О ДОБРЫХ ЛЮДЯХ В НЕДОБРОЕ ВРЕМЯ — 4

 Продолжаем публиковать главы из повести Льва Яруцкого «О добрых людях в недоброе время». Очень обнадеживающая повесть. Может быть, не все так плохо? Может быть, не такие уж мы безнадежные люди? И нужны только определенные обстоятельства, чтобы мы опять вспомнили, что человек человеку — друг, товарищ и брат, а не волк, как нас пытались убедить последние двадцать лет?

октябрь 1943-го… По пути в «полк»…

ГИБЕЛЬ АРИХБАЕВЫХ

В книге «Мариупольская старина», рассказывая о том, как в 1934 году в городском парке за 45 дней выстроили здание летнего театра, я привел фамилию управляющего тем строительством Арихбаева. Розалия Абрамовна Трегубова, отрывок  из воспоминаний которой я включил в эту книгу, позвонила мне:

—         Дмитрия Кирилловича Арихбаева я хорошо знала и до войны, и после нее. А знаете ли вы, как при немцах погибла его семья?

И рассказала мне вот какую историю.

 

Арихбаев, грек по национальности, был женат на еврейке. Он работал в горсовете управляющим делами. Его жена Нина – бухгалтером. Был у них сын.

 

Когда евреям приказали прибыть в «полк», Арихбаев свою жену не пустил. Когда произошла трагедия, в точности сказать трудно, но, видимо, не сразу после массовых расстрелов в противотанковом рву. По доносу ночью явились гестаповцы и увели с собой Нину и ее сына.

 

Дмитрий Кириллович нашел женщину, которая бралась устроить побег. Арихбаев отдал этой женщине все драгоценности, которыми располагал. Все уже было готово, но выяснилось, что спастись может только Нина, а сын должен был остаться в гестапо. Арихбаев получил от жены записку следующего содержания: «Дорогой Митенька, благодарю тебя за все, за все. За нашу счастливо прожитую жизнь. За стремление вызволить меня. Но – не упрекай. Я не могу уйти, оставив здесь сына. Я – мать. Как бы я смогла жить после того, как спасая себя, бросила бы сына в гестапо, обрекая его на смерть. Мы погибнем вместе. Еще раз прости. Нина».

 

Содержание этой записки Розалия Абрамовна воспроизвела по памяти, но подлинник она держала в руках и не раз читала, когда безутешный Дмитрий Кириллович приходил в их дом.

 

В дневнике Сарры Глейх есть строчки «Секретарем гестапо работает Арихбаев, муж Н. Суцкиной, говорят, он был секретарем райисполкома».

 

Если бы это было так, то после освобождения Дмитрия Кирилловича не пощадили бы. Вероятно, ближе к истине рассказ Р.А. Трегубовой.

 

 РАССКАЗ О. И. ЦЫГАНСКОЙ

Ольга Израилевна Цыганская из числа тех мариупольских евреев, которых перед расстрелом заперли в сарае у Агробазы, откуда они бежали. Утверждает, что двери сарая были забаррикадированы телегами. Ей, в то время десятилетней, запомнилось, что в том сарае были подсолнечные семечки. Они добрались до Новоселовки, где у отца был хороший знакомый Иван Хомич (ныне его сын, тоже Иван, живет на улице Заворуева, 8). Через несколько дней ее, Олю, оставили здесь, у Хомича, а родители пошли к своей бывшей домработнице Полине, которая жила в Ильичевском районе.

 

Так они прожили десять дней, после чего решили уйти из города. Шли пешком. Добрались до Донецка, потом дошли до Артемовска. По дороге в то время брело много разных людей.

 

В Артемовске ее отец, Израиль Цыганский, вышел что-то купить и не вернулся. Его забрали в гестапо. Больше они его не видели. Они ушли из Артемовска и были задержаны немцами уже где-то под Барвенковом. Их приняли за партизан, и они признались, что они еврейки. И в том, и в другом случае конец один. Их не расстреляли на месте, а бросили в лагерь для военнопленных. Видимо, люди вермахта решили, что они солдаты, а не палачи, чтобы расстрелять женщину с ребенком. 28 января 1942 года на лагерь напал партизанский отряд, перебил охрану, освободил заключенных. Командовал отрядом Глухов, мариуполец. Он выдал им справку, я видел ее, написанную простым карандашом. Он дал им вещевой мешок, продукты и отправил через линию фронта. При переходе передовой убило лошадь. Опи добрались до Воронежа, затем – до Алма-Аты. В сорок четвертом вернулись в Мариуполь. Мать умерла в 1987 году в возрасте 85 лет.

