На Левом берегу рядом с собором Архистратига Михаила стоит памятник духовному руководителю крымских греков, возглавившему их переселение в Северное Приазовье. Авторы этого памятника художники-монументалисты В. Константинов и Л. Кузьминков изобразили его стоящим на постаменте в полный рост в церковном облачении с поднятыми для благословения руками. Он как бы благословляет свою паству на переход в пределы России, надеясь сохранить ее как этнос и избавить ее от непосильного гнета.
В Крыму греки, кроме множества других налогов, обязаны были платить налог только за право существования на мусульманской земле, а также выполнять «повинность крови» — дань сыновьями, из которых в султанской Турции воспитывали янычар.
Именно этими благими намерениями он руководствовался, когда 29 октября 1771 года обратился к Священному Синоду с просьбой подсказать Екатерине ll идею переселения греков в Россию, а спустя год уже официально высказал эту идею в обращении непосредственно к императрице. Но тогда была в самом разгаре русско-турецкая война, и ей было не до обращения митрополита. Вспомнила она о нем не сразу после заключения победного Кучук-Кайнарджийского мира, а спустя четыре года, когда в Крыму уже находились русские войска и в русско-турецких отношениях назревал кризис, ставивший под угрозу результаты выгодного для России мирного договора.
Тогда Екатерина ll и ее окружение вспомнили об обращении митрополита, и события начали развиваться с калейдоскопической быстротой. Вот как описывает их Л.Н. Кузьминков в своем критическом очерке «Переселение крымских греков в Северное Приазовье в 1778-1780 гг.» . «18 апреля 1778 года состоялась встреча резидента русского правительства в Крыму Константинова и командующего крымским корпусом Прозоровского с митрополитом, на которой и состоялись переговоры по вопросу переселения. 23 апреля 1778 года митрополит Игнатий после литургии обнародовал весть о переселении. 9 мая Екатерина ll своим рескриптом предложила переселить всех крымских христиан в южно-русские губернии на земли бывшей казачьей Самарской паланки. В начале июня Суворов вместе с митрополитом встретился с духовными лидерами армян и ознакомил их с условиями переселения, автором которых был сам Игнатий. 16 июня выборные лица из разных мест Крыма подписывают официальную просьбу, в которой изъявляют готовность «вступить на вечные времена в подданные России. А спустя всего лишь 4 дня эти выборные отправляются на осмотр отведенных земель в Азовской губернии и после их возвращения 28 июля 1778 года первая группа христиан отправились на новое место жительства».
Игнатий прекрасно понимал, что быстрота, с которой осуществлялось переселение, диктовалась, в первую очередь, интересами российского правительства. И все же он радовался, что его паства уже не отатарится и к тому же избавится от татарского гнета. Радовался, не предчувствуя, что эта быстрота явится предвестником его личной трагедии. И начала ее ожидать долго не пришлось. В силу спешки переселенцы оставили в Крыму почти весь свой скарб. Многие уходили с насиженных мест даже без теплой одежды. А администрация Азовской губернии была не готова к приему такой массы прибывших из Крыма греков Деревни, в которых предполагалось разместить эмигрантов, как и город Мариуполь, не были построены. Поэтому часть их была размещена в Александровской крепости и нескольких соседних с ней деревнях. Оставшиеся вынуждены были жить целыми семьями в повозках, а затем строить землянки. Многие страдали из-за плохого обеспечения продовольствием. Холода, смена климата, воды, полуголодное существование привели к массовым болезням, в результате которых, как пишет Л. Кузьминов, умерли 4655 мужчин, женщин и детей.
Само собой понятно, что это вызвало у всех, кому пришлось страдать, гнев. И обрушился он не на виновника всех невзгод — правительство России, и не на Екатерину ll , а на голову митрополита. Ему вменяли в вину не только беды на новом месте. Его кляли и за те смерти, что случились по дороге, за само переселение и даже за то, что из Крыма на новое место он ехал в подаренной ему карете. О том, «что я от переселенцев вытерпел – одному только Богу известно, — писал митрополит в письме Константинову. – Заткнув уши, уклонялся от слуха речей их, ибо если бы на их требования ответствовал бы, то давно уж лишили бы меня жизни». Его положение усугубляло и то, что Екатерина ll медлила с законодательным закреплением обещанных прав и привилегий, и только 21 мая 1779 года подписала Жалованную грамоту.
Чтобы успокоить паству, недовольную местами, отведенными под заселение и спасти его этнос от растворения в массе местных жителей, Игнатий дважды ездил в Санкт-Петербург и добился, чтобы грекам отдали для поселения малозаселенные земли бывшей Кальмиусской паланки. И тогда началась еще одна эпопея переселения. В течение нескольких месяцев 1780 года — с апреля по июль — греки выбрали место для своего окончательного поселения, где они и основали два десятка сел и свой город в устье Кальмиуса — там, где раньше находились казачье укрепление и Кальмиусская слобода.
Но и на новом месте беды преследовали переселенцев. В первые годы их жизни в Мариупольском уезде на их головы свалились одна за другой засухи, налеты саранчи, съедавшие не только посевы на с трудом поднятой целине, но даже камыши по берегам рек и речушек. Ко всему прочему добавился еще и падеж скота. И снова многие из переселенцев проклинали своего пастыря за то, что сорвал их с насиженных мест в благодатном Крыму и привел в не благодатные края.
Наверное, поэтому Игнатий недолго пожил в самом городе в построенном для него и дожившем до наших дней доме. Чтобы не слышать ежедневные проклятия, он поселился в пяти верстах от города в небольшом, возведенном на его средства домике, и там, как писал Ф. Хартахай, «молился о благоденствии и мирном бытии своего народа». И рядом со своей кельей он начал выращивать сад. Но и там, в уединении, не обрел долгожданного покоя. Особое недовольство в Мариуполе проявляли греки-купцы. Они, по мнению И. Джухи, высказанной в его «Одиссее мариупольских греков» обвиняли митрополита в том, что он «в своей деятельности проводил политику, угодную русскому правительству». Они довели дело до того, что в гонения на митрополита был втянут даже орган мариупольского самоуправления — греческий суд. И отцы города дошли до того, что, придравшись к каким-то формальностям, науськали мариупольцев на якобы неправильно заложенный сад. И те в слепой ненависти ломали и затаптывали деревья и цветы, разрушали ограду вокруг кельи и сада. А он в это время, не заботясь о своей жизни, молил Бога: «Прости их Господи, ибо не ведают, что творят».
Недолго прожил после этого Игнатий. Он умер 16 февраля 1786 года в возрасте более семидесяти лет. Но и после смерти он, а вернее его душа, не знала покоя. Спустя небольшое время после его кончины в тот же греческий суд поступила жалоба, в которой говорилось, что митрополит якобы получил от Суворова в виде компенсации за оставленные в Крыму дома и сады 7800 руб., а раздал их бывшим владельцам всего лишь 1220 руб.
Как установила специальная комиссия, допросившая в качестве главного свидетеля А.В. Суворова, жалоба оказалась не больше, чем поклеп.
С тех пор прошло немало времени, чтобы греки осознали не только роль митрополита Игнатия в сохранении их этноса, но и трагичность его судьбы. А ведь именно она подвигла православную церковь канонизировать его в святые.
Николай РУДЕНКО,
Фото Николая РЯБЧЕНКО.