БОГАТЫЙ ЕВРЕЙ ИСАЙ МАТЕЦКИЙ

В городской думе Мариуполя заседали 38 гласных. В сохранившемся списке мелькают почти одни греческие фамилии, хотя потомки переселенцев из Крыма к тому времени уже не составляли большинства в населении города. Но заседали в думе и три еврея. Не очень много, если учесть, что сыны и дочери Израиля составляли почти пятую часть населения, но и на том спасибо. Зато каких евреев избрали в городскую думу! Самых отборных, один другого лучше.

О Георгии Моисеевиче Огузе ничего не скажу, потому что мало знаю о нем достоверно­го. А вот об Абраме Михайловиче Трегубове мне рассказали уже в наши дни его родственни­ца Розалия Абрамовна Трегубова (ее отец приходился Абраму Михайловичу двоюродным братом), В официальных документах он именовался харьковским купцом первой гильдии. Значит, и там он владел солидным имуществом, но в Мариуполе ему принадлежала, в част­ности, паровая мельница.

Абрам Трегубов с женой Амалией

Абраму Михайловичу «повезло»: кое-что из его недвижимого имущества уцелело по сей день. Так, дом на Константиновской (Энгельса), на котором мемориальная доска гласит: «Здесь в 1917-1918 годах находился военно-революционный комитет», принадлежал ему. Он же владел и двухэтажным особняком, который вы видите в самом центре города у троллейбус­ной остановки «Драмтеатр». В первые пореволюционные годы мимо этого трегубовского особняка проходили на цыпочках и с опаской: здесь располагалось уездное ЧК. На углу Кон­стантиновской и Георгиевской старинный особняк из красного кирпича, знаете? Там сейчас автошкола, а во время оного размещалось тут мариупольское казначейство. Так он тоже при­надлежал Абраму Михайловичу. Но кто об этом сегодня помнит? Уж на что ЧК врезалось в память народную, так и о нем сегодня уже не помнят, что же говорить о каком-то Абраме Михайловиче, даже если учесть, что его родная сестра Елизавета Михайловна была женой знаменитого академика М. И. Авербаха, который самого Ленина лечил.

Но я же обещал вам рассказать о Матецком.

Исай Ехилиевич был купцом первой гильдии. Чем он владел и какого только добра у него ни было — об этом говорить не будем, потому что это прошлогодний снег. Но вот весной 1916 года со здоровьем его стало происходить что-то неладное. Он чувствовал себя настолько плохо, что счел благоразумным пригласить мариупольского нотариуса Василия Петровича Ларионова и трех свидетелей: купца второй гильдии Ивана Антоновича Деспота (из итальянцев, между прочим), подданного Греческого королевства Спиридона Николаеви­ча Пана и поселянина села Старый Крым Василия Константиновича Фурунджи, чтобы со­ставить завещание. Почти через 80 лет эта бумага попала ко мне в руки и прояснила кое-что в истории мешпохе (рода) мариупольских Матецких.

Бог благословил Исая Ехилиевича десятью чадами. Было у него два сына — Ельхонон и Александр — и восемь дочерей: Гудель, Малка, Раиса, Зисель (переводится, между прочим: Сладкая), Фрума (святая), Дебора, Любовь, Бася. К младшеньким он питал больше пристра­стия, может быть, потому, что старшие уже были пристроены. Во всяком случае, в первом же пункте завещания, то есть в первую очередь, он так выразил свою волю: «Приобретенное мною покупкою от Агнессы Хржановской недвижимое имущество, заключающее в трех сме­жных дворовых местах (похоже, Исай Ехилиевич скупал недвижимость целыми кварталами, — Л. Я.), со всеми на них постройками в городе Мариуполе, второй части по Екатерининс­кой улице, между дворами Каракуркчи и наследниками Волошиных с проездом в Николаев­ский переулок, я, Матецкий, завещаю в полную собственность поровну четырем младшим детям моим: сыну Александру и дочерям Деборе, Любови и Басе Матецким».

Лет за десять до этого собирали в Мариуполе пожертвования в пользу пострадавших от погрома. Люди сбрасывались по полтиннику, по одному-два рубля. Матецкий отстегнул, конечно, больше всех — пятьдесят рублей. А вот другой Матецкий — только два целковых. Это был его брат, который, как рассказывали мне сегодня уже потомки этой мешпохе, добы­вал хлеб насущный портняжным ремеслом. А что вы хотите, не все Матецкие в Мариуполе были богачами. Так вот, этот портной много шил для уважаемых клиентов из морского паро­ходства. В кредит. А уважаемые возьми в один прекрасный день да исчезли. Не уплатив, разумеется, ни копейки. Узнав об этом, бедный портной умер от инфаркта, как говорили в то время — от разрыва сердца.