 

РАССКАЗ Б. К. ВОЛОВИЧ

 

Ее родители были глухонемые. Мать – русская. 10 декабря 1993 года, когда я записывал эти строки, была жива. Ее муж в октябре сорок первого ушел в «полк». Его расстреливали на окопах. Глухонемой, он выстрелов не слышал. каким-то чудом уцелел. Вернулся домой, а там – немец Ганс. Отец спрятался в трубе механического завода, который напротив их дома. Простуженный, он громко кашлял. Сам себя он не слышал, но сторож предупредил Анну Ивановну, что ее мужа могут обнаружить. Отца снарядили в Мангуш, где у него был друг, спортсмен. Тот его выдал, и отца застрелили прямо в доме «друга». Такая же судьба постигла папину сестру в Бердянске: ее тоже выдали и расстреляли. Она была замужем за русским.

 

Басю отвели на Пушкинскую, там священник ее окрестил, вписал в паспорт матери Анны Ивановны русской. Теперь Бася стала Васей, Василисой Николаевной Толмачевой. Ее крестные  Трофим Михайлович  Дьяченко и Алтухова Мария. Как-то пришел Ганс, их постоялец: «Говорят, что у вас девочка юде?». Ему показали метрическую, паспорт. «Какие нехорошие люди». Этот Ганс к Васе относился хорошо, угощал съестным. Во дворе жил полицейский М. Его сын, ровесник Баси, как-то сказал: «Тебэ треба туды, где твий батько». Не называю его фамилию: М. тогда было четыре года, и он повторил то, что слышал в доме. Александр М. потом стал хорошим специалистом, работал мастером на «Азовмаше».

 

Бабушка в тот же день отвела Басю на Гавань к Трофиму Михайловичу Дьяченко. Он ее и спас.

 

Сейчас Бася Константиновна Волович живет со своей семьей в Германии, в той стране, откуда в сорок первом пришел ужас фашистского геноцида. Живет хорошо, комфортно, и чувствует себя в полной безопасности.

 

РАССКАЗ М. Е. ЧЕФРАНОВА

 

В одну из годовщин массового расстрела евреев ко мне подошел пожилой человек и представился:

—         Чефранов Михаил Егорович, 1925 года рождения, русский.

В сорок первом он жил на Новоселовке. Подошел кто-то из соседей: «Сегодня из «полка» погнали евреев». – «Сколько их?» — «Восемнадцать тысяч».

Совершенно независимо от этого моего собеседника такую же цифру называет Моисей Наумович Грамм. Думаю, что цифра евреев, павших в Мариуполе жертвами фашизма, — 9 тысяч человек – действительно занижена.

 

Михаил Егорович вспоминает:

—         Ехали мы как-то с мамой с огорода. Встретилась нам одна женщина: «Я была на окопах, когда расстреливали евреев. Среди людей я узнала Левина». Это был знаменитый врач, многие мариупольцы обязаны ему жизнью. Так, например, в 1933 году мой отец тяжело болел. Так тяжело, что он уже простился с мамой, готовый принять смерть. Доктор Левин спас моего отца. Не знаю, как могла та женщина это услышать, но мне запомнился из ее рассказа диалог: «Куда нас привели, дядя Левин? нас будут убивать?». – «Молчи, девочка, молчи».

 

РАССКАЗ В. В. СМЕЛЯНСКОГО

 

Однажды в Театральном сквере ко мне подсел человек и представился: Смелянский Валентин Аронович. По отцу он еврей, по матери — украинец. Жили на Донецкой улице. Отец ушел в «полк» и взял с собой мальчика. Их догнали двоюродные сестры матери — Антионенко, и с полдороги вернули мальчика. А Арон Смелянский погиб на окопах.

 

Валентин Аронович рассказал мне о еврейской женщине по имени Блюма. По соседству с их домом на Донецкой жили три семьи эвакуированных. Человек 10-12. Все они погибли у Агробазы, а Блюма через несколько дней вернулась на Донецкую. Жила там три дня. Потом исчезла, но осталась жива. Ее угнали в Германию как русскую.

 

Сколько за этой историей оставшихся нам неизвестными фамилий Праведников мира, людей, которые помогли евреям спастись от смерти?

(Продолжение следует)

Лев ЯРУЦКИЙ.

 

Один комментарий к “О ДОБРЫХ ЛЮДЯХ В НЕДОБРОЕ ВРЕМЯ — 4”

  1. Огромное спасибо Льву Яруцкому И Его Коллегам, за статью и копание истории окупационного Мариуполя. Более чем, познавательно и необходимо в наше время.

Обсуждение закрыто.