ЗАПОРОЖСКАЯ ЦЕРКОВЬ В Г. КАЛЬМИУСЕ

Один молодой человек, претендующий на звание историка, заявил как-то по «Сигма — ТВ», что после указа Екатерины II о ликвидации Запорожской Сечи русские солдаты варвар­ски разрушили в центре Кальмиусской паланки, на месте которой позднее возник Мариу­поль, православный храм запорожских казаков.


На звонки телезрителей, попросивших указать источник, из которого почерпнуты эти сведения, наш историк мило ответил в частном порядке (по телефону), что «точно не по­мнит», но в ближайшее время он требуемые документы назовет. Однако времени прошло изрядно, а обещание не выполняется, что, впрочем, вполне понятно: невозможно выпол­нить невыполнимое.

В 1775 году Кальмиусская паланка была преобразована в Кальмиусский уезд Азовской губернии, а запорожская казачья старшина заменена командирами-донцами, пришедшими из- за реки, то есть из Области Войска Донского. Но то были не татаро-монгольские нашественники и не большевики-безбожники, которые разоряли, жгли и взрывали христианские храмы. То были люди православные, единоверцы запорожских казаков, и не надо быть профессиональ­ным историком, чтобы догадаться: не могли «москали» разорить и сжечь христианский храм.

Сегодня даже учащиеся (тех школ, в которых заглядывают в мою книгу «Мариупольская старина», а таких, к счастью, становится все больше) знают, что когда греки в 1780 году при­шли в селение в устье Кальмиуса, митрополит Игнатий на первых порах службу вел в казачь­ей церкви. Таким образом, мы видим, что и через пять лет после упразднения Сечи и «смены власти» в Кальмиусе храм запорожских казаков, каменный, крытый очеретом (то есть камы­шом) был в целости и сохранности и верно служил верующим — переселенцам из Крыма.

Приведу выдержку из первого тома «Мариупольской старины». «В своей скитальческой военной судьбе запорожцы пользовались походными церквями, кото­рые возили с собой. Стационарные же храмы они строили лишь в тех местах, где были слобо­ды со стабильным населением. Вот еще одно доказательство того, что в устье Кльмиуса распо­лагалась не только крепость, но и казачья слобода, — каменная Свято-Николаевская церковь».

Я был прав, но, как выяснилось, только отчасти. Потому что церковь в Кальмиусской паланке была все-таки, как обычно у запорожцев, походной. Само здание церкви было капи­тальным, но не случайно архиепископ Гавриил, рассказывая о Кальмиусском казачьем хра­ме, предупреждает; «Под словом «церковь» не разумеется ее постройка…», а содержание хра­ма, «утварь», как тогда говорили, или «предметы культа», как сказали бы мы сегодня.

К утвари в первую очередь относился антиминс. Вряд ли кто из читателей знает, что это такое, поэтому беру таймаут, чтобы растолковать это слово с помощью, разумеется, Влади­мира Ивановича Даля: антиминс — это «вместопрестольник; освященный плат с изображе­нием положения в гроб Иисуса Христа; кладется на престол церковный при совершении святой евхаристи». Остается добавить, что евхаристия (благодать) — это таинство святого причащения.

Помимо антиминса, в церковную утварь входили иконостас, иконы, ризы, священные книги и другие предметы культа. И когда в старинных документах упоминается «походная Свято-Николаевская церковь в Кальмиусе», то имеются в виду именно перечисленные пред­меты, а не каменное здание храма.

Точную дату построения казачьего храма в Кальмиусской паланке установить не уда­лось. Первое документальное упоминание о нем относится к 1754 году, когда Кальмиусский полковник Андрей Порохня обратился в Кош с просьбой прислать лес для ремонта церкви, пришедшей в ветхость. «Для той же церкви, пишет Г. И. Тимошевский, опираясь на А. А. Скальковского, и в том же году Тимофей Шербацкий, митрополит киевский, послал поход­ный (обратите внимание! — Л. Я.) антиминс  и благословил грамоту на ее освящение». Кош, — отправляя все это с начальником самарского монастыря «в Кальмиус», поручил ему взять в Сечи хранившуюся там Древнюю (от крымского пребывания) церковь, везти ее в Кальмиусскую паланку и там поставить для литургии, пока новая не будет построена».