Но у Исая Ехилиевича остался еще один брат, и вот о нем он позаботился в пункте вто­рого завещания, даже раньше всех своих детей: «Двор с постройками в городе Мариуполе, второй частью, по Николаевскому переулку, между владениями Портновой и Хаджинова, завещаю в собственность родному брату моему, мещанину города Мариуполя Элимелаху Ехилиевичу Матецкому».

И лишь после этого все оставшееся он завещал своим детям — двум сыновьям и восьми дочерям. А оставалось, как вы догадываетесь, еще немало: капиталы и процентные бумаги в Государственном Банке, сберегательных кассах, кредитных и иных учреждениях, различного рода постройки на арендованных им, Исай Матецким, казенных и городских землях, и про­чее добро.

Из наследственного капитала он повелел своим наследникам выделить две тысячи руб­лей для учреждения стипендии его имени в Александровской гимназии, тысячу рублей в пользу еврейской больницы (она находилась на нынешней улице Артема возле городского сада, в ту пору эта часть улицы, начиная со сквера и дальше в сторону моря называлась

Больничной. Теперь нет ни еврейской больницы, ни Больничной улицы). Еще одну тысячу Исай Ехилиевич велел передать «Талмуд-Торе» — еврейскому училищу для мальчиков — для учреждения или пополнения библиотеки при нем. А еще пятьсот рублей — раздать после его смерти бедным Мариуполя без различия вероисповеданий.

Матецкий — старший к тому времени был уже вдовцом, и он не забыл также позаботить­ся об увековечении памяти своей покойной супруги. Две тысячи рублей он оставил для учреж­дения в Мариинской гимназии стипендии имени Гитл-Гени Лейбовны Матецкой, но огово­рил, что предназначена эта стипендия исключительно для лиц иудейского вероисповедания.

Недель через шесть после составления завещания — 21 апреля 1916 года — Исай Ехили­евич Матецкий почил в Бозе.

Как жила в Мариуполе еврейская беднота, мы уже знаем отчасти по описаниям Алек­сандра Серафимовича, чем располагали богатые — из завещания Матецкого. Что с ними было дальше? То есть после революции. Ответить можно одним словом: приспособились. Несмотря на открывшийся доступ к образованию, к службе в областях прежде запретных, в основном все осталось по-прежнему: бедные остались бедными, богатые — богатыми. Это может показаться парадоксом, но в общих чертах, поверьте мне, дело обстоит именно так.

Матецких в Мариуполе было много, немало их и сейчас. Я так до конца и не разобрался, кто кому кем приходится. Из рассказов представителей этой мешпохе, Матецкие прорвались че­рез все препоны новой власти, получили хорошее образование. Дядя Саша (а это, надо пони­мать, младший сын И. Е. Матецкого) стал профессором Московского текстильного института. По семейному преданию, у него защищался Косыгин, будущий предсовмина СССР. Единственная дочь Александра Исаевича окончила институт иностранных языков, вышла замуж за болгарина.

У одной из дочерей И. Е. Матецкого муж и двое сыновей погибли на фронте, некоторые его племянники — в противотанковом рву у Агробазы, в частности, Яков Михайлович Ма­тецкий с семьей. А «дядя Гриша» (уж не знаю точно, чьим сыном был Григорий Матецкий) — доктор технических наук, был одним из участников строительства Дороги жизни, проклады­вал по дну Ладоги трубопровод для перекачки в блокадный Ленинград горючего. Его един­ственный сын стал кандидатом технических наук, работал референтом у Казанца, министра черной металлургии СССР. Внук дяди Гриши (правнук Исая, как меня уверяли) Володя Ма­тецкий стал композитором.

Об этом чуть ниже, а теперь хочу пересказать то, что услышал от представительницы этого мариупольского рода Е. В. Каменецкой. Она тоже говорит о младшем сыне Исая Ехи­лиевича, но называет его дядей Шурой. По ее словам, он всю жизнь дружил с академиком М. И. Хаджиновым, переписывался с ним. Что же, по возрасту они вполне могли учиться в одном классе Мариупольской Александровской гимназии.

