МАРИУПОЛЬСКОЕ ПОВОЛЖЬЕ

О трагедии Поволжья 1921 года нынешний читатель знает разве что из «Золотого теленка», потому что подпольный миллионер Корейко нажил свои неправедные сокровища на муках и смертях миллионов. В 1921 году в Поволжье голодали 23 миллиона 300 тысяч человек. Вместе с населением районов, частично пораженных засухой, количество голодающих достигло чудовищной цифры — 32 миллиона человек! Количество жертв того вселенского бедствия до сих пор не подсчитано.

Но откройте книги по истории нашего города и Приазовья. Разве где-нибудь вы найдете сведения, что в Мариуполе за первые шесть месяцев 1922 года родился 281 ребенок, а умер 2931 человек, то есть на 100 родившихся пришлось 1143 умерших?! За все весенние и летние месяцы 1921 года в Приазовье, как в пустыне Сахара, не выпало ни капли дождя.

В городе не было продовольствия, топлива, денег. Замерли восстановительные работы в порту и на других предприятиях Мариуполя. Не были пущены и основные цехи «Никополя», не работал «Провиданс». В январе на металлургическом заводе работали 3639 человек, осенью 1921 года их осталось две трети — 2429 человек. Рабочие, не получая хлеба и зарплаты, уходили в деревни.

Но спасения не было и там. Приазовская деревня, которая еще совсем недавно, по утверждению большевистских комиссаров, кормила махновцев, считая их народными заступниками, салом и сметаной, теперь сама умирала от голода. Уже в декабре 1921 года уездная мариупольская газета «Приазовская правда» (так тогда назывался «Приазовский рабочий») писала: «Под боком у нас, в каком-нибудь десятке-другом верст, в тисках голода мучается селянство. Придавленная страшным голодом, ушедшая целиком в свое горе, наша деревня не умеет кричать о нем, и мы до сих пор не знакомы еще со всей картиной».

В том же номере газета опубликовала официальное сообщение о положении в селе Чердаклы. Из 433 семейств, которые насчитывались в этом селе, 260, то есть 60 процентов всего населения голодает. «30 семейств буквально пухнут с голода. С каждым днем голод все усиливается. Население макуху считает особым лакомством. Питание селян составляют разные суррогаты, причем употребляют в пищу конину и полову, которую мешают с мелом». Газета ввела постоянную рубрику «Голод в уезде». С ее страниц раздаются пламенные призывы помочь умирающим с голода. «Каждый миг промедления стоит жизни нашим братьям-селянам». Сообщается, что Мариупольский уезд по степени голодаемости приравнен к Поволжью. «Наши газеты, — писала «Приазовская правда», — пестрят ежедневными сообщениями о той помощи, которая оказывается голодающим их братьями-рабочими, крестьянами, красноармейцами, служащими, вообще всеми, кто чувствует себя истинными сынами трудового государства, кому дорого великое дело освобождения трудящихся. Этот всеобщий подъем не затронул только Мариуполь. Нужна немедленная помощь. Профсоюзы и рабочие организации Мариуполя, ваш долг — помочь голодающему селянству».

Но чем мог мариупольский рабочий помочь своему страдающему сельскому брату? Правда, советская власть позаботилась о том, чтобы подкормить свою опору — пролетарскую гвардию, не дать ей умереть с голода. Личную заботу об этом, надо подчеркнуть, проявил Григорий Иванович Петровский, в то время глава Украинского Центрального Исполнительного Комитета. Начиная с сентября 1921 года, каждый мариупольский рабочий регулярно получал по 1,5 фунта (600 г) хлеба на себя и по 0,75 фунта (300 г) на члена семьи. Что из этого скудного, но казавшегося по тем временам сказочным пайка можно было урвать для помощи голодающему селу? На фоне вымирающей деревни они, полуголодные, выглядели благополучными. И они с горечью отрывали глаза от «Приазовской правды», которая напрямую обращалась к ним: «Сытые, что вы сделали сегодня для голодающих?»

А газета, тревожа совесть жителей Мариуполя, печатала сообщения из уезда одно страшней другого: «Положение с питанием в Ялтинской волости катастрофическое. Зарегистрированы 10 случаев голодной смерти. Около 1050 бесприютных валяются по улицам Ялты. Зарегистрированы массовые случаи голодных смертей целыми семьями».

