АТАМАН ГЛАДКИЙ И АЗОВСКИЕ КАЗАКИ

В 1775 году запорожские казаки уходили из бывшей Кальмиусской паланки. Они шли искать новую «родыненьку». С обжитыми местами они прощались навечно, потому что не чаяли когда-нибудь вернуться на земли, освоенные ими, их дедами и прадедами.

Но историческая судьба запорожцев сложилась так, что потомки некоторых из них вер­нулись в Приазовье в составе вольного казачьего войска. Более того: их штаб-квартира и воинская канцелярия одно время даже находились в Кальмиусе. Правда, он теперь называл­ся уже Мариуполем и стал греческим городом.

Случилось это через полвека с лишним после того, как Екатерина II ликвидировала За­порожскую Сечь.

Но расскажем обо всем по порядку.

Как известно, упразднению Сечи запорожцы сопротивления не оказали. Тихо-мирно все обошлось и в Кальмиусской паланке. Некоторые казаки женились и стали мирными жителями. Население Кальмиусской слободы на первых порах, по-видимому, оставалось на своих местах.

Власть, правда, поменялась. Кальмиусская паланка была преобразована в Кальмиусский уезд вновь созданной Азовской губернии. Вместо запорожского полковника и старши­ны — впредь до дальнейшего гражданского устройства — были назначены военные коман­диры, в основном из донских старшин.

Епископ екатеринославский и таганрогский Феодосий, оставивший серьезные труды по истории края, пишет, что когда в 1776 году азовский губернатор В. А. Чертков, объезжая свои владения, прибыл в г. Кальмиус, то нашел здесь множество православного народа, камен­ную часовню и при ней Киевского Межигорского монастыря иеромонаха.

Этим православным народом, несомненно, были в основном те запорожцы, которые предпочли не «искать новую родыненьку», а остаться на обжитых местах.

Читатель обратил, конечно, внимание на «г. Кальмиус». Сами запорожцы свое поселе­ние в устье реки на Азовском море не называли никак: ни селом, ни слободой, ни тем более городом, а просто — Кальмиус. В их документах так и пишется: «ушел в Кальмиус», «прибыл в Кальмиус». Чертков же, учредив Кальмиусский уезд, назвал его центр городом Кальмиусом. Вряд ли запорожское поселение при паланке (крепости) напоминало город, в особен­ности в нашем современном понимании этого слова. Но надо понять и Черткова: не мог же он объявить, что уездным центром является, скажем, деревня (или даже село) Кальмиус. Уж очень это, согласитесь, выглядело бы несолидно. И вот таким образом запорожская слобода Кальмиус стала городом Кальмиусом. Странно, что ни один историк, ни один краевед не обратил наше внимание на это превращение, на то, что Мариуполь, прежде чем получить наименование Павловск, первоначально назывался городом Кальмиусом.

Но вернемся к запорожцам.

Что с ними стало после превращения Кальмиусской паланки в Кальмиусский уезд?

Часть из них переселилась на реку Волчью. Часть как уже говорилось, осталась в При­азовье. В 1791 году (через 16 лет после упразднения Сечи, заметим, через 11 лет после засе­ления края греками) «малороссийской нации люди, находившиеся при городе Мариуполе, — прапорщик Павел Горленский, Петр Пилипенко, Петр Велегура, Иван Головко, Емельян Дейнека и другие» — обратились в Екатеринослав с просьбой, чтобы русскому православному населению отдали соборную церковь Марии Магдалины, заложенную еще до переселения христиан из Крыма. Они мотивировали свою просьбу тем, что «у Азовского моря кос в раз­ных заводах, не имеющих собственного домовства (то есть церкви. — Л. Я.), малороссийс­ких людей около двух тысяч человек».

Вряд ли можно сомневаться в том, что эти «малороссийской нации люди» были обита­телями упраздненной вместе с Сечью Кальмиусской паланки.

Но всего на Украине бывших запорожцев осталось не больше половины. Сопротивле­ние ликвидации Сечи все-таки было оказано: половина запорожского войска бежала в Тур­цию, и там под эгидой султана казаки основали Задунайскую Сечь.

