Многие страницы жизни и творчества известного писателя лауреата Государственной премии СССР Николая Дубова (1910-1983) связаны с Мариуполем.
«Город открылся вскоре после того, как теплоход прошел Белосарайский маяк. Впереди сначала смутно, потом яснее показался розовый отсвет. Он разгорался все сильнее и ярче, все выше поднимаясь к небу и рассыпая розовые отблески по воде.
— Что это? — спросил Лешка Горбачев, герой повести Николая Дубова «Сирота».
— «Орджоникидзесталь». Завод…»
Другой герой этой повести говорит: «Мы живем на берегу самого маленького из всех морей. И самого мелкого…»
Мариупольскому читателю уже по этим приметам не составляет труда определить, в каком именно городе прошли отрочество и юность Лешки Горбачева. В книге немало подробностей, мариупольское происхождение которых несомненно. Вот, например, как описан здесь краеведческий музей.
«По сторонам входной двери стояли исклеванные ветрами каменные бабы с плоскими лицами, большими животами и толстыми короткими ногами. Ребята заглянули во двор. Там стояли, валялись на земле такие же бабы… Вся история города — от плана запорожской крепости до фотографии памятника летчикам-героям Великой Отечественной войны, стоящего в городском парке, — помещалась в крохотной комнатке».
В музее ребятам рассказали о том, как изменились город и люди после революции, как вместо церквей и кабаков появились школы и дворцы, как бельгийского управляющего сменил рабочий, и завод стал носить имя Ленина, как в первую пятилетку был построен гигант «Орджоникидзесталь».
Прототипы бывают не только у литературных героев — есть они и у городов, в которых разворачивается действие художественных произведений. Почему автор «Сироты» поселил своих героев именно в том городе, прототипом которого стал приморский Мариуполь?
Сибиряк Николай Иванович Дубов (он родился в Омске) с двадцатидвухлетнего возраста и до конца своих дней (за исключением военных лет) жил и работал в Украине. Прежде чем стать профессиональным писателем, он перепробовал много профессий: был рабочим паровозоремонтного завода, педагогом, корреспондентом и редактором многотиражной газеты, заведовал городским клубом, «командовал» научно-технической библиотекой, а в годы Великой Отечественной войны работал в Сибири разметчиком на оборонном предприятии.
В 1944 году он снова приехал в Киев и вернулся к журналистской профессии. Газетная «служба» и привела его в Мариуполь первых послевоенных лет. Он полюбил городу моря и само море, считал его уникальным среди всех земных морей. И когда в 1954 году задумал «Сироту», Николай Иванович снова приехал в Мариуполь (он тогда, правда, уже назывался Ждановом), на некоторое время поселившись здесь, работал над повестью и вполне естественно получилось, что в этом же городе он поселил своего героя. К тому времени Дубов был уже известным писателем, автором пьес «У порога» и «Наступает утро», повестей «На краю земли» и «Огни на реке».
В город у моря Лешка Горбачев, отца которого убили на войне (моторист Иван Горбачев погиб при высадке морского десанта у Мариуполя), а мать умерла вскоре после войны, попадает в 1948 году. Здесь он воспитывается в детдоме, где происходят переломные события в его жизни, формируется его характер.
После опубликования «Сироты» в «Новом мире» (1955) Николай Дубов написал «Жесткую пробу» (1959) — повесть о современной рабочей молодежи. Действие происходит в том же городе, но уже в 1952 году. Алексей Горбачев повзрослел, трудовой путь юноши начался на «Орджоникидзестали» (так, понятно, названа «Азовсталь» имени Г.К.Орджоникидзе, даже многотиражная газета, выходящая на заводе, носит свое подлинное азовстальское название — «За металл»).
Но между выходом в свет этих двух повестей состоялось острое публицистическое выступление Николая Дубова — летом 195В года «Новый мир» напечатал его очерк «Как губят море», под которым обозначено место его написания: Керчь-Жданов. В этом очерке с особой яркостью проявилась патриотическая, гражданская позиция писателя. Николай Дубов был одним из первых, если не первым, кто на всю страну забил тревогу о судьбе Азовского моря, призвал принять безотлагательные меры, чтобы предотвратить его оскудение.
Но вернемся к повестям «Сирота» и «Жесткая проба». Конечно, многое изменилось в городских пейзажах, которые автор зарисовал с натуры в Мариуполе в конце 40-х-начале 50-х годов. Молодой читатель может и не узнать главную магистраль нашего города, потому что в «Сироте» сказано: от сквера проспект шел под уклон к базару; далеко не все знают, что с основания Мариуполя и до начала 50-х годов нашего века базар находился на площади, которая так и называлась в народе — Базарная (официально Соборная, а ныне — площадь Освобождения). Этот рынок с его пестрой, крикливой толчеей запечатлел в своих книгах Николай Дубов.
И если вы прочитаете, что, решив пешком прогуляться в порт, «Алексей не спеша пошел вдоль линии «четверки», не удивляйтесь, что он идет от шумного базара к рыбачьей гавани, а потом сворачивает на Слободку по улице Котовского, мимо вокзала и т.д. Потому что «четверка» — это не сегодняшний троллейбус четвертого маршрута, спускающийся к морю по красивому, благоустроенному проспекту Металлургов, а трамвай «четверка». Эта линия уже давно снята, а тогда «трамвай, дребезжа и позванивая, бежал по бесконечной улице, подолгу ожидая на разъездах встречного вагона».
Николай Дубов свои повести «Сирота» и «Жесткая проба», связанные между собой одним героем и городом, где происходит действие, собрал под одной обложкой и назвал «Горе одному. Роман в двух книгах». В 1970 году роман удостоен Государственной премии СССР. Это было общественным признанием дилогии Николая Дубова, которую мы можем назвать и «мариупольской».
«Приазовский рабочий», 16 июня 1987 года.
* * *
Я перечитал «мариупольскую» дилогию Николая Дубова через 10 лет после публикации моей статьи о ней. Конечно, легко быть крепким задним умом и в условиях свободы печати отмечать в романе, написанном в тисках тоталитарного режима, недостатки: «того-то вы не отразили, того-то не дали опять». Да, критика формализма в социалистическом соревновании тех лет весьма умеренна, как и других порядков, вернее непорядков тогдашней действительности, а уродливые типы, порожденные уродливой системой, как Иванычев и Гаевский, в последующей литературе даны острей и беспощадней.
У одного мемуариста встретил я мысль, что по масштабу личности Николай Иванович Дубов-человек превосходил Дубова-писателя. Надо ли объяснять, почему писатель Дубов, честный и порядочный, тонкий знаток детской психологии и владеющий талантливым пером, не раскрыл в полную меру отпущенного ему «от Бога»?
Деревня Дубник, 4 августа 1997 года.
Лев Яруцкий