В Старом Крыму общее количество голодающих детей — 85, голодающих взрослых первой категории — 421, второй категории — 392, третьей категории — 1221. Всего населения в Старом Крыму было 2257 человек, из них голодало 2119. То есть не голодающими считались только 138 человек. (Сейчас это село входит в состав города Мариуполя).

В греческих селах голодали особенно жестоко, и вот как в «Приазовской правде» объясняется этот факт: «Здесь (в Ялте. — Л.Я.) создан комитет помощи голодающим, но многие из голодающих скрывают свое тяжелое положение из-за ложной, специфической застенчивости, присущей греческому населению. «Грек скорее умрет, — говорит Ганжа, — нежели запишется в число голодающих». Положение крестьян Мариупольского уезда с каждым днем становилось тяжелее. Если вначале ужасались при вести, что население питается кониной, то очень скоро это блюдо казалось непредставимой роскошью. Население стало употреблять в пищу смесь из ячных отрубей, соломы, корней и белой глины; ели кукурузные кочаны и другие суррогаты. Но вскоре и эта пища стала недоступной.

Уезд, который совсем недавно давал миллионы пудов хлеба, погибал. «Наши села, — писала «Приазовская правда» 17 февраля 1922 года, — переживают невообразимый кошмар. В мариупольской деревне люди гибнут от голода. Отцы пожирают своих детей».

26 февраля 1922 года газета поместила информацию из Ялты под заголовком «Потеряли облик человеческий». Вот ее текст: «Некогда богатое и цветущее село Ялта еще с весны прошлого года вошло в полосу бедствий. Началом их была эпидемия чумы, которая намного сократила численность скота и тем подорвала хозяйственную мощь населения, засуха же и явившийся ее последствием голод вконец добили его.

Начиная с августа прошлого года население, гонимое голодом, отправлялось на «товарообмен» на Кубань, Полтавщину, Киевщину и другие урожайные места, выменивая разный домашний скарб, одежду и т.д. на хлеб. С наступлением холодов такие операции, вследствие затруднений, связанных с передвижением, сошли на нет. С наступлением холодов сократился приток хлеба в село. Появилась смертность, все время прогрессирующая.

Сейчас смертность дошла уже до 10-15 человек в день. Зачастую мертвые по целым неделям и больше лежат на дому или даже валяются по улицам, так как голодное, истощенное до крайности население не в состоянии рыть могилы.

На почве голода участились кражи, грабежи, убийства. Кусок хлеба или даже ничтожное количество какого-либо суррогата может послужить причиной самого ужасного преступления.

Сплошь и рядом бывают случаи, когда родители морят своих детей голодом, чтобы поскорей от них избавиться.

Так живет голодная, измученная, исстрадавшаяся Ялта».

Если бы Гоголь жил в это страшное время, он не сумел бы написать изумительный собачий хор, который услышал Чичиков, въезжая в деревню Коробочки. Потому что на Мариупольщине в ту пору не осталось ни одной собаки. Вот корреспонденция из Малого Янисоля, напечатанная в «Приазовской правде» в день женского праздника 8 Марта 1922 года:

«Одно из богатейших недавно сел уезда сейчас представляет собой почти безжизненную пустыню с полузарытыми в канавах и на кладбищах трупами, с бледными, опухшими землистого цвета лицами детей и матерей, встречающихся изредка по улицам с пищей из столовок (общественные бесплатные столовые к тому времени уже были организованы. — Л.Я.) и зловещей могильной тишиной ночи, не нарушаемой больше лаем, увы, уже давно съеденных собак».

Среди этих стенаний и воплей отчаяния «Приазовская правда» аншлагом на первой полосе приветствует 3-ю годовщину Коммунистического Интернационала и печатает пророчество Григория Зиновьева: «До тех пор, пока жив капитализм, до тех пор не может быть прочного мира. Прочный мир будет создан на развалинах буржуазного строя». Еще один аншлаг «Приазовской правды» тех дней: «Капитализм уже ничего не может дать пролетариату. Нужда заставляет пролетариат перейти к социализму».

Но пока что этот переход к светлой мечте всего человечества проходил через людоедство. В самом буквальном смысле. Вот заметка «Людоед», напечатанная в «Приазовской правде» 3 марта 1922 года:

«25 февраля комячейкой и волисполкомом с.Ялта, на основании ходивших по селу слухов, был произведен осмотр дома гр. Н. (в газете названа подлинная фамилия. — Л.Я.).

