«ХОЗЯИН ЖИЗНИ» ДАВИД ХАРАДЖАЕВ

Послесловие к главе «Первый звонок»

Очерк «Первый звонок» был опубликован в «Приазовском рабочем» 18 февраля 1992 года. Как я и предполагал, обычных в подобных случаях откликов не последовало: людей, лично знавших Д. А. Хараджаева, среди читателей не оказалось. Оставалось только одно: поискать сведения об этом незаурядном мариупольце в архивных источниках. Нельзя сказать, что эти поиски увенчались полным успехом, но кое-что все-таки нашлось.

26 января 1905 года гласный (депутат) Никита Васильевич Ковалевский выступил с пред­ложением отметить 25-летие Давида Александровича Хараджаева в качестве гласного Ма­риупольской городской думы. Результаты этой неустанной и энергичной деятельности, под­черкнул Н. В. Ковалевский, весьма благодетельны для Мариуполя, который за эту четверть века (1879-1904) разросся, благоустроился и изменился к лучшему до неузнаваемости.

—  Деятельность Давида Александровича, — продолжал Н. В. Ковалевский, — в скром­ной, казалось бы, роли гласного думы в действительности является до того обширной, раз­нообразной и разносторонней, что перечислить все то доброе и весьма полезное, что им сделано в течение истекшего 25-летия для города Мариуполя, представляется делом далеко не легким, хотя, впрочем, это и не составляет в данном случае особенной необходимости, потому что результаты всего сделанного при его непосредственном участии для благоуст­ройства города очевидны и во всей подробности известны хорошо каждому жителю города.

Здесь я прерву оратора, чтобы высказать глубокое сожаление: то, что хорошо знали мариупольцы о деятельности Давида Александровича Хараджаева в начале XX века, на исходе нынешнего столетия ими наглухо забыто. Поэтому сообщу хоть то, что я узнал из различных письменных источников.

В дополнение к тому, о чем уже рассказано в главе «Первый звонок».

Он был судовладельцем и хлеботорговцем и, по-видимому, весьма крупным (вспом­ним, что в свое время Россия кормила пол-Европы). Хараджаев был заинтересован в уст­ройстве глубоководного порта у Зинцевой балки и немало способствовал его строительству. Но особенно велики его заслуги в коренной модернизации старого порта в устье Кальмиуса. Если напомню, что в народе он тогда назывался Хлебной гаванью, то станет ясно, почему Хараджаев, экспортировавший огромное количество зерна именно из Кальмиусского порта, был больше всех заинтересован, чтобы там все было — «как надо». (При большевиках Хлеб­ную гавань переименовали в гавань Шмидта, и правильно сделали: хлеба не стало не то, чтобы в чужие страны вывозить, своих прокормить не хватало). Позаботился Давид Алек­сандрович и о том, чтобы в надлежащий вид привести и подъездные пути к Хлебной гава­ни. Так, жители улицы Котовского, которая до революции в народе называлась первой Сло­бодкой, а официально — Портовой, могут вспомнить Хараджаева, потому что именно он замостил ее, как и другие улицы, ведущие к Кальмиусскому порту.

У меня, не сомневаюсь, найдутся оппоненты, которые возразят: да, Хараджаев действи­тельно сделал много полезного, но ведь он старался ради своих барышей, и, прежде всего, заботился о своем кармане.

Да, это правда, но, преследуя цель получить прибыль, Хараджаев превращал Мариу­поль в цветущий город, благоустраивал его и давал заработать хороший кусок хлеба (даже с маслом, как свидетельствуют источники) многим горожанам.

Я касаюсь этого вопроса, потому что он и сегодня актуален: и сегодня сплошь и рядом слышишь злобные слова по адресу «новых украинцев», будто все они мафиози и умеют толь­ко хапать и грабить. Конечно, переход от неэффективной, как показали семь с лишним совет­ских десятилетий, социалистической экономики к рыночным отношениям вызвали много грязной пены, в том числе и возникновение мафиозных структур. Но уже в наши дни появи­лись новые Хараджаевы, и если сегодня Мариуполь результаты их плодотворной деятельно­сти еще слабо ощущает, то завтра — верую! — они станут очевидны для всех. Но вернемся на заседание городской думы, состоявшееся 26 января 1905 года, и послушаем продолжение речи гласного Н. В. Ковалевского:

— Ничуть не рискуя погрешить против истины, я могу смело сказать лишь одно: в дея­тельности нашего городского самоуправления за все время служения Давида Александрови­ча не возникло ни одного сколько-нибудь серьезного вопроса или мероприятия, в разработке и разрешении которых в благоприятном смысле для города он не принял бы самое живей­шее активное участие, и притом совершенно искренно и вполне бескорыстно, всегда руково­дясь исключительно одним лишь чувством преданности интересам своего родного города.