Через 14 лет после этого события, в 1789 году, в селе Мельники Золотоношского уезда Полтавской губернии в семье казака средней руки родился мальчик, которого окрестили Оси­пом (Иосыпом). Достигнув восемнадцатилетнего возраста, Осип женился, еще через семь лет, когда у него уже росли два сына и две дочери, ушел на заработки в Одессу. Полгода спустя Феодосия Андреевна получила от своего супруга из Одессы 40 рублей, после чего Осип Гладкий бесследно исчез.

Много лет спустя Осип Михайлович Гладкий, подружившись в Мариуполе с городским головой И. А. Чабаненко, после доброй чарки обычно начинал разговор с одной и той же фразы: «Слышь, Антоныч, а ведь благодаря вам, грекам, вошел я в чин полковника и наказно­го атамана».

В Одессе, где затерялись его следы, Осип Гладкий не утонул в Черном море, как утверж­дала молва, а, добравшись до Измаила, бежал через Дунай в Турцию. Там он вступил в Сечь, назвавшись, конечно холостым, потому что женатых в «товариство» не принимали.

Когда греки восстали против турецкого ига, султан Махмуд II потребовал послать на усмирение 500 казаков. Был среди них и Гладкий. Участвовал в осаде последней греческой твердыни Масалонги. Ни тогда, ни потом так и не узнал Осип Михайлович, что с этим горо­дом связано имя Байрона. Только английский лорд и знаменитый поэт, властитель дум луч­ших людей России и многих других стран, приехал в Грецию, чтобы помочь угнетенным, а Гладкого и его товарищей привезли как карателей.

Среди тосковавших по родине казаков Гладкий «журывся» больше всех. Он отличался не только большой храбростью, но и незаурядным умом. Казаки избрали его куренным атама­ном.

Однажды, когда они возвращались с дела, на которое их послали против греческих по­встанцев, он крепко задумался над делом рук своих: «Проливаем кровь честных христиан». Он увидел, что и команда его крепко задумалась.

—                   Ну, братцы, чи хороша наша служба, — обратился Гладкий к казакам, — як вы думаете?

—                   Да гирка вона, — отвечали они.

—                   Правда ваша! Когда нас бьют и мы теряем кровь и здоровье за то, чтобы бедные греки, такие же, как мы, христиане, пропадали, а басурманщина торжествовала.

Тогда же и составился заговор с целью вернуться в Россию. Он был хорошим организа­тором, Осип Михайлович Гладкий. В 1827 году его дружно избрали кошевым атаманом За­дунайской Сечи, а фирманом султана он был утвержден в правах двухбунчужного паши.

В 1828 году, когда началась очередная война с турками и султан приказал солдатам выс­тупить против России, кошевой атаман установил связь с русским командованием в Измаи­ле и умелым маневром привел туда большую часть запорожского войска. Много лет спустя, когда Осип Михайлович жил и нес службу в Мариуполе, председатель греческого суда Иван Антонович Чабаненко часто «угощал» им городскую знать, приглашенную на чаепитие. Мес­тные тузы умильно смотрели на казачьего атамана и неизменно просили новых подробнос­тей об общении Осипа Михайловича с царствующим императором Николаем I. Гладкий об этом уже рассказывал бесчисленное множество раз, но просьбы благодарных слушателей его вдохновляли, и он начинал свое обкатанное повествование о делах и впрямь захватыва­юще интересных, тем более что рассказчик каждый раз приводил новые, не упоминавшиеся раньше подробности.

Он рассказывал, как в удивительно тихую и теплую ночь 18 мая 1828 года — до гробо­вой доски он это число не забудет — по его приказу казаки, оставив большую часть своих пожитков в Сечи, нагрузили 42 лодки и вышли в море, а оттуда через Килийское гирло в Дунай и таким образом добрались до Измаила. Здесь их остановили на карантинную обсер­вацию. «Знаете, що це таке?» — обращался в этом месте к слушателям Осип Михайлович и сам отвечал: «Осмотр». Через день их принял главнокомандующий русской армией Николай I.