Напомню, что за год до начала русско-турецкой войны 1768-1774 гг. в связи с тревожным положением запорожцы для безопасности перевезли из Кальмиусской паланки в Самарский монастырь, а затем в слободу Камянку свою Свято-Николаевскую церковь. Теперь послушаем, о чем свидетельствует такой авторитетный знаток церковной истории Екатеринославщины, как архиепископ Феодосии. По его словам, «в 1776 году губернатор Чертков, обозревая свою Азовскую губернию, нашел в г. Кальмиусе множество православного народа, каменную часов­ню и при ней киевского Межигорского монастыря иеромонаха. По просьбе жителей и по хода­тайству Черткова Свято-Николаевская церковь была опять возвращена в г. Кальмиус, и в 1777 году назначен в нее священник Филиппов, а по смерти его 3 декабря 1779 г. определен в нее протоиерей Роман Кошевский и церковь названа СОБОРНОЮ Павловскою».

27 июля 1780 года, на второй день после прибытия эмигрантов из Крымского ханства в Павловск, еще не успев отряхнуть, как говорится, дорожную пыль, митрополит Игнатий «ото­брал», как сказано в старинном источнике, Свято-Николаевскую походную церковь со всею утварью и, «устранив от оной тамошнего протопопа Романа Кошевского, определил к ней для священно служения своих греческих священников».

Чрезвычайно важно отметить, что между украинцами и греками — выходцами из Крыма никогда не возникали столкновения на основе межнациональной розни. А ведь оснований для обид и даже зависти коренного населения к эмигрантам из Крымского ханства были, и весьма серьезные. Судите сами: их, запорожцев, сгоняют с насиженных мест в бывшей Кальмиусской паланке, их кровные земли Екатерина II, не спросясь хозяев, подарила грекам-христианам, а са­мих хозяев переселяет на реку Волчью, где велит им заложить город Павлоград. Причем льгот при переселении, какие были установлены грекам, они почти никаких не получили, от налогов и дачи рекрутов на войско их не освободили, а потом еще и начали закрепощать (как, впрочем, и их братьев — русских крестьян), в то время как новых подданных России миновала чаша сия; они никогда не знали крепостного права, или, если точнее сказать, бесправия.

Тем не менее столь явные и возмутительные несправедливости никаких антигреческих настроений среди вчерашних запорожцев не вызвало, и тесное сотрудничество и дружба греков с украинцами, как и прочими народами пестрого в этническом отношении Приазо­вья, счастливо сохранилась до наших дней.

Но на второй день прибытия греков в город на Азовском море конфликт возник, и об этом я хочу рассказать, раз мы уже решили, что история наша должна публиковаться без купюр.

Отчуждение (так и хочется написать «прихватизация») казачьего собора вызвало у павлоградцев возмущение. Они пожаловались преосвященному Никифору, так как тот не имел власти над греческим митрополитом, он переслал жалобу азовскому губернатору В. А. Черткову. Не зная «историю вопроса», Никифор обратился также за разъяснением к Игнатию. И потребовал объяснения, на каком таком основании тот решился забрать у казаков их церковь.

Митрополит с ответом не торопился. Генерал-поручик же и кавалер Василий Алексее­вич Чертков немедленно стал на сторону выселенных из Кальмиуса запорожцев. «Кальмиусская церковь с иконостасом, на холите написанном, — писал он 13 августа 1780 года, — устроена еще во время бывшего Запорожья и существование свое имела в Кальмиусской паланке. По уничтожении сей паланки жители перешли в новоучрежденный на реке Волчь­ей, при впадении в оную речки Солоной, город Павлоград, который через то и полное имеет право требовать, дабы ему из Кальмиуса (заметьте; не из Павловска, не из Мариуполя — из Кальмиуса. А ведь шел уже 1780 год! — Л. Я) отдана была церковь».

Игнатий медлил с ответом, но совсем не ответить преосвещенному Никифору он не мог: не по-христиански получилось бы, да и просто неприлично. В своем письме он объясняет, что «Кальмиусскую церковь в свое ведомство взял он по повелению его светлости Григория Александровича Потемкина, сказавша митрополиту, в бытность его в Петербурге, что она, церковь, отдается грекам».

