Художник Яков Никодимов

Из очень небольшого количества сохранившихся документов известно, что Яков Иванович Никодимов родился в 1908 году в Киеве, воспитывался в детском доме. В двадцать восьмом году поступил в Киевский художественный институт. В то время там преподавали корифеи украинского изобразительного искусства Василий и Федор Кричевские, Михаил Бойчук, Василий Касиян, находившиеся в поре наибольшего расцвета творческих сил. Так что Якову было у кого проходить солидную профессиональную подготовку.


В 1934 году он окончил учебу в вузе и получил направление в Луганск (через год этот город обретет новое имя — Ворошиловград, чтобы потерять его в 1958 году) преподавать в местном художественном училище. Наряду с педагогической деятельностью молодой художник, как написано в одной из его служебных характеристик, занимался и творчеством. Хотя кто сказал, что педагогика не есть творчество? Его приняли в Союз советских художников Украины, на учредительном съезде которого Якову Ивановичу довелось быть делегатом. Значит, он уже в ту пору был мастером заметным.
С началом Великой Отечественной войны Никодимову выдали бронь – освобождение от призыва в армию — и поручили маскировать промышленные и иные объекты Ворошиловграда. За этим занятием его застала оккупация города гитлеровцами. Так уж получилось, что эвакуироваться он не смог. Скрывался. За ведро картошки, за пару-тройку килограммов кукурузной муки писал в селах иконы, рисовал портреты крестьянских мужей, сыновей, братьев, канувших в вихре войны, копируя их довоенные любительские фотоизображения иногда с едва различимыми чертами лица…
В феврале 1943 года враг был изгнан из Ворошиловграда. Яков Иванович тотчас же организовал художественно-скульптурную мастерскую. Вместе с товарищами восстанавливал разрушенные фашистами революционные монументы, создал памятники-надгробия на могилах бойцов-освободителей города. Ему поручили зарисовать разрушения, совершенные оккупантами на Луганщине. Результат выполнения этого задания — несколько акварельных рисунков, некоторые из них сохранились. Работы сугубо прикладного назначения написаны широко и свободно: Яков Иванович не смог сдержать свой темперамент художника. Усердие, инициативность, а главное — итоги труда художника и руководителя мастерской Никодимова в военные и первые послевоенные годы были замечены и оценены: о нем одобрительно писали в газетах, там же печатали рисунки. Его наградили медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг.». Сейчас трудно объяснить, почему он покинул город, где был так обласкан вниманием властей.
В 1949 году Яков Иванович переезжает в Мариуполь. Поступает в местную артель художников. Ныне покойный, талантливый мариупольский живописец Александр Гаврилович Кечеджи рассказывал, что через небольшой промежуток времени после появления в Мариуполе Никодимов отправился в Киев хлопотать, чтобы артель преобразовали в товарищество художников — организацию более высокого уровня, уже творческую. Настойчивость его  увенчалась успехом.

На выставках  творческих работ художников и скульпторов, которые входили в состав   товарищества, непременно экспонировались и работы Якова Ивановича.  Они всегда были заметны среди других. Где теперь они? Кто знает? Живописец, монументалист, краевед и общественный деятель Лель Николаевич Кузьминков – впрочем, его в Мариуполе представлять особенно не нужно — рассказывал: «Никодимов был типичным представителем искусства 20-30-х годов. Ему были присущи порыв, экспрессия, страсть к экспериментированию. Последнее свойство иногда вредило: стремясь улучшить достигнутое, он случалось ухудшал работу. Шутник большой. Шутки его порой бывали грубоваты, но непосредственность подкупала, и выходки ему прощали. Он обладал природным чувством цвета. Был, безусловно, талантлив. Жизненные обстоятельства и та эпоха, в которой протекала его творческая деятельность, как мне кажется, не позволили ему реализовать все возможности».
Существует мнение, будто художник продолжает жить после физической кончины до тех пор, пока его творения доступны более или менее широкой публике. Если верить этому — Яков Никодимов ушел в небытие: почти все его творческое наследие утрачено.  К счастью, это не так. Он остался с нами. Остался в своих учениках.