Самое поверхностное обследование подтвердило слухи, циркулировавшие по селу, что гр. Н. — людоед.

В передних комнатах его дома были обнаружены куски человеческого черепа, в одной из дальних комнат взаперти находились женщина с девочкой лет 9-10. Девочка показала, что Н. заманул (так в тексте. -Л.Я.) ее к себе в дом и в течение двух дней никуда не выпускал.

Женщина сообщила, что Н. ночью точил нож, очевидно, готовясь зарезать кого-нибудь из них. Она же утверждает, что он зарезал и съел свою сестру и еще какую-то чужую девочку. Н. задержан и передан в распоряжение следственных властей».

В это же время мариупольская уездная газета печатает статью М. Калинина «Голод в прошлом». Титул автора не указан, но узнаваем почерк Михаила Ивановича, тогдашнего председателя ВЦИКа, Всероссийского старосты, как его еще называли. «Царское правительство, — вещал со страниц «Приазовской правды» М.Калинин, — не было заинтересовано в борьбе с бедствиями голода, оно с ними боролось постольку, поскольку грозила опасность существованию самого царизма. Имущие же классы при всех подобных бедствиях стремились использовать последние для укрепления своего господства над голодными массами».

Из статьи вытекал вывод: наш, советский, голод все-таки лучше голода при проклятом царизме и эксплуататорских классах.

И в то же время газета сообщала, что для голодающих крестьян макуха в небольшой дозе со значительной примесью толченой половы считается очень редким лакомством. Большинство умирающих от голода и такого «продукта питания» не имело.

«Истощенные, еле волочащие ноги матери, приходящие в столовки за детским пайком, — рассказывала «Приазовская правда», — иногда оказываются не в состоянии бороться с соблазном утолить свой голод и зачастую, несмотря на всю свою любовь и привязанность к детям, по дороге уничтожают полученное для них продовольствие».

Обвинять советские власти в бездействии по борьбе с голодом было бы несправедливо, но, во-первых, спохватились поздно, а во-вторых, собственных возможностей на местах было ничтожно мало.

Был создан Мариупольский уездный комитет помощи голодающим — укомпомгол. Его возглавил Ярощук (в источниках, к сожалению, отсутствуют не только его имя и отчество, но даже инициалы). Ярощук, по-видимому, был в то время и председателем уездного исполкома. Под его руководством и при помощи АРА (Американская администрация помощи) и Нансенского комитета (об этих организациях мы еще расскажем ниже) в селах стали открываться бесплатные столовые, в первую очередь для спасения голодающих детей.

В хронике борьбы с голодом на Мариупольщине часто мелькает имя Рухимовича, в то время председателя Донецкого губисполкома. Об этой незаурядной личности надо сообщить хоть несколько биографических подробностей, потому что незаконно расстрелянный в 1938 году как «враг народа», Рухимович, несмотря на позднейшую реабилитацию, был предан забвению, как почти все выдающиеся деятели той гвардии, которую принято называть ленинской.

Моисей Львович Рухимович, сын слесаря, с пятнадцати лет включился в социал-демократическое рабочее движение, участвовал в первой русской революции, после чего три года провел в эмиграции. С 1911 года вел революционную работу на Украине, в дни Октября — председатель Харьковского военно-революционного комитета и штаба Красной гвардии, активный участник гражданской войны, Рухимович был наркомом военных дел Донецко-Криворожской республики, начальником артиллерии 5-й армии, совершившей героический поход до Царицына, комиссаром и членом Реввоенсовета 14-й армии и одновременно членом Совнаркома Украины.

После гражданской войны он работал в Донбассе, где его хозяйственная работа удостоилась похвалы Ленина. В декабре 1921 года (как раз когда голод свирепствовал на Мариупольщине и в других районах края) в докладе «О внутренней и внешней политике Республики» Ленин сказал: «Что мы достигли немалых успехов, это в особенности показал, например, Донбасс, где работали с чрезвычайной преданностью и чрезвычайным успехом такие товарищи, как т. Пятаков — в области тяжелой промышленности, как т.Рухимович — в области мелкой промышленности, которому в первый раз удалось поставить мелкую промышленность так, что она кое-что дала».

