Производственный путь у Николая Бояренко оказался разнообразным и интересным: строительство «Азовстали» с первых дней, строительство теплохода на судоремонтном заводе, вновь «Азовсталь», эвакуация в начале войны и работа в тылу, возвращение в Мариуполь и восстановление завода, строительство канала в Донбассе… Свои мемуары Николай Федорович назвал «Автобиографические хроники», и они не претендуют на широкий охват всех тем, к примеру, подробного описания строительства «Азовстали». Бояренко изложил в них свой узкий участок работы, но и эти записи дают представление о том времени.
Олег Николаевич любезно предоставил дневники отца, и мы их публикуем с сокращениями.
НАЧАЛ я свою трудовую деятельность рано. В 1927 году, закончив семилетку, поступил на работу путевым рабочим на станции Мариуполь, затем перешел кочегаром газогенераторов электростанции депо паровозов, а на следующее лето перешел электриком в вагонную службу станции. В 1929 году я был принят в Ленинградский политехникум на электромеханическое отделение, а в конце 1931 года наше отделение было передано в Путейный институт им. Я. Рудзутака, и срок учебы увеличился на один год, но зато мы получали диплом инженера. События на КВЖД перепутали все карты, и все наше отделение, кроме меня – малолетки – и трех девушек, было направлено на КВЖД.
Я получил направление на Сталинскую железную дорогу и приехал в Днепропетровск. В управлении узнал, что нет ни проекта электрификации, ни организации, которая должна осуществлять этот проект, и надо все начинать с нуля. Не имея никакого опыта, я через две недели безделья просто позорно сбежал в Мариуполь.
Приехал домой в конце мая 1932 года и уже в июне поступил на работу в производственный отдел строительства «Азовстали» на должность заведующего группой энергетики. А в группе – один я. Начальником производственного отдела был Н. Орлов, экономистом работал А. Городецкий, начальником сметной группы был Я. Царицын, начальником снабжения – Вечер, начальником отдела оборудования – Балыбин, главным инженером – А. Лотоцкий, а начальником строительства – Фиткаленко, у которого был еще один главный инженер – Яковлев.
В 1932 году уже шел монтаж доменной печи № 1, частично работали агрегаты паровоздуходувной станции (ПВС), котел-4 и турбогенератор. Начат был и монтаж котла № 5 по проекту Яковлева, но его схема вызывала сомнения в его жизнедеятельности у всех энергетиков «Азовстали». Критика конструкции котла вызывала у Яковлева бешенство, и однажды на ПВС над ним подшутил инженер Дубинский, которого на следующий день уволили. Такая же судьба постигла и начальника цеха водоснабжения Железняка, который уже третий день мучился с центровкой насоса морской воды и обложил матом Яковлева, незаметно подошедшего сзади и давшего под руку какой-то совет.
К ТОМУ времени в системе будущего завода действовали некоторые эксплуатационные цехи, в том числе телефонная станция с цехом связи, «Электрострой» с начальником цеха Вайнштоком и его заместителем Натанзоном. Но я знал только о существовании цеха металлоконструкций, расположенного где-то далеко в степи, где начальником был В.Э. Дымшиц, в будущем зам. председателя Совмина СССР.
В начале 1933 года на «Азовсталь» приехал С. Орджоникидзе и после ознакомления с ходом строительства провел совещание, критикуя в резких тонах Фиткаленко, и задел главного энергетика Пустовойта за отставание монтажных работ на ПВС. Тот поднялся и с обидой в голосе начал оправдываться: «Мне ведь 40 лет, и, как мальчишку, отчитывать меня не надо». Но Орджоникидзе сказал со злостью: «И в сорок лет дураки бывают». На другой день мы узнали, что Фиткаленко снят с работы. А через несколько дней стало известно, что образован комбинат в составе «Азовстали» и Камыш-Бурунского рудоуправления. Начальником комбината и строительства был назначен Я.С. Гугель. Сняли Пустовойта и назначили его начальником цеха связи. Главным энергетиком был назначен Вайншток, а на его место в «Электрострое» назначили Фрома. Начальником отдела технадзора «Электростроя» был назначен И.С. Гугель — брат Я.С. Гугеля.
11 августа 1933 года была задута доменная печь № 1, и это означало рождение нового завода – «Азовсталь». Одновременно с пуском ДП-1 шли интенсивные работы на ДП-2, где уже начались монтажные работы. После длительных переговоров Яковлев согласился убрать меня с аппарата управления и направить на производство – в «Электрострой» начальником участка по электромонтажу доменных печей, подчинив И.С. Гугелю. Так я, к моей радости, ушел от бумаг.