Создается впечатление, что и павлоградцам церковь не то чтоб так уж дозарезу нужна была, потому что они предложили митрополиту выкупить ее у них за деньги. Но Игнатий раскошеливаться не стал, а заявил, что у греков своих иконостасов, вывезенных из Крыма, четырнадцать, и этого пока достаточно, в особенности если учесть, что еще ни одна из зало­женных им церквей в Мариуполе и окрестных селах — не окончена строительством.

Итак, согласие на возвращение Кальмиусской походной церкви ее законным хозяевам было принято митрополитом 11 декабря 1780 года, а еще через два с небольшим месяца, в феврале 1781 года, перенесена в Павлоград. Еще раз напоминаю, что имеется в виду не здание, а утварь.

Но не вся утварь казачьего храма покинула Мариуполь. Уж не знаю, на каком основании, но в Харлампиевской церкви осталось от запорожцев серебряное монастырское кадило с изображе­нием двуглавого орла и колокол (он еще полтора века «работал» на колокольне, пока большевики не подняли в воздух и ее, и весь Харлампиевский собор). А крест с казацкой церкви, покрытый медными рельефными украшениями украинской работы, неведомым образом попал в греческое село Богатырь, где оброс удивительными легендами.

Г. И. Тимошевский высказал предположение, что Харлампиевская церковь, первая в постзапорожской истории нашего города, была выстроена на фундаменте казацкой. Сомне­ваюсь, чтобы это соответствовало действительности, потому что в таком случае запорожс­кий храм следовало предварительно разобрать, а никакого другого молитвенного дома в го­роде тогда не было и проводить церковную службу было бы негде. Скорее всего Харлампиевскую строили рядом с казацкой, а завершив строительство, последнюю разобрали.

Так, может быть, прав упомянутый в начале главы телевещатель: запорожскую церковь, в общем-то, все же снесли с лица земли?

Нет, не прав.

В Приазовье в ту пору церквей строили много и быстро, но долговечностью эти сооруже­ния не отличались.

Так, например, первое здание Успенской церкви в Мариуполе уже через двенадцать лет пришло в полную ветхость, и это был не исключительный случай. И что же мариупольцы? «По камешку, по кирпичику» разбирали павшие храмы — и это не считалось святотатством, а напротив, богоугодным делом, потому что возводились новые.

Точно так же поступили с Кальмиусской казачьей церковью во имя Святителя Николая, которая и после ликвидации Сечи еще целых семь лет служила православным. И мариу­польцы сохранили об этом исчезнувшем казацком храме благодарную память.

Это выразилось в том, что при возведении Харлампиевского собора ее правый придел посвятили Святителю Николаю. Улица же, протянувшаяся от этого придела была названа Нико­лаевской в честь этого же православного святого, которого особенно чтили запорожцы (а не в честь рассийского императора, как однажды ошибочно сообщил «Приазовский рабочий»). И в колокольном звоне, разносившемся над Мариуполем, мощно звучал колокол с казацкого храма как неумирающий голос тех, кто эту землю осваивал и защищал, поливая ее потом и кровью.

Когда в 1991 году я готовил к печати свою иллюстрированную брошюру «Мариупольс­кие храмы вчера и сегодня», то заинтересовался возрождением православия в нашем городе, которое началось во время Великой Отечественной войны и после ее завершения. Так, 20 мая 1946 года Мариупольский горисполком зарегистрировал четыре религиозных объеди­нения русской православной церкви. Первой в этом списке значилась Свято-Николаевская церковь на Новоселовке (Кальмиусская, 114).

Знали ли те, кто добился от властей этого постановления, что они возрождают храм, заложенный казаками Кальмиусской паланки еще в первой половине XVIII века? Как склад­но было бы ответить на этот вопрос положительно и радостно заметить, что не прервалась связь времен. Но нет, не погрешу против истины ради красного словца: возродители право­славной церкви в Мариуполе назвали ее Свято-Николаевской потому, что святой Николай издавна считался покровителем моряков, а это в приморском городе актуально.