Еще раз прерву оратора, чтобы засвидетельствовать: источники пестрят сообщениями о поездках по уполномочию думы Давида Александровича в Екатеринослав, Петербург, на Всемирную выставку 1889 года в Париж, и всюду он хлопотал по делам города. Но всегда ли так уж «вполне бескорыстен» он был, как утверждает Н.В.Ковалевский? Конечно, свои день­ги и время он тратил не без личной выгоды, но, повторяю, и для пользы Мариуполя одно­временно. Из своих доходов Хараджаев щедро выделял весьма крупные суммы на благотво­рительность.

Выслушав Н. В. Ковалевского, дума выработала целый комплекс мер по чествованию именитого юбиляра.

Во-первых, решено было представить Д. А. Хараджаева к званию «Почетный гражда­нин Мариуполя».

Некоторые читатели, возможно, удивятся: такое звание есть сегодня, но было ли оно тогда? Было, было, ведь недаром говорят, что новое — это хорошо забытое старое. Это при­вилегированное звание в России ввели еще в 1832 году, когда упразднили звание «именитых граждан». Все почетные граждане получали весьма значительные льготы. Во-первых, они освобождались от подушной подати (то есть от основного прямого налога в тогдашней Рос­сии), а также, во-вторых, от рекрутской повинности и, наконец, от телесных наказаний. Зва­ние присваивалось указом императора, почему Мариупольская дума и уполномочило город­скую управу «возбудить в установленном порядке ходатайство об утверждении его (Харад­жаева то бишь) в этом звании».

Во-вторых, само собой, юбиляру решено было преподнести приветственный адрес, со­чинить который поручили городскому голове Ивану Алексеевичу Попову с участием пригла­шенных им по его усмотрению лиц, да чтобы не забыл перечислить все заслуги уважаемого Давида Александровича. И еще: в зале думских заседаний вывесить портрет Хараджаева.

Все это городу ничего, можно сказать, не стоило, а в такой льготе, которую наши Горсо­вет и Горисполком дают нынешним почетным гражданам Мариуполя в виде освобождения от квартплаты и бесплатного проезда в маршрутных такси, досточтимый Давид Александ­рович, понятно, не нуждался. Зато город не поскупился на другой подарок из своего бюдже­та и на вечные времена. (Что может грянуть Октябрь и неведомый дотоле ВЦИК и Совнар­ком упразднит и само звание «почетный гражданин» и людей типа Д. А. Хараджаева, никто и подумать не мог, хотя уже дули в стране пронзительные ветры первой русской революции и уже прогремели выстрелы «кровавого воскресенья»). На городские средства были учрежде­ны пять стипендий имени Д. А. Хараджаева. Три из них по 150 рублей (значительная по тем временам сумма) в Мариупольских мужской и женской гимназиях и механико-техническом училище (ныне индустриальный техникум), а также две стипендии по 50 рублей в городском 4-классном училище.

Самого юбиляра при принятии этих решений не было: он находился в очередной дело­вой поездке. И только в начале весны — 3 марта 1905 года, — вернувшись в родные пенаты, Давид Александрович выступил перед своими коллегами с краткой речью, которую считаю нужным привести здесь полностью, как она зафиксирована в протоколе, ибо другими образ­цами ораторского искусства этого почетного гражданина Мариуполя мы не располагаем.