—                  Я поверг у ног императора свою булаву, — рассказывал Осип Михайлович в благого­вейной тишине, прерываемой восторженными ахами, — саблю и шапку, которые в знак до­стоинства получил от Порты, а писарь сложил все фирманы, жалованные от султана и се­раскиров, и от всего войска попросил великодушного прощения за себя, за нас всех и за наших предков.

В то время русские войска настойчиво пытались овладеть крепостью Исакчи, но безус­пешно: турки так плотно укрепили правый берег Дуная, что форсировать реку никак не уда­валось. Незащищенным оставалось только одно место, настолько болотистое, настолько гиб­лое, что турки были в полной уверенности: сюда русские не сунутся.

Однако запорожцы знали в этих трясинах никому не ведомую дамбу и после тщательной разведки переправили на своих челнах целую русскую дивизию. Крепость Исакчи была не­медленно взята.

После этого Гладкий на своем челне переправил императора через Дунай. Здесь Нико­лай собственноручно прикрепил к груди кошевого атамана Георгия и вручил ему полковни­чьи эполеты. И во главе созданного им казачьего полка Гладкий совершил еще немало храб­рых дел, в частности участвовал в штурме Силистрии.

Осип Гладкий перевозит российского императора Николая I через Дунай.

Литография. XIX ст.

Он нисколько не обманывал своих мариупольских слушателей: бравый запорожец им­ператору действительно понравился. Тот взял его с собой в Одессу и представил супруге, императрице Александре Федоровне, гулял с ним по городу, принимал «добрую чарку», и, рассказывая об этом, Осип Михайлович иногда по-свойски без чинов называл царя Никола­ем Палычем, а иногда, в хорошем подпитии, и просто Палычем.

Гладкий был назначен начальником Отдельного запорожского войска и командирован на Кавказ, чтобы в районе Анапы и Геленджика разведать земли, пригодные для вернув­шихся из-за Дуная казаков. То ли не понравились ему те края, а скорее потому, что хотелось поселиться на исконной запорожской земле, например, в бывшей Кальмиусской паланке, только, приехав в Петербург, Гладкий доложил Николаю, что считает более предпочтитель­ными земли в Приазовье.

О возвращении в слободу Кальмиус речи, конечно, быть не могло: уже полвека, как на ее месте вырос Мариуполь.

К этому времени переселившиеся из Крыма греки вполне обжились в Приазовье. Ис­кусные земледельцы и животноводы, предприимчивые торговцы, они, преодолев беды, со­провождавшие переселение, и обрушившиеся на них эпидемии, сумели добиться весьма зна­чительных экономических успехов. Так, в 20-е годы XIX века во всех 23 греческих селах

Мариуполыцины насчитывалось более полумиллиона голов разного скота: коров, овец, ло­шадей — то есть по 25 с лишним голов на каждую душу тогдашнего населения.

И все же при всем своем трудолюбии греки не были в состоянии освоить все те обшир­ные земли, которые выделила им Екатерина II при переселении. А выделено было почти миллион с четвертью десятин (точнее — 1 237 475). Во-первых, количество эмигрантов из Крымского ханства оказалось меньшим, чем предполагалось. Во-вторых, переселенцы по­несли большие потери от эпидемий и других несчастий, свалившихся на них в первые 10-15 лет после ухода из Крыма. В те же 20-е годы мариупольские греки писали министру внут­ренних дел Ланскому: «Мы не в состоянии подробно описать всего того, что происходило при переселении нашем и как действовали болезни, происшедшие от перемены климата, воды, от тесноты квартир и большею частью от неимения их… Нелицемерно скажем и по самой истине, что целые семейства пострадали жизнью, а многие лишились половины оно­го, и ни одно семейство не осталось без потери отца, матери, брата и сестры и детей, словом сказать, из 9 тысяч душ мужеского пола выходцев не осталось и третьей части, и в 15 лет едва могло набраться с новорожденными, при сочинении пятой ревизии семи тысяч душ…»

Учитывая все эти обстоятельства, правительство решило часть земель, отведенных гре­кам, отдать другим переселенцам. Среди них оказались и казаки Отдельного запорожского войска, преобразованного в 1832 году в Азовское казачье войско. Им отвели 74 тысячи деся­тин земли между реками Бердою, Обиточною и Азовским морем.