Но, видно, не без Божьего промысла через 164 года после исчезновения в Мариуполе Свято-Николаевской церкви возродилась в городе не какая-нибудь, а именно Свято-Никола­евская церковь. Да еще на улице с таким неслучайным названием: Кальмиусская.

В 1989 году «тщанием», как говаривали в старину, благочинного отца Николая (в миру Николая Трофимовича Марковского) заложили на Новоселовке новое здание храма. Прошло два века и еще десятилетие с тех пор, как исчезла в Мариуполе Свято-Николаевская церковь (в данном случае имею в виду ее здание), и вот связь времен была восстановлена в день ее освящения. И радует сегодня своим благолепием глаза и души мариупольцев православный храм — прямой преемник и наследник Свято-Николаевской церкви Кальмиусской паланки.

Особенно остро почувствовал я эту связь, когда летом 1993 года присутствовал в этом храме на торжественной церемонии принятия присяги. Присягал на верность матери-Укра­ине Мариупольский курень возрожденной Кальмиусской паланки возрожденного Украинс­кого казачества во главе с атаманом Александром Леонидовичем Чавкой и есаулом Владими­ром Ивановичем Кривохижей.

Лев Яруцкий

«Мариупольская старина»


ЗАПОРОЖСКАЯ ЦЕРКОВЬ В Г. КАЛЬМИУСЕ: 5 комментариев

  1. Ну хоча б здіймати лемент про «оклеветание России» прямим текстом не наважується.
    Лишається витягувати чиїсь одиничні помилки та якнайхудожніш описати їх – бачите, як нещасних «москалей» оббрехали!..
    Але що ж – і на тім спасибі (див. повище)!

  2. «претендующий на звание историка» — гм, навіть якщо він таки «несправжній» історик, мушу розчарувати декого: серед «справжніх» є не кращі!..

    Що у нас далі…

    «…наш историк мило ответил» — а можна поцікавитися, в чому виражалася «милість»?..)) Ну це так – раз уже зайшла мова…

    «…вполне понятно: невозможно выполнить невыполнимое»

    Що – уже зі свого боку все з’ясували?..))) Усе до решти?
    Точно справа не в тому, що самим ліньки шукати – так само, як (підозрюю) і тому історику?
    Ви вже даруйте мені сумнів – просто така категорична впевненість у подібних речах мимохіть породжує протилежне враження…

  3. Справді, на «провінційні» церкви Росіян не рзмінювалися, щоб руйнувати…
    Хоча що я кажу?!
    Давні українські монастирі в Межирічі, Густині, Зимному, вже спаскуджені та\чи до ведені до аварійного стану російськими перебудовами…
    (Московський патріархат просто ними заправляє — невідомо якого дива…)
    Методи з XVIII — ХІХ — ХХ ст. не змінилися.
    Живопис у стилі бароко Гетьманської доби позлуплювали, наприклад, в Кирилівській церкві та в Успенському Собрі Києво-Печерської Лаври…
    Про перебудови церков, які й зараз проводяться з одіознм несмаком Московським патріархатом, вже мовчу…

    Просто у Маріуполі цих речей не було ніколи (принаймні, наскільки сам знаю…) Нажаль.
    Тут і так панує здебільшого російський колоніальний стиль.
    (Ні, старовина, звичайно — є старовина: добре, що хоч така: все цікавіше!)

  4. Доречі.
    Заборона будувати храми в «малороссийском вкусе» понищила природній розвиток нашої культури більше, ніж будь-яка одинична акція.
    І це, нажаль – не фейк.

  5. «То были люди православные, единоверцы запорожских казаков, и не надо быть профессиональ­ным историком, чтобы догадаться: не могли «москали» разорить и сжечь христианский храм.»

    ТА ЩО ВИ КАЖЕТЕ!!!
    Ну так…
    Звісно! Картина плюндрування Батурина та Чортомлицької Січі «единоверцами запорожских казаков» це якраз доводить!
    Ні, викопування ченців з могил та їх четвертування і наруга над трупами — це не руйнування храмів!..
    Це — «па-праваславнаму», я так розумію?!

    Авторові можна порадити спершу вийняти колоду з ока свого — а тоді будете тут критикувать інших «прєтєндующіх на званіє історіка»!

Обсуждение закрыто.