-— В январской очередной сессии думе угодно было по предложению гласного Н. В. Ковалевского чествовать меня по случаю 25-летия моей общественной деятельности, при­чем вы удостоили меня такими почестями, которых я не заслужил и никогда не ожидал, так как я считал, что во все время моей 25-летней службы я исполнял лишь долг принятой мною присяги и что только так, как я действовал, я понимал исполнение обязанностей обществен­ного представителя. Но вам угодно было отнестись снисходительнее к моей деятельности, и своим постановлением вы меня увековечили и мое имя среди общественных деятел&й горо­да Мариуполя. Подчиняясь с полнейшим уважением вашему постановлению, я не нахожу слов, чтобы выразить вам мою сердечную и глубочайшую благодарность за столь чрезмер­ную оценку моей скромной деятельности и по русскому обычаю земно вам кланяюсь.

Неплохо сказано, согласитесь! Очень даже неплохо.

Что же было дальше? Дальше были революции — одна, вторая, третья…

Версия, которую я изложил в «Первом звонке», будто бы Хараджаев в 1916 году, предчув­ствуя надвигающуюся катастрофу, переехал со всей семьей в Грецию, на свою историческую родину, захватив, разумеется, свои капиталы, недостоверна: в газетах 1917 года я встречал его фамилию. По инерции его еще избирали во властные структуры, выражаясь по-современному, но это было во время керенщины. А потом грянул Октябрь, и выяснилось, что большевикам такие люди, как Хараджаев, с их цепким практическим умом, предприимчиво­стью и организаторским талантом, без надобности. Потребовался тип человека, который был никем, чтобы он при новой власти стал всем. Что из этого вышло, мы сегодня хорошо знаем, а вот что неведомо, так это сведения о дальнейшей судьбе Хараджаева и его семьи. Хорошо, если ему при белых удалось покинуть Россию, а если нет? Но скорее всего железные объятия чечетов ему избежать удалось.

А что же его недвижимость?

В домах Хараджаева на Александровской площади с удобствами расположились новые хозяева жизни: в одном {сейчас на этом месте дом со шпилем, где находится магазин «Све­точ») разместился горком партии (большевиков, разумеется, все остальные были ликвидиро­ваны), а в другом (на его месте тоже дом со шпилем) — горисполком. Во время Гражданской войны здесь побывал и Махно, и начдив Дыбенко, и генерал Май-Маевский, и генерал Шкуро, и брат Ленина Д. И. Ульянов, и многие другие — знаменитые и не очень. А в сорок первом здесь, говорят, побывал Гитлер, а в сорок втором (и это уже подтверждает докумен­тально) — его гроссадмирал Эрих Редер, главнокомандующий военно-морским флотом Гер­мании. А в сорок третьем оккупанты, уходя из Мариуполя, город подожгли, и не осталось от домов Хараджаева камня на камне.

Но что примечательно: память о самом богатом марупольце в народе все-таки сохрани­лась. Так, поселок, выросший вокруг кирпичных заводов Давида Александровича, несмотря на переименование, люди упорно продолжали называть Хараджаевским, да и сегодня мно­гие так его называют. И еще: не только в нашем городе, но и в библиотеках Киева, Москвы, Петербурга я работал над книгой «Мариуполь и его окрестности», которая хранит от забвения имя Д. А. Хараджаева, щедро отпустившего деньги на ее издание.

«Его пример — другим наука», — хочется мне сказать нашим мариупольским деловым людям. Тому, кто сегодня возрождает дело предпринимателя Хараджаева, полезен был бы совет: «Во всем будь пращуру подобен». Перед нами убедительнейший пример: беззащитная бумага оказалась прочнее гранита и красного обожженного кирпича, изготовленного на за­водах Давида Александровича, Выстроенные им хоромы сметены с лица земли, а книга, издание которой им финансировалась, второе столетие служит людям и делает имя Харад­жаева живым и запоминающимся.

Поэтому в наши дни мудро, считаю, поступили Николай Николаевич Специальный, из­дав за свой счет книгу «Махно и махновцы», и Сергей Вячеславович Бендерский, управляю­щий Ильичевским отделением Проминвестбанка, давший деньги на «Кальмиусскую палан- ку» и преподнесший ее в дар школьным библиотекам Мариуполя. Даже если спонсоры не знали о своем благородном предшественнике, все равно — к их меценатской деятельности причастен высокий нравственный пример Давида Александровича Хараджаева.

Верю, что этому делу в Мариуполе шириться и крепнуть.

 

 Лев Яруцкий

«Мариупольская старина» — 2