По нашим нынешним понятиям, Рухимович, будущий глава ВСНХ Украины, а затем зампредседателя ВСНХ СССР и министр вооружения Советского Союза, был еще очень молод: ему едва перевалило за тридцать. Но революция сама была молода, и юноши двадцати с небольшим лет водили в бой не только дивизии, но, случалось, и армии, а то и фронтами командовали. Моисей Рухимович был из этого племени, способных к самостоятельному мышлению, не ожидая инструкций сверху.

Что означает невиданная засуха в Приазовье, Рухимович, конечно, отлично понял. Чтобы как-то смягчить ее последствия, он в Ейском районе Кубани, менее пострадавшей от засухи, закупил зерна и муки. Трудность возникла в связи с тем, что руководство Кубано-Черноморской области запретило вывоз с ее территории продуктов питания. И вот 22 августа 1921 года на рабочий стол председателя Совета Народных Комиссаров легла, в частности, телеграмма из Бахмута, тогдашней столицы Донецкой губернии (ныне г. Артемовск). В ней председатель Донецкого губисполкома М.Л.Рухимович сообщает о небывалой засухе, поразившей Мариупольский и Таганрогский уезды (последний входил тогда в состав Украины), о мерах, какие он принял, чтобы спасти население от голодной смерти, и просит разрешения на ввоз в Донбасс закупленного им продовольствия за морем — в Ейске.

Что на фоне чудовищного голода в Поволжье сообщение о засухе в Приазовье не произвело на Ленина потрясающего впечатления — это я понять могу. И не виню Владимира Ильича, что чтение телеграммы о голоде на Мариупольщине не вызвало у него эмоционального всплеска. Но меня удивляет (и возмущает!) другое. Бесстрастно прочитав телеграмму Рухимовича, которого хорошо знал и уважал, Ленин ограничился тем, что к перечню лиц, получивших копию этого документа для обсуждения, как я понимаю, и принятия решения, дописал: «Смолянинову тоже». («Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника». М., 1982. т. 11, с. 224).

Как бы поступил я, будь на месте председателя Совнаркома РСФСР, да позволено будет мне сделать такое дерзкое предположение? «Чтобы речей не тратить по-пустому, где надо власть употребить», я бы немедленно телеграфировал на Кубань, чтобы срочно и беспрепятственно выпустили в Донбасс закупленное Рухимовичем продовольствие и тем самым спасать людей. И ни в коем случае не стал бы заниматься таким совершенно бесполезным в подобной ситуации делом, как расширением круга лиц для обсуждения вопроса, не терпящего отлагательств и ясного, как день.

В экстренных случаях Ленин обычно так и делал, не разводя неуместную говорильню, — «тому в истории мы тьму примеров сыщем».

Финал этого эпизода мне не известен, но думаю, что «высочайшее» разрешение Рухимович все же получил. Однако закупленное им кубанское продовольствие оказалось каплей в море народного бедствия. В этом Моисей Львович воочию убедился, когда в феврале 1922 года лично объездил бедствующую Мариупольщину. Беседу с ним «Приазовская правда» напечатала 18 февраля 1922 года подзаголовком «Мариупольское Поволжье». Этот оценочный и более чем выразительный заголовок принадлежит самому Рухимовичу. «Положение уезда, — заявил он, вернувшись из поездки, — худшее, чем было представление у центра».

Рухимович распорядился выделить деньги для приобретения на Кубани 10 вагонов муки. Значит, в разрешении на вывоз этого продовольствия от соседей он, как я понимаю, уже не сомневался. Но пока суд да дело, Моисей Львович дал из своих фондов Мариуполю 24 вагона зернохлеба.

Духовные братья персонажа Ильфа и Петрова Корейко сколачивали свои миллионы золотых рублей не только в вымирающем Поволжье. 16 декабря 1921 года райкомпомголода узнал, что в Мариуполь прибыло четыре вагона продовольственных грузов для голодающих детей. Искали, искали – остальных вагонов не нашли.

В дни народных бед всегда, к сожалению, находятся любители погреть руки на людском горе.

Бедствие, обрушившееся на страну в 1921-1923 годах, Советское правительство не скрывало от мировой общественности и не отказалось, как это случилось позднее, во время голода в 30-х и 40-х годах, от иностранной гуманитарной, как мы выразились бы сегодня, помощи.