С 1830 года происходит переход запорожцев на эти земли. «Место, им данное, — пишет А. А. Скальковский, — составляло некогда часть Кальмиусской паланки «Запорожских воль­ностей», особенно по реч. Берде и Кальмиусу у нынешнего г. Мариуполя. Там уселись они не рыцарским орденом, не толпою безбрачных молойцев (молодцов? — Л. Я.), но настоящим военно-земледельческим обществом, хотя дух рыцарства и военной охоты не погас в нем».

Было их не так уж много: 557 казаков оставались на службе при армии на своих лодках, а за наказным атаманом Азовского казачьего войска — а им был назначен Осип-Михайлович Гладкий — шли всего лишь 346 семейств, в которых насчитывалось 716 душ мужского пола и 668 женского, а также 374 «бурлака». На несколько верст тянулся за ними высокий шлейф пыли, поднимаемый большими стадами лошадей, рогатого скота и овец. Сотни кибиток сле­довали за войском.

Войсковая канцелярия учредилась в станице Петровской в устье Берды, то есть в крепо­сти св. Петра, заложенной еще в 1770 году, но позднее штаб-квартиру войска перенесли в Мариуполь.

Историческая энциклопедия сообщает, что казаки «основали три станицы — Покровс­кую, Новоспасовскую и Петровскую, 15 хуторов и г. Никольское. К владениям Азовского ка­зачьего войска приписали Петровский мещанский посад, Новоспасовское поселение госу­дарственных крестьян и Стародубовскую станицу черниговских переселенцев».

Все эти населенные пункты расшифровать удалось довольно легко (некоторые их назва­ния сохранились и на современной карте), но изрядно намучился я с «городом Никольское». Уж какие только справочники ни переворошил — никаких следов такого города обнаружить не удалось. В конце концов, оказалось, что лежит он под боком у Мариуполя, всего лишь в 22 километрах от него. Правда, в город он и по сей день еще не вырос, а достиг лишь скромного статуса поселка городского типа и называется… Володарское.

Свою историю Володарское начинало как хутор, который основали азовские казаки в начале 1830-х годов и называли его в честь своего наказного атамана Гладким. Но как только Осип Михайлович ушел в отставку (благодарные люди!), они переименовали его в хутор Кальчик, а в 1855 году — в село Никольское. 70 лет село было Никольским, пока в 1925 году не переименовали его в Володарское — в честь известного революционера.

А ведь в этом Никольском, когда оно еще было хутором, в 1833 году «тщанием бывшего кошевого, а впоследствии наказного атамана Азовского казачьего войска Иосифа Михайло­вича Гладкого… устроен деревянный молитвенный дом. В 1875 году заменен, — цитирую старинный источник, — каменною церковью однопрестольной — в честь святителя и чу­дотворца Николая».

Теперь в Володарском ни церкви, ни памяти о некогда славном и грозном казачьем ата­мане.

Вот и в селе Петровском бывшего Мариупольского уезда в 1845 году тоже «тщанием наказного атамана» на средства Азовского казачьего войска и на пожертвованную Святей­шим синодом тысячу рублей соорудили каменную церковь во имя Николая-чудотворца. Но это, как и многие деяния Осипа Михайловича Гладкого, за «грудой дел, суматохой явлений» забыты.

В наши дни село Боевое Донецкой области входит в состав района, центром которого является Володарское. А когда-то все было наоборот: Никольское (нынешнее Володарское) вхо­дило в состав волости, центром которой была станица Покровская — так до 1923 года называ­лось село Боевое, основанное азовскими казаками в 32 верстах от Мариуполя в 1830-х годах.