Елена Владимировна Каменецкая рассказывает, что одна из дочерей Матецкого была замужем за большевиком Меламедом. Они называли его «босяком». 8 апреля 1918 года во время восстания фронтовиков в Мариуполе в комиссара Меламеда бросили гранату. Сейчас одна из улиц города носит имя Якова Давидовича Меламеда. Когда «дядя Шура» приехал погостить, он специально взял такси и съездил на улицу имени своего родственника. Сняв шляпу, он низко поклонился «босяку».

Больше воспоминаний о том Матецком, который, как упоминалось, был портным. Его звали Лев. У него были дочери Фанна и Берта. Берта Львовна, по мужу Рогова, стала вра­чом-стоматологом. Погибла в противотанковом рву. Григорий Львович уехал из Мариуполя за десять лет до этого, стал в Москве инженером. Его сын Леонард Григорьевич — он рабо­тал у Петра Леонидовича Капицы.

По версии Е. В. Каменецкой, известный композитор Владимир Леонардович Матецкий правнук не Ильи Ехилиевича, а Льва Ехилиевича Матецкого.

С автором знаменитой «Лаванды» я не сумел списаться, тем более познакомиться лично. Пользуюсь интервью, которое взял у Владимира Леонардовича (Г. Шестаков, «Экран и сце­на», 1991 г. №4, с. 30-32).

«Сегодня Владимир Матецкий в числе наиболее популярных композиторов. Его рей­тинг взлетел в 1986 году — «Лаванда, горная лаванда…». С Софией Ротару продолжает рабо­тать и по сей день. В Союзе композиторов состоит. В концертных тусовках не участвует. Блестящий версификатор, музыкальный и литературный… Остроумный и обаятельный со­беседник. Располагает к себе моментально».

—   У меня, — говорит В. Матецкий, — амплуа московского парня из хорошей семьи, знающего английский.

Когда в Лос-Анджелесе писал песни для Дезмонда Чайльда, продюсера пластинок, то тексты делал сам, по-английски. Когда в одном из своих интервью А. Б. Пугачева заметила, что Матецкий берет за один текст по тысяче долларов, я подумал, что Алла Борисовна ошиб­лась: ведь Матецкий пишет песни, музыку. Но, как видим, он и по текстам мастак.

Народная поговорка права: «Кто раньше (при царе) жил хорошо, то и теперь (при боль­шевиках, демократах) хорошо живет».

* * *

Моя книга «Евреи Приазовья», для которой я написал только что прочитанную вами гла­ву, была уже набрана, когда я, сидя в газетном зале Салтыковки на набережной Фонтанки, набрел на некролог, посвященный И. Е. Матецкому.

Исай Ехильевич прожил всего лишь 58 лет. Он умер от болезни сердца и почек 19 апреля 1916 года. Был он тем, кого американцы называли self made men — «человеком, который сам себя сделал». В некрологе так и сказано: «Всем тем, что оставил покойный, — крупное состоя­ние, репутацию безупречного коммерсанта, общественного деятеля и благотворителя, — всем этим покойный обязан исключительно самому себе, своим личным качествам».

Карьеру свою он начал в местной нотариальной конторе в скромной роли писца, но вскоре стал заместителем нотариуса. По своим природным способностям он, вероятно, сде­лал бы неплохую карьеру и на этом поприще, но вдруг последовал запрет евреям занимать должности в нотариальных конторах. И пришлось Исаю Ехильевичу срочно переквалифи­цироваться в торговцы зерновым хлебом, что вскоре вывело его в одного из самых богатых людей Мариуполя.

Но как это произошло? Ведь тогда не было печально знаменитой в наше время «прихватизации», в мановение ока сделавшая некоторых ловкачей сказочно богатыми людьми? Не­кролог сообщает: «Некоторыми оборотными средствами снабдил его Михаил Григорьевич Трегубов». Отец, надо полагать, хорошо известного в Мариуполе Абрама Михайловича Тре- губова, которого мы неоднократно упоминали.

Сначала торговля И. Е. Матецкого носила местный характер, но, разбогатев, он занялся экспортной деятельностью. Когда я прочитал о нем строки: «И. Е. проявлял, если можно так выразиться, аристократизм в коммерции», то подумал: «Вы, нынешние, ну-тка!»

Лев Яруцкий