Под давлением ужасающих обстоятельств правительство Ленина вынуждено было 20 августа 1921 года заключить соглашение с ААП (или АРА) об оказании продовольственной помощи голодающему Поволжью. (ААП — Американская Администрация Помощи — не государственная добровольная американская благотворительная организация; чаще в документах она называется АРА — по английской аббревиатуре от American Relief Administration). Размеры голода на Украине заставляют ее советское руководство также добиваться помощи американцев. Будучи в Москве, Х.Г.Раковский, тогдашний глава Совнаркома Украины, заключает с АРА соответствующее соглашение. Однако Москва этот документ не признала. Центральный Комитет Российской коммунистической партии был против того, чтобы АРА помогла спасти от мучительной голодной смерти тысячи и тысячи украинцев.

В это невозможно поверить, но вот перед нами документ от 9 марта 1922 года, полученный председателем ЦК Помголода УССР Г.И.Петровским из столицы России: «Прилагая при сем выписку из протокола N 17 заседания Пленума ПОМГОЛА ВЦИК от 15 февраля с.г., сообщаю следующее:

Согласно постановлению ЦК РКП постановило не расширять пределов работы АРА вне Поволжья, так что на этом основании т. Эйдук не разрешает подготовительных работ для помощи АРА на Украине».

От Политбюро ЦК КПУ требовали, чтобы оно взяло на себя ответственность «за исключительно неполитическую работу АРА на Украине». К чести большевиков Украины, они проявили решительность и настойчивость, и АРА в полную силу развернула работу в бедствующих губерниях.

Деятельность АРА в Украине была, я бы сказал, не боясь впасть в преувеличение, грандиозной, но, оставаясь в пределах своей темы, процитирую частично лишь один документ, от 21 июня 1922 года: «Сейчас в Мариупольском уезде АРА кормит 75 тысяч детей, но паек весьма недостаточен, дают одну четвертую фунта хлеба белого, зато подобран весьма белогвардейский персонал и имеются сведения, что весьма сытно кормятся тайком попы и другие «голодающие»… Многие товарищи чрезвычайно недовольны работой АРА. Приходится успокаивать».

Уму непостижимо! Только что кусок макухи с толченой половой и добавкой белой глины казался неслыханным лакомством, а теперь сто граммов белого хлеба к горячей пище — бесплатно! — вызывает у мариупольских большевиков протесты против скудного рациона АРА! Да так, что их приходится успокаивать.

А недовольны они были потому, что АРА в упомянутом соглашении с правительством Украины выговорила право подбирать себе помощников на местах по своему усмотрению. Они действительно комплектовали свои штаты во многих случаях из «бывших», но не только потому, что американцы сочувствовали обиженным советской властью. Просто эти «бывшие» были людьми образованными, располагали организаторскими навыками, отличались благородством и честностью. Уже успевшие привыкнуть к железной диктатуре большевики — «ни в ком противоречия, кого хочу — помилую, кого хочу — казню» — скрипя зубами, едва терпели АРА, вынужденные в какой-то степени делить с ними власть.

Но давайте спокойно оценим эту цифру — 75 тысяч детей, не считая взрослых, которых АРА ежедневно бесплатно кормила в Мариупольском уезде. Население нашего города в то время насчитывало 30 тысяч человек (это все, что осталось от 97300 человек, живших в Мариуполе до 1917 года). Это значило, что АРА усаживало за обеденный стол два с половиной таких города, как Мариуполь, со всем населением — от грудных младенцев до глубоких стариков. По существу АРА кормила ВСЕХ детей Мариупольского уезда.

А ведь работала она не в одном Мариупольском уезде, а в нескольких обширных губерниях Украины да еще в Крыму.

Сохранили ли благодарные потомки память о широкомасштабной, поистине гуманитарной помощи АРА, которая некогда спасла их дедов и прадедов от мучительной голодной смерти? Энциклопедия БСЭ (3-е изд.) о деятельности АРА на Украине и словом не обмолвилась. Тогда откроем УСЭ — Украинскую Советскую Энциклопедию, уж здесь-то не могли забыть Американскую Администрацию Помощи. Географию ее деятельности УСЭ действительно дает шире, чем БСЭ: помимо Поволжья здесь указано, что деятельность АРА распространялась также на Екатеринославскую, Донецкую, Киевскую, Одесскую губернии и Крым.