Азовские казаки мирно занимались рыболовством и землепашеством, но прав Скальковский: дух рыцарства и военной охоты не погас в них. В 1835 году полковник Гладкий заявил Новороссийскому генерал-губернатору графу Воронцову, что запорожцы тяготятся мирной и оседлой жизнью, и просил разрешения сформировать из них полк и направить его на действительную службу. Бумага пошла по инстанциям, и уже было принято решение сфор­мировать три сотни для отправки в район Анапы — Геленджика, как вдруг эту затею поло­мали. Дело в том, что кавказское начальство подняло вопрос о необходимости организовать крейсерство по восточному берегу Черного моря. И тут в военном ведомстве вспомнили, что азовские казаки очень опытны и искусны в мореходстве. В 1837 году по повелению Николая I была образована военная флотилия из десяти команд азовских казаков. Каждая команда состояла поначалу из хорунжего, урядника и 18 рядовых казаков, а потом числен­ность команд была увеличена.

До наших дней не дошли имена этих отважных мореходов. Известно лишь, что в 1844 и 1845 годах этими морскими отрядами командовали подполковники Антон Дьяченко и Яков Барахович.

Поначалу флотилия отправлялась в походы из станицы Петровской, позднее она базиро­валась в Мариуполе и весь город от мала до велика сбегался в устье у Кальмиуса полюбоваться на молодцеватых казаков, отправлявшихся на крейсирование или возвращавшихся из похода.

«Их усердие доказывало, — с гордостью писал А. А. Скальковский, — что, несмотря на перемену имени, одежды и даже местожительства, дух «славного Запорожья» — «добрацтва козачества», дух Сулемы, Павлюка, Наливайки, Серка и др. — не угас в их сердцах, и всегда с тем же оружием, на тех же степях и на том же Черном море были готовы они с честью и славою сражаться за свое отечество».

К Осипу Михайловичу Гладкому мариупольцы относились с особым уважением и по­чтением. У городской верхушки он был частым и желанным гостем, а мариупольские дамы дружно хлюпали носами, когда он рассказывал, как после долгой разлуки, вернувшись из-за Дуная, встретился он с Феодосией Андреевной, давно считавшей его покойником, да со своими детками, которых оставил совсем маленькими.

Особым успехом в рассказах Осипа Михайловича, живых, образных, пользовался слу­чай, когда он соврал самому царю. В присутствии казаков Николай спросил Гладкого, женат ли он, и Осип Михайлович, не желая раскрыть перед запорожцами, что он нарушил самый строгий обет «товариства», ответил отрицательно. И как император, когда обман открылся, милостиво простил Гладкого и даже распорядился за казенный счет дать образование его младшему сыну и младшей дочери. И как в Петербурге по распоряжению «Палыча» началь­ник походной канцелярии его величества самолично показывал ему, Осипу Михайловичу, достопримечательности столицы.

Но время шло, Осип Михайлович разменял седьмой десяток, и настал день, когда ему намекнули, что пора подавать в отставку. Было это в 1853 году. Чтобы подсластить пилюлю, Гладкому присвоили звание генерал-майора и назначили пенсион — 838 руб. 50 коп. в год. (Это без нескольких копеек 70 рублей в месяц, но тогда 70 целковых не считались чертой бедности).

Шестидесятичетырехлетний Осип Михайлович был еще крепок и бодр, и отставка глу­боко обидела его. Но, не желая подать вида, он подавал дело так, будто в отставку попросил­ся сам, добровольно. Вот что пишет в своих воспоминаниях его старший сын отставной подполковник Василий Осипович Гладкий:

«По увольнении со службы отец со старухою матерью поселился в станице Новоспасовке, где купили домик за полторы тысячи. Здесь отец прожил только три года и принужден был удалиться по причине часто слышанных нареканий от запорожцев за то, что оставил их. Неко­торые осмелились говорить наместнику отца, полковнику Черноморского (то есть Кубанского — Л. Я.) войска Кухаренку, что сам Кухаренко и передавал отцу: «Вы не наш атаман, вы черно­морец, наш атаман Иосип Михайлович Гладкий». Такое положение дел заставило его продать в Новоспасовке домик и купить в Александровском уезде Екатеринославской губернии хуторок за шесть тысяч рублей и удалиться совсем из войска… Здесь он в 1866 году июля 3 дня (на самом деле 5-го. — Л. Я.) от холеры скончался; на другой день, т. е. 6 июля, скончалась старуха моя мать, которая безотлучно находилась при больном и сама получила ту же болезнь».