Известный художник Евгений Петрович Скорлупин, выпускник Ростовского художественного училища им.М.Б.Грекова: «С Яковом Ивановичем я познакомился в 57-м году, когда пришел работать в Товарищество художников. Он как-то выделялся из всех. Небольшого роста, плотненький веселый человек с юмором. Он пригласил меня заниматься к себе в студию в ДК «Азовстали». Там была создана спокойная атмосфера, царила тишина. Это заслуга Якова Ивановича. На занятиях он был уравновешен. Смотрел, как мы работаем. Распорядок был таким же, как в училище. Может быть, было меньше часов для занятий, но сам принцип такой же. Он внимательно следил за успехами своих учеников по многу лет после того, как они покидали студию. При встречах спрашивал: «Как вы? Чем занимаетесь? Что делаете?» Очень гордился, что большинство его питомцев стали профессиональными художниками».
Одаренный пейзажист и дизайнер Олег Борисович Ковалев: «Я работал на заводе, занимался в одном из кружков самодеятельности ДК «Азовстали», но тянуло в студию Никодимова. Пришел к нему. А он в ответ, мол, опоздал ты, ребята уже далеко продвинулись. Я начал просить: «Яков Иванович, возьмите меня, я буду платить за учебу, позанимайтесь со мной индивидуально». Яков Иванович с присущим ему юмором сказал: «Ну, если платить, то приходи». Занимался он со мной около месяца отдельно от всех, конечно, никакой платы не взял. Встреча моя с ним определила мою судьбу на всю жизнь. Он первый сказал, что мне нужно учиться изобразительному искусству дальше. Я послушался его совета и окончил Ростовское художественное училище. У него занимались Юрий Муравьев, Жора Скрипников, Эдуард Сахаров. Все стали художниками, хорошими художниками. Из его учеников я хотел бы отметить Сашу Алехина, он вместе с нами окончил Ростовское училище, потом школу-студию МХАТ, стал главным художником ряда театров в России: Тульского, Новосибирского, работал в Перми. Помещение студии в перерывах между занятиями служило Якову Ивановичу мастерской. Когда бы я ни приходил к нему, он всегда стоял за мольбертом, писал свои работы. Писал подолгу. Мне запомнилась картина «Бандурист». Куда она исчезла?»
Архитектор и акварелистка Нина Горлышева: «Я училась у Якова Ивановича года два с половиной. Не помню, чтобы он кому-нибудь сделал замечание, унижающее достоинство художника. Хотя какие из нас тогда были художники? Если он что-то поправлял, подсказывал, то воспринималось это как похвала. Он приходил на занятия в студию, да и мы тоже, как в хорошую, добрую семью. А создал эту семью он. Сам был независимым педагогом и давал свободу нам. Такие «вольности» в те времена, мягко говоря, не поощрялись. Помню, мы долго писали постановку с большим старым помятым латунным чайником. Я взмолилась: «Яков Иванович, сколько можно «мусолить» этот пузатый чайник?» — «Что, надоело? Тогда нарисуй то, что тебе нравится». Я составила дома натюрморт, довольно быстро запечатлела его на бумаге. Принесла учителю. Он внимательно рассмотрел мое «произведение», молча кое-что подправил и даже похвалил. Я ликовала.
На вступительных экзаменах на архитектурный факультет мне предстояло в течение четырех часов сделать карандашный рисунок. Натурой служил гипсовый слепок головы микеланджеловского «Давида». Начала действовать, как учил нас Яков Иванович. Через два часа у меня на ватмане уже были определены пропорции лица, найдены формы глаз, носа, рта. Я усердно трудилась над тоновыми отношениями. Подошел преподаватель, посмотрел и произнес: «Все ясно, вы свободны, работа принята, будете учиться у нас». Как я была благодарна в тот момент своему дорогому наставнику».

Александр Бондаренко, оригинальный художник, чьи работы экспонировались на многих выставках, в том числе и в Париже : «Меня в студию к Никодимову привела мама. Я учился тогда в шестом или седьмом классе, но уже считал себя художником, почти гениальным. «Посмотрим, что ты умеешь?» — сказал Яков Иванович то ли шутя, то ли серьезно. Он сделал специально для меня постановку: два обыкновенных кирпича, поставленные один вертикально, другой горизонтально. «Ты тоном не работай, а только построй контуры». Я подумал: как просто, как легко. Позже уже сам мягким карандашом сделал рисунок тоном. Рисунок этот сохранился. Когда смотрю теперь, жутковато становится. Я занимался у него около двух лет и хорошую получил школу. Он не давил на учеников, не заставлял их четко следовать каким-то правилам, давал возможность проявить себя, свою индивидуальность. Часто брал карандаш, садился и поправлял. Много не говорил, но сидя рядом, мы видели, что и как он делал, ощущали руку мастера. Карандаш у него в руке не становился жестким, он двигался необычайно свободно. Было приятно смотреть, как он поправляет рисунок. Таков был его метод обучения. Часто в студию приходили уже взрослые, по нашим понятиям, люди, пытавшиеся самостоятельно освоить рисунок, живопись акварелью и маслом. Яков Иванович внимательно смотрел их работы, с удовольствием беседовал, давал советы. Это ему нравилось».
Внешне Яков Никодимов был менее всего похож на художника в расхожем понимании этого слова. В нем не было богемности, напускной важности мастера, постигшего тайны ремесла, претензий на исключительность. Искусство для него было внутренним состоянием, его существом. Он щедро делился с учениками, коллегами, даже малознакомыми людьми всем, что знал и умел. Он был настоящим художником и учителем с большой буквы.

Сергей БУРОВ.