как мы уже знаем, тутовыми деревьями, в разное время стояли две разные раковины. Одна из них была построена еще до октябрьской революции. Ее фронтон был украшен изображением лиры. Это украшение оставалось на своем месте и в советское время. В годы первых пятилеток к нему добавили изображение фигуры рабочего перед входом, а также лозунги, содержания, соответствующего, как тогда говорили, текущему моменту. На открытке начала тридцатых годов ХХ века можно разглядеть такие призывы: «Мобилизуем пролетарскую смекалку на успешное выполнение 5 в 4 года», «Ко второму дню индустриализации дадим свои рационализаторские предложения», «Вище соцбудівництво». На открытках начала сороковых годов ни лозунгов, ни рабочего из фанеры более не видно. Вместо них появилось легкое обрамление входа с короткой надписью: «Искусство в массы».
Исчезла раковина во время хозяйничанья гитлеровцев в Мариуполе. То ли она сгорела, то ли жители близлежащих домов растащили ее для отопления своих жилищ в зиму 1941 – 42 года, когда свирепствовали невиданные в наших краях морозы. Потом в городском саду была сооружена новая эстрада, — скорее всего сразу после войны, — но не на месте сгоревшей, а с противоположной стороны главной площади Городского сада. Она представляла собой три кирпичные стены с легкой крышей. Места для зрителей были окружены довольно массивным забором, сложенным также из кирпича. Естественно, что это сооружение не отвечало самым минимальным акустическим требованиям.
Вероятно, между 1946 и 1949 годами была построена новая раковина на том же самом месте, где стояла ее дореволюционная предшественница. Во всяком случае, когда в 1949 году впервые после войны в наш город на летние гастроли приехал симфонический оркестр Сталинской (теперь Донецкой) областной филармонии, свои концерты он давал уже на новой эстраде. Старожилы города с теплой грустью вспоминают эти концерты. У эстрады, особенно в выходные дни, невозможно протолкнуться – так много было народа. Музыку слушали, затаив дыхание. Бурными аплодисментами сопровождали исполнение каждого номера. Были завсегдатаи, которые за время гастролей не пропускали ни одного концертного вечера. Были и знатоки музыки, которые посещали лишь те концерты, на которых исполнялись произведения их любимых композиторов. Но и те, и другие были безмерно рады случаю послушать классическую музыку «вживую». Правда, среди слушателей встречались и такие, кто приходил на концерты не из любви к искусству, а ради моды. Посещение концертов симфонической музыки среди мариупольской интеллигенции той эпохи было признаком хорошего тона.
начало 40-х годов ХХ века
Вспоминается еще одна картинка из того времени. Кое-кто из студентов и старшеклассников приходил днем на репетиции оркестра, которые назначались после посещения оркестрантами пляжа. Свежий загар на руках и лицах скрипачей, валторнистов, контрабасистов и их коллег подчеркивался белыми сорочками. Дирижер, полистав на пульте партитуру, не торжественно, как на концертах, а как-то буднично поднимал свою палочку, призывая свою паству к порядку. Начиналась репетиция. Время от времени он стучал палочкой по пульту, все замолкали. Тогда-то и делалось замечание сфальшивившему музыканту. Дирижер называл цифру, с которой следует продолжить исполнение, и музыка звучала вновь.
Со временем гастроли донецких музыкантов в нашем Городском саду устраивались все реже и реже. А потом и вовсе прекратились. Эстрада – раковина по недосмотру кого-то сгорела. Вместо нее на новом месте построили возвышение, закрытое от ветра листами железа, окрашенного в разные цвета. И когда года три или четыре назад к нам в Городской сад вновь приехал Симфонический оркестр Донецкой областной филармонии, впечатление от концертов было подпорчено из-за неприспособленности новой эстрады.
Сергей БУРОВ.
уж и не вспомнить сколько прошло с того момента лет, наверное не меньше 15-ти, на Эстраде выступал А. Малежек, тогда у меня даже получилось взять у него афтограф, который по сей день сохранился !