Так окончилась жизнь последнего кошевого атамана в истории Коша Запорожского. По­хоронили Осипа Михайловича с воинскими почестями в Александровске. Как обрадовался бы, думаю, старый казак, если бы узнал, что революция назвала этот город столь дорогим ему именем — Запорожье.

Но мы забежали немного вперед.

После крестьянской реформы 1861 года правительство решило Азовское казачье войско целиком переселить на Северный Кавказ. С 1862 по 1864 годы в различные станицы Анап­ского округа и Закубанской области переселено 1065 офицерских и казачьих семей. Возму­щенные принудительным переселением, а также тяжелой военной службой и притеснения­ми старшины, азовцы подняли восстание, которое было жестоко подавлено царским прави­тельством. Но главнокомандующий Кавказской армией великий князь Михаил Николаевич вынужден был объявить, что надобность в переселении азовцев отпала, разве что найдутся охотники, то есть добровольцы.

К этому времени в Азовском казачьем войске оставалось всего 6065 душ обоего пола. Командующий Одесским военным округом генерал-адъютант Коцебу (явно в отместку за непокорность) возбудил вопрос об упразднении Азовского казачьего войска и передаче насе­ления в гражданское ведомство.

1 октября 1864 года Александр II это ходатайство утвердил.

Генералы, штаб- и обер-офицеры были причислены к дворянству Екатеринославской губернии и получили от 200 до 400 десятин земли каждый. Урядников и казаков с их семья­ми причислили к сословию крестьян-собственников, наделив их на каждую мужскую душу населения девятью десятинами.

15 октября 2010 года в Запорожье открыли памятник

последнему атаману Задунайской Сечи Йосипу Михайловичу Гладкому.

Азовцы сдали Кубанскому казачьему войску два своих знамени и царские грамоты, два баркаса для практического обучения казаков мореплаванию с надлежащим вооружением и снастями, 520 нарезных ружей и другого огнестрельного и холодного оружия с артиллерий­скими принадлежностями.

На этом Азовское казачье войско прекратило свое существование. Последняя точка были поставлена 31 июля 1866 года, когда Временная межевая комиссия закончила свою работу по распределению земли между бывшими казаками.

Символично: конец Азовского войска совпал почти день в день с кончиной первого ее  наказного атамана Осипа Михайловича Гладкого.

***

Завязался у меня однажды разговор с двумя школьниками из Володарского. Я спросил у них, что они знают о казачьем атамане Осипе Михайловиче Гладком. Нет, они ничего не слышали о таком человеке. Не знают и того, что их поселок начался с хутора Гладкого, на­званного так в честь наказного атамана Азовского казачьего войска.

Спустя многие годы забвения в Володарском был установлен памятник

в честь подлинных основателей этого поселения –

казаков Задунайской Сечи и Азовского казачьего войска.

Возможно, что мне попались не самые прилежные володарские школьники.

Но откройте такую солидную книгу как «История городов и сел Украины. Донецкая об­ласть» (Киев, 1970), и на странице 245-й прочитайте о том, что азовские казаки «несли служ­бу на побережье Азовского моря». Хотя предельно, казалось бы, ясно, что через полвека пос­ле присоединения Крыма, когда Азовское море стало внутренним морем России, нести там сторожевую службу нужды не было.

Если такие грубые ошибки допускают авторы книги, вышедшей в свет под авторитет­ным грифом Института истории Академии наук Украинской ССР, так что же нам спрашивать со школьников за то, что они мало знают о жизни и деяниях своих дедов и прадедов?

Лев ЯРУЦКИЙ.

«Мариупольская старина»