Что же касается деятельности Фритьофа Нансена, спасавшего от смерти голодающих России, то об его благородной деятельности в Украине даже Украинская Советская Энциклопедия не обмолвилась ни словечком.

Наш нравственный долг — восполнить этот пробел.

В докладной записке секретаря Донецкого губпарткома в Москву от 22 июня 1922 года есть такие строчки: «По сообщению ЦК Помгол, в Донбассе должен был действовать Нансен. Где же он, или ЦК Помгол думает, что в Донбассе недостаточно нужна помощь?» И еще: «Чтобы помочь, Донецгубпартком настаивает на срочном открытии столовок для детей рабочих от Помгола и миссии Нансена».

Если добавить к этому сообщение, что в Мариупольский порт прибыл пароход с продовольствием от Нансена, то читатель поймет, вероятно, мою эйфорию в связи с мелькнувшей возможностью написать для одной из моих краеведческих книг главу с сенсационным заглавием: «Фритьоф Нансен в Мариуполе». К сожалению, это не сбылось: сведений о пребывании великого норвежца в нашем городе обнаружить не удалось. Бывал он в Харькове, где находилось отделение правления его миссии. Здесь, кстати сказать, этого ученого с мировой известностью встречали очень торжественно и совершенно искренно чествовали, что, разумеется, хорошо. Сохранились фотографии банкетов, устроенных в столице Украины в честь Нансена, что, считаю, уже хуже — на фоне страшного голода, охватившего страну. Но Нансеновская миссия в Мариупольском уезде работала, и это заслуживает нашей доброй памяти.

Великие полярные экспедиции и научная работа еще в XIX веке сделали имя норвежца Фритьофа Нансена (1861-1930) всемирно известным и почитаемым. В XX веке он прославился еще и как выдающийся политический и общественный деятель на почве гуманитарной помощи пострадавшим от первой мировой войны и ее последствий. В оказании помощи голодающим Поволжья он проявил ту же выдержанность и энергию, что и при достижении научных результатов.

Но его деятельность в Советской России не ограничивалась охваченными невиданной засухой и голодом поволжскими губерниями. Вскоре Нансеновская миссия, как и АРА, создала свой центр также в Харькове, тогдашней столице Украины.

Приведу еще один документ: «Один сплошной ужас царит в нашем уезде, голод схватил за горло. Голодающие съели всех кошек, собак, всю падаль, стали есть умерших людей. В амбаре, куда складывались до погребения умершие, эти трупы по ночам воруются и съедаются. Голодные люди пришли в отчаяние, перестали разбираться в средствах к своему спасению от голодных объятий смерти. Поймите эти страшные строки, приложите все силы агитации, шире распространяйте телеграмму, бейте тревогу, окажите помощь, иначе весь уезд превратится в пустыню».

Если я не сообщу сейчас, что эта телеграмма пришла из города Бузулука (который Нансен, между прочим, посетил в поездке по голодающим губерниям Поволжья), читатель, думаю, вряд ли отличил бы этот документ от приведенных выше писем, взывавших о помощи из Мариупольского уезда.

Еще один пример.

За первые шесть месяцев 1922 года в греческом селе Керменчик и Керменчикской волости родилось 49, а умерло 310 человек, то есть в 6,5 раза больше. Понимаю, что сравнивать волость с уездом неправомерно, но за неимением более адекватной статистики приведу следующий пример: за этот же период в Первомайском уезде Одесской губернии родилось 3561, а умерло 392 человека. А ведь Одесщина тоже входила в зону бедствия.

(Замечу в скобках, что в январе 1999 года в Мариуполе родился 241 человек, а умерли 735. То есть за один месяц родилось всего лишь на 94 человека больше, чем за один месяц 1922 года. Но ведь и население Мариуполя на 1 января 1999 года составило более полумиллиона, а не 30 тысяч, как в двадцать втором году).

Вот в такую вымирающую Мариупольщину и прибыла вместе с АРА Нансеновская миссия.