Электромонтаж ДП-2 стал для меня школой, так как до этого я не знал ни доменного производства, ни схем управления печью. Не зная этих основных понятий, осуществлять технадзор было очень сложно. Надо было садиться за книги и чертежи. Все оборудование доменной печи было отечественного производства, но схема автоматического управления ходом печи и загрузкой была американской. Этой схемой предусматривалась загрузка печи одним человеком – машинистом вагонов-весов – вместо 600-700 человек-каталей.
На второй домне в моем ведении были технадзор, актация выполненных работ, приемка и сдача их комиссиям. Я был вождем без своей армии, но работа на ДП-2 меня хорошо подготовила к следующей печи. В разгар монтажа я женился на девушке из техотдела Вале Продаевой, оформив брак в ЗАГСе 2 ноября, а в августе 1934 года родился мой первенец Жека. Жили мы на 3-й улице Слободки, № 168, в доме наследников деда. На работу добирался до Гавани трамваем, а до его пус-ка – пешком, и от Гавани на «Азовсталь» — пешком.
17 февраля 1934 года была задута ДП-2, и меня за пуск печи премировали радиоприемником ЭЧС-2. Меня часто посылали в командировки в Ленинград и Москву за электрооборудованием и кабельной продукцией, и однажды я добрался до кабинета академика Бардина, работавшего в Наркомтяжпроме, и с его помощью отгрузил на завод большую партию кабелей.
ПОСЛЕ разгрома Промпартии арестовали Яковлева, и котлу № 5 вернули его прежнюю схему, переделав его на барабанно-водотрубный. В сентябре 1936 года я был назначен начальником производственного отдела «Электростроя», где впервые встретился с А.А. Расчупкиным, который в 50-60-е годы был председателем Ждановского горсовета. В целом для меня период между окончанием ДП-2 и строительством ДП-3 был длительным и каким-то бесцветным, ничем не привлекательным. В 1937 году вышло постановление о переводе строительства на подрядный метод, и в Харькове был организован трест «Южтяжстрой», которому и поручили строительство «Азовстали», а в Мариуполе было создано управление треста. Первым управляющим был назначен Манохин, бывший секретарь ВКП (б) в Мариуполе. Все строительные подразделения «Доменстрой», «Мартенстрой», «Коксострой», «Жилстрой» и др. были переданы в систему треста. В августе 1937 года в эту систему перешел и я, в «Доменстрой» прорабом по электромонтажным работам.
Когда началась наладка схемы загрузки печи, включился в наладку и я. На моих двух панелях было расположено более сорока контакторов, и надо было досконально знать схему, чтобы, опережая срабатывание контактора, ожидать глазами щелканье того или иного контактора, а в случае задержки – помочь ему, ткнув его карандашом. Работы по наладке велись круглосуточно, и отдыхать нам приходилось раз в двое суток, пристроившись на бетонном фундаменте лебедки и подложив под голову кожух путевого выключателя. Два-три часа сна — и опять за схему. Наконец начальство сообразило, и для нас в пирометрической поставили две кровати, была организована буфетная доставка продуктов и минеральной воды. Но все имеет свой конец. Была закончена наладка, начали работать приемные комиссии, печь была поставлена на сушку, и 25 июня 1938 года ДП-3 была задута. Это была первая печь «Азовстали», построенная подрядным методом – трестом «Азовстальстрой».
Пока монтажники всех направлений вели свои работы на ДП-3, основная масса строителей начала сооружение ДП-4. А я получил приказ вместе с А. Лотоцким выехать в Кривой Рог на окончание работ на криворожской доменной печи № 3. В конце ноября 1938 года я получил срочную телеграмму о болезни сына и выехал домой. Сына с женой обнаружил в ильичевской больнице, где он на моих руках и скончался. Побыв дома 10-15 дней, я возвратился в Кривой Рог, а когда в начале 1939 года печь была задута, я вернулся в Мариуполь.
Вскоре я узнал, что горком КПУ, помогая Мариупольскому судоремзаводу, подбирает кадры для достройки судов. Правительство приняло меры к форсированию строительства торговых судов, но один только Николаевский судостроительный завод выполнить эту задачу не мог. Поэтому в Николаеве только клепали корпуса, а судоремзаводы Одессы и Мариуполя должны были достраивать суда своими силами. Нашему заводу привели на буксире три коробки: «Чапаев», «Ульянов» и «Пугачев», а позднее – коробку дизельэлектрохода «Труд». Поговорив с начальником «Доменстроя» М. Демаковым, я решил пойти на судостроение, и это давало определенные выгоды. Добраться до судоремзавода со Слободки составляло 20 минут, а на «Азовсталь» — больше часа. Во-вторых, на новом месте мне предстоял рабочий день 8 часов, и никаких многосуточных пусковых авралов. В-третьих, я избегал загазованности доменного цеха. Минусом было – я не знал технологи строительства судов. Но после весьма сложной автоматики доменной печи меня это не страшило, и в марте 1939 года я был принят в Мариупольский судоремзавод на должность помощника старшего строителя по электрической части.
