Есть люди, которых природа в порыве великодушия щедро одарила талантом. К ним относится и Архип Иванович Куинджи. Он был не только великим художником, но и педагогом, мыслителем. Он создал новый тип пейзажа ,который писал не на основе этюдных проработок, а по памяти и воображению. Смело обобщал форму, добиваясь главного – необычного светового эффекта.
Ну и что ту необычного? – скажет читатель. – Любой пейзаж строится на соотношении светотени. Да, но когда смотришь на картины Куинджи, что-то особенно завораживает, и это «что-то» заключается в неосязаемости цвета. Художник подсознательно ощущал его. Например, с помощью тончайших нежно-перламутровых тонов он мог передать мерцание прогретого солнцем южного степного воздуха, умел в красках передать, казалось бы, такое невозможное в живописи, как тишина и время.
Он никогда не писал свои картины прямо с натуры и редко делал к ним натурные этюды. Постоянно и неутомимо всматривался в окружающий мир, и его зрительная память удерживала увиденное во всех подробностях, а воображение довершало работу. Художник В. Д. Орловский однажды спросил Куинджи, как это ему удается писать по впечатлению, так хорошо запоминая формы и световые эффекты? Архип Иванович ответил: «Картину следует писать «от себя», не связывая свободное творчество с этюдами. Писать наизусть».
Сам по себе метод не был чем-то исключительным. Исключительно и необычно было то, что Куинджи всем своим существом ощущал свет, хотя очень мало знал о физической природе явления. С точными науками он не был знаком. В своих воспоминаниях И. Е. Репин рассказывает, что А. И. Куинджи и профессор физики Ф. Ф. Петрушевский в середине восьмидесятых годов позапрошлого века проделали ряд опытов с красками. Во время этих занятий Петрушевский особым прибором, применяемым в экспериментальной психологии измерял восприимчивость глаза художников к малейшим изменениям цвета. У Куинджи она оказалась абсолютной, во много раз превышающей восприимчивость у других.
Зрительный аппарат Куинджи феноменально воспринимал цвет. Казалось, будто он способен воспринимать ту гамму цветов, которая лежит непосредственно за нормальной границей видимого нами цвета. И этот природный дар делал его как художника недосягаемым.
Если говорить словами восточных мудрецов – Куинджи обладал просветленным разумом. Просветление, в свою очередь, связано с открытием интуитивного канала, а интуитивное познание мира свойственно творчеству. Куинджи был феноменальным наблюдателем реальности. На этой основе произрастает его воображение, которое было не просто игрой фантазии, а постижением природы. Природа в представлении художника заряжена творческими силами. Они, эти силы, непостижимы в своих истоках, но их присутствие ощутимо и в бездонности неба, и в раздолье степи, и в мерцании угасающего света. Куинджи не списывал природу, а постигал ее сущность. Он замечал в природе характерное для нее в данный момент состояние и умел его изобразить.
Подобное видение, например, выражено в картине «Украинская ночь». Никто не подсказывал художнику его лунных ночей, он шел к ним в одиночку, самостоятельно. Однако был литературный источник, с которым они соотносились. Прямого соотношения, по-видимому, нет, но косвенное влияние могло оказать описание украинской ночи Н. В. Гоголем: «Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее…». И художник, как бы разделяя восторг писателя, призывает нас полюбоваться украинской ночью.
Зрелище неба, небесных светил в сочетании с земным простором всегда вдохновляло художника на создание произведений, по его словам, «внутренних», отражающих субъективное отношение к природе. Вот один из удивительных примеров интуитивного восприятия света, доступного только гениальному художнику.
О лунопоклонничестве Куинджи сказано и написано много. И до него художники писали картины с лунными ночными пейзажами. Однако он первый из живописцев стал писать лунный свет таким, каким он его видел в своем воображении: изумрудно-фосфорический шар, плывущий в пространстве, испускающий спокойный мерцающий свет. Зрительное восприятие картины «Лунная ночь на Днепре» обладает одной особенностью: живописец не позволяет глазу задерживаться на отдельных деталях композиции, мы улавливаем лишь общую картину открывшегося зрелища. Именно так человек видит в реальной жизни, когда бросает первый взгляд та то, что его заинтересовало. Но затем наше внимание приковывает главная деталь – бледный изумрудный диск, который над всем парит, все к себе притягивает, завораживает взор. Он объединяет в себя всю композицию картины – линия горизонта, бездонное небо, излучину реки и завершающие ее в самом низу полотна украинские хаты. В этой картине поражает странное ощущение невыдуманности необычайного зрелища. Она смотрится почти как этюд с натуры, писанный не художником, а самой природой. Изображение этой ночной мистерии не имеет аналогов в русской живописи.
Куинджи был и солнцепоклонником не меньше, чем поклонником луны. Его картины с солнечными пятнами может быть еще более выразительны. Он писал не только солнечный свет на предметах, но и сам бледно-лимонно-золотой солнечный шар, причем, чаще всего, в окружении багровых тонов. Особое, небывалое горение цвета мы видим в «Красном закате». Куинджи раскрывает такие нюансы света, которые обычно не замечаются, ускользают. Все это непривычно для взгляда, который схватывает в природе лишь поверхн6остное. Он же заставляет поверить в реальность переливов света, делает вибрацию воздушной среды зрительно ощутимой.
Эти почти фантастические видения многие художники наблюдали и раньше, но были не способны увидеть ту грань светосочетания, которую видел он. Благодаря этой способности Архипа Ивановича удавалось быстро схватывать самые тончайшие эффекты света в те мгновения ,когда они проходили перед его внутренним взором. Он умел останавливать это мгновение на том пределе, когда находил единственное выражение в красках ,которое лучше выразить нельзя. Кажется, будто весь мир живописца пронизан какими-то особыми тонами, какой-то особой чувствительностью. В этом, очевидно, тайна его недосягаемости.
Аркадий ПРОЦЕНКО.