Под знаменами Суворова

В Москве, в бывшем Лефортовом дворце, где располагается Военно-исторический ар­хив СССР, попросил я показать мне формулярный список командира Мариупольского легко­конного полка де Рибаса.

Он родился в Неаполе в 1749 году. По национальности испанец. Пятнадцатилетним мальчиком начал службу в неаполитанской армии. Двадцати трех лет по предложению графа А. Г. Орлова перешел на русскую службу, участвовал в войне с Турцией 1768-1774 годов. Так дон Хосе де Рибас стал Осипом (Иосифом) Михайловичем Дерибасом и всю оставшуюся жизнь, то есть около 30 лет, служил России в полную меру своих сил, мужества и таланта. Заслуги его перед страной, ставшей ему подлинной родиной, значительны и несомненны. Об одной из них скажу словами Большой Советской Энциклопедии: «Предложил одобрен­ный А. В. Суворовым план штурма Измаила и командовал гребной флотилией и десантны­ми отрядами при его штурме». О другой известно каждому, потому что вряд ли найдется, думаю, человек, не знающий, что главная улица Одессы называется Дерибасовской в честь основателя этого города. Потому что Осип Михайлович сначала отвоевал у турок крепость Хаджи-бей, а потом составил план строительства порта в Одессе, заложенной им на месте старого Хаджибея, и сам руководил строительством. Он станет адмиралом русского флота, членом Адмиралтейств-коллегий и генерал-кригскомиссаром.

Но все это будет потом, а когда началась очередная русско-турецкая война, Мариупольс­кий легкоконный полк принял в ней участие, имея во главе такого командира, как тридцати­восьмилетний Осип Михайлович де Рибас. Входил же полк в группу войск, которой коман­довал Александр Васильевич Суворов.

Война, объявленная Турцией 12 августа, началась в крайне неблагоприятной для Рос­сии обстановке. Год выдался неурожайным, хлеб пекли наполовину с соломой, в Москве отмечались случаи голодной смерти, а в Петербурге — голодные бунты. К тому же когда Потемкин выслал из Севастополя против турецкого флота эскадру, она была жестоко потре­пана бурей. Один фрегат пропал без вести, другой занесло в Константинополь, где его пле­нили, остальные вернулись в Севастополь чиниться. Хозяевами на море остались турки, и теперь они нацелились на Кинбурнскую косу с крепостью, получившей в той обстановке стратегическое значение.

Мариупольский полк стоял в двенадцати верстах от крепости. 1 октября все турецкие корабли, много дней до этого бороздившие воды вокруг косы на расстоянии пушечного вы­стрела, стремительно приблизились к берегу и открыли по крепости огонь из всех своих орудий. Одновременно же началась высадка десанта.

Суворов решил, что мало отбить десант — его надо уничтожить. Так  пусть выса­живаются. Правда, войск у него маловато: три неполных пехотных полка, три Донских каза­чьих, да еще два легкоконных эскадрона держал он под рукой. Один из этих эскадронов он взял у мариупольцев, другой — у павлоградцев, а сами эти полки вместе с Муромским пе­хотным полководец держал в резерве. Пока шла высадка вражеского десанта, послал он к резерву коннонарочного: пусть поспешают к крепости.

Потом он скажет, что успех дела решила кавалерия. Это и оценка вклада в кинбурнскую победу Мариупольского легкоконного полка.

Турки, спрыгнув на берег, тут же окапывались. 15 рядов траншей нарыли, исполосовали косу от Черного моря до Очаковского лимана.

Когда янычары, тащившие с собой длинные лестницы, чтобы взбираться на крепостные стены, были уже совсем близко, все орудия, обращенные к западной стороне косы, дали мощ­ный залп. Вслед за этим два полка казаков и два эскадрона мариупольских и павлоградских конников, обогнув крепость, вылетели навстречу вражескому авангарду и врубились в него.

Во время этой рубки под саблей мариупольского кавалериста погиб храбрый и талант­ливый Эюб-ага, командир турецкого десанта. Это внесло замешательство в боевые порядки врагов, и суворовская пехота заняла десять из пятнадцати турецких окопов.

Но здесь в ходе боя наступил перелом. Русские боевые порядки попали под огонь шес­тисот орудий десантных кораблей. Многие офицеры были убиты. Войска, состоявшие напо­ловину из новобранцев, дрогнули. Потом повернули обратно.

Тогда Суворов еще раз послал в атаку два легкоконных эскадрона мариупольцев и павлоградцев. Но турки дрались отчаянно. Они бросились навстречу кавалеристам и опрокину­ли их.

Солнце уже клонилось к закату, когда Суворов был ранен картечью. Он потерял созна­ние. Когда пришел в себя, увидел, что его полки отступают. Казалось, сражение проиграно. Однако полководец рассматривал две неудачные атаки всего лишь как фазисы продолжаю­щегося боя.

Он отдал приказание собрать всех, кто был в крепости и в резерве. Набралось три пехот­ные роты, одновременно подоспели батальон муромцев и легкоконная бригада в составе двух полков — Мариупольского и Павлоградского, — всего четыреста штыков и девятьсот двенадцать сабель. И Суворов в третий раз возобновил наступление.

Мариупольцы и павлоградцы ударили в центр неприятеля, пехота в правый, а казаки в левый фланг. В решающий момент боя отчаянные рубаки Мариупольского полка, помимо всего прочего, взяли, что называется, живьем турецкую батарею. Заслуга немалая.

В результате Кинбурнского боя турки потеряли 4500 человек, русские — около 450.

И в следующую военную кампанию — в 1794 году — Мариупольский легкоконный полк оказался в корпусе, которым командовал Суворов. В донесениях, рапортах и других докумен­тах того года не раз в положительном контексте упоминается наименование этого полка: мариупольцы, воюя под знаменами лучшего полководца России, дисциплинированны вне строя, выносливы на марше, храбры в бою.

Лев Яруцкий,

«Мариупольская старина».