Так на достройке теплоходов появился третий помощник старшего строителя Н. Нечипоренко. Впервые я поднялся на объект, который в течение полутора лет станет мне близким, как бы моим детищем. Я тогда не знал, что это судно «Чапаев» будет торпедировано и пойдет ко дну при эвакуации Севастополя, а строящийся вслед за ним «Ульянов», имея на борту боеприпасы, будет разорван на куски после авианалета фашистов в Новороссийске.
Ознакомившись с проектом, я пришел к выводу, что ничего страшного для меня теплоход не представляет, гораздо проще домны. Пользуясь хорошими связями с «Южэлектромонтажом», я договорился с Г.Н. Чаповским о том, что их управление берет на себя электромонтажные работы теплохода «Чапаев», организовав для этого специальный участок. В те времена такая договоренность осуществлялась легко.
Общий надзор за достройкой судов вел представитель Комнаба Суханов. В Москве при министерстве морского флота существовал комитет по наблюдению за постройкой судов, и представитель этого комитета был наделен неограниченными полномочиями на каждом судостроительном заводе. Он был подчинен только Москве, а в Мариуполе он был царь и бог.
ВО ВТОРОЙ половине 1939 года началась сборка главного двигателя, и электрики развернули электромонтажные работы. Старший строитель Нечипоренко занялся отделкой и экипировкой кают, а радисты – монтажом радиостанции. Мы получили сообщение о том, что на «Чапаеве» будет установлен эхолот, но что это такое – никто не зал. Я срочно выехал в Николаев на наш самый быстрый теплоход «Ленин», стоявший там на ремонте. Ознакомившись с эхолотом, я вернулся на завод с неприятной вестью. Для установки датчиков эхолота в днище судна необходимо докование, а наш заводской док был для этого маломощен. Было принято решение провести докование в Одессе.
В первом квартале 1940 года были закончены все работы по теплоходу, и 17 апреля «Чапаев» вышел в море на ходовые заводские испытания, получив разрешение регистра СССР. Первый курс был проложен до Бердянска, где простояли сутки, проверяя механизмы, а затем пошли на Керчь. Вот тут то мы и оскандалились. Во время швартовки вышла из строя рулевая машина, и руль перестал отклоняться на положенный градус. В море дефект устранить не удалось и, вернувшись в Мариуполь, мы все отремонтировали.
В начале мая мы вышли на государственные ходовые испытания в Черное море и взяли курс на Одессу. В Одессе побывали в доке, где врезали в днище датчики эхолота, провели девиацию компасов. В Одессу приехала моя жена, и мы почти каждый день проводили на Французском пляже, а вечерами гуляли по Дерибасовской. После установки на судно вспомогательного двигателя мы ушли в Херсон под погрузку зерном с назначением в порт Поти. Из Херсона вышли без особых тревог, а у берегов Крыма начало штормить, и наш «Чапаев» переваливался с борта на борт со скоростью 9 узлов. Передняя и задняя палубы были почти постоянно под водой.
И надо же было так случиться, что вышел из строя мотор руля, а это грозило большой неприятностью – поворотом судна лагом к волне. Мотор был хорош, значит, мог заесть контактор в кормовой рубке, и я бросился на палубу в поток воды, успел уцепиться за грузовую лебедку и по трапу вбежал на корму. В румпельной вскрыл крышку контактора, ткнул карандашом контакты… и руль заработал.
ЗА ВРЕМЯ нашей сдаточной одиссеи освободились должности в конструкторском бюро, и мне предложили стать конструктором. Ну какой из меня конструктор? И я взбунтовался, тем более, что при встрече с А. Поборчим он предложил вернуться в трест – главным энергетиком. После длительных и бурных переговоров я 15 февраля 1941 года сменил свою морскую форму на штатский костюм и вернулся на строительство завода «Азовсталь». А сейчас думаю, что если бы этого не произошло, то грянувшая вскоре война кончилась бы для меня обычной смертью моряка – на дне Черного моря.
Моя деятельность в качестве главного энергетика треста началась с ознакомления с хозяйством. Учитывая сложную международную обстановку, а в Европе шла война, в тресте часто проводились военные учения, хотя никто не помышлял о войне. Учения воспринимались как досадная потеря времени. Так и в субботу, 21 июня, учения начались с утра и закончились где-то в 1-2 часа ночи. Уставший и раздраженный бесцельно проведенным временем, я завалился спать, и поздно проснувшись в воскресенье, услышал по радио объявление о вероломном нападении Германии на Советский Союз.
Подготовил Александр БОНДАРЕНКО