Она объединяла несколько десятков мелких благотворительных обществ из различных стран. Возможности у нее были меньше, чем у АРА, располагавшей для помощи России и Украине 60 миллионами долларов. У Нансена же для этой самой цели были 40 миллионов, но не долларов, а швейцарских франков. Но оцените такие цифры: за всю кампанию борьбы с голодом Нансеновская организация ввезла в Россию и Украину 4,5 миллиона пудов продовольствия, выдала 246 миллионов 383 тысячи суточных пайков (АРА за 1922 год — 135 миллионов 820 тысяч, за первую половину 1923 года — еще 44951010 пайков). Миссия оказывала вещевую и медицинскую помощь, она ввезла примерно 41 тысячу пудов медикаментов. Особое внимание Фритьох Нансен уделял голодающим и массово погибающим детям. У родившихся в те страшные годы — 1921-1923-й — было немного шансов выжить. А те, кому выпало жить (во многих случаях благодаря АРА и миссии Нансена), как раз в молодом возрасте поспели к Великой Отечественной войне, где из них, фронтовиков, уцелело только три человека из каждой сотни. Среди счастливчиков был и трижды Герой Советского Союза Иван Никитович Кожедуб, родившийся 8 июня 1920 года в Сумской губернии, сравнительно меньше пострадавшей от засухи, чем Мариупольский уезд. А сколько таких замечательных летчиков, как И.Н. Кожедуб, сколько ученых, пахарей, воинов, поэтов погибло тогда на просторах умирающей от голода Украины, бесследно сгинуло в те страшные годы, не успев познать радостей жизни?!

Через год, 10 июля 1923 года, Совнарком СССР выразил благодарность великому ученому и гуманисту: «Щедрая помощь, оказанная д-ром Нансеном голодающим Советских Республик, никогда не изгладится из памяти населения Советских Союзных Республик».

Никогда не изгладится…

Увы, изгладилась. Помогли изгладиться испытанным способом — замалчиванием. Вот почему я счел своим нравственным долгом, хотя и не состоялась моя тема «Нансен в Мариуполе», сказать здесь слова благодарности великому норвежцу, который в нашем городе и крае все-таки побывал — нансеновскими пайками, посылками и медикаментами.

Ограбление мариупольских церквей

Ужасающая трагедия, обрушившаяся на страну, была использована большевиками для того, чтобы «подрезать крылья» церкви, ограбить ее и физически уничтожить лучшую часть духовенства. Сегодня хорошо известно, кто был инициатором широкого и беспощадного наступления на церковь с использованием массового голода как благовидного предлога. Опубликовано и изучается в школах письмо вождя мирового пролетариата от 19 марта 1922 года с важным предисловием: «Просьба ни в коем случае копий не снимать, а каждому члену Политбюро (тов. Калинину тоже) делать свои заметки на самом документе». Верхушка партии постаралась скрыть авторство Ильича даже от самых «верных ленинцев». В том письме есть такие строки. «Мы должны именно теперь дать самое решительное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий». И еще: «Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше»

В письме Ильича с циничной откровенностью говорится: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией».

В этом документе нет ни слова о помощи голодающим, и Дмитрий Волкогонов глубоко прав, когда пишет: «Пером водила рука инквизитора».

Это печально ныне знаменитое письмо Ленина написано 19 марта 1922 года, но еще 23 февраля того же года ВЦИК издал декрет об изъятии ВСЕХ церковных ценностей.

Советского Союза тогда еще не существовало, Украина формально считалась суверенным государством. Тем не менее, постановления московских властей были обязательными на всем пространстве бывшей Российской империи, где только большевики удерживали государственную власть. Кампания против церкви, начатая по сигналу вождя мирового пролетариата, докатилась и до Мариуполя.

«Приазовская правда» регулярно помещает на своих страницах материалы из «Правды» и «Известий» сообщениями о том, как в различных городах и селах происходит изъятие церковных ценностей. А 9 марта газета рассказывает уже, как этот процесс происходит на Мариупольщине:

«Пастыри» Темрюка уже показали свое «отеческое попечение» о голодающих. Они повели бешеную агитацию среди кулачья и части фанатически настроенных граждан, даже и голодающих, суля им всяческие кары и в этой, и в «загробной» жизни, если только из церкви будет изъята хотя бы часть принадлежащих ей богатств».

Конечно, уверяет «Приазовская правда», их угрозы ни к чему не приведут. Конечно, голодающее крестьянство не будет долго задумываться над тем, какие «кары» его могут постигнуть за его «дерзость» взять из церкви для своего спасения то, что веками накапливалось из его же скудных приношений».

Опять звучит знакомый лозунг «Грабь награбленное», власти откровенно натравливают людей на ограбление храмов. Но тут читатель может, пожалуй, и возразить мне: люди умирали от голода, разве неразумно было пожертвовать ценностями церкви ради спасения погибающих?

Да, по сообщениям мариупольской газеты (да и всей советской печати), церковники выглядели извергами, которые, блюдя свои эгоистические интересы, не хотели в тяжкую годину протянуть страждущим руку помощи. Но эта же печать скрывала от «широких народных масс» (воспользуюсь излюбленным большевистским выражением), что первой забила тревогу в связи с надвигающимся голодом именно церковь. Первым возвысил голос и забил в набат Василий Иванович Белавин — таково было мирское имя патриарха Tиxoна.

«Падаль для голодного населения, — сказал патриарх в своем воззвании к мирянам России, — но и этого «лакомства» нельзя достать. Стоны и вопли несутся со всех сторон. Доходит до людоедства. Из 13 миллионов голодающих (вскоре эта цифра дорастет до чудовищного числа — 42 миллиона голодающих! — Л.Я) — только два миллиона получают помощь.

Протяните же руки голодающим братьям и сестрам! С согласия верующих можно использовать в храмах драгоценные вещи (кольца, цепи, браслеты, жертвуемые для украшения святых икон, серебро и золотой лом) на помощь голодающим…».

Эта инициатива патриарха обсуждалась на Политбюро 7 июля 1921 года. Троцкий настаивал: воззвание Тихона напечатать и в большевистских газетах. Восторжествовала точка зрения Ленина, который был решительно против этого и вынашивал план расправы с церковью под предлогом помощи голодающим.

Сколько и какие именно ценности духовенство Мариупольщины, откликаясь на призыв патриарха Тихона и по зову собственного сердца, отдало делу спасения погибающих, мы не знаем, эти сведения не обнаружены, эту правду «Приазовская правда» не рассказала своим читателям. Зато она опубликовала обращение «Ко всем трудящимся и гражданам Мариупольского уезда», подписанное председателем комиссии по изъятию ценностей церковного имущества всех религиозных культов В.Ярощуком, членами этой комиссии Д.Патрушевым (главным чекистом Мариупольщины) и М.Гореловым, а также секретарем Дегтяревым.

Обрисовав ужасающий голод, постигший уезд, вышеназванные руководящие товарищи пишут:

«Между тем наряду с другими непроизводительными богатствами в Российских храмах имеются огромные церковные ценности. История свидетельствует, что в прошлом в моменты тяжелых испытаний эти ценности неоднократно обращали для нужд своего народа.

В Мариупольском уезде целый ряд волостей (Ново-Петриковская, Мало-Янисольская, Сартанская и др.) уже вынесли по этому вопросу свои определенные постановления о необходимости скорейшего изъятия церковных ценностей.

Рабочие и крестьяне!

Вам и только одним вам необходимо на деле выявить свою волю. Необходимо, пока не поздно, немедленно же приступать к изъятию церковных, непроизводительно хранящихся драгоценностей.

От вас зависело всегда и будет зависеть теперь благополучие и будущее Советской Республики».

Несмотря на прямые призывы к погрому («Слово и дело за вами!» — подбадривала «Приазовская правда»), мариупольцы весьма прохладно относились к идее ограбления церквей. Газета не устает их науськивать: во всех местах полным ходом идет изъятие церковных ценностей, так почему же вы, мариупольцы, медлите? Пора и нам взяться за это дело. Но народ молчал, судя по тому, что редакция не осмелилась организовать поддерживающие отзывы, как это практиковалось впоследствии. Напротив, в номер проскочило мнение одной мариупольчанки, что не следует трогать церкви, она, как и многие, готова внести денежный взнос, лишь бы сохранились святыни.

Поместили это мнение, разумеется, с осуждением, но удивительно, что вообще напечатали. С цензурой тогда было не так строго, как позднее, в сталинские времена. Так, например, не смотря на запрет Политбюро освещать в печати каннибализм, «Приазовская правда» и после этого печатает материал о людоедстве в селе Ялта.

Обращение В.Ярощука и К°, напечатанное в «ПП» 2 апреля 1922 года, повторили в номере за 4 апреля. А еще через пять дней газета публикует статью «Перелом на голодном фронте»:

«Мариупольцы могут и должны принять участие в борьбе с их злейшим врагом — голодом путем превращения церковных драгоценностей в хлеб.

Представители лучшей части духовенства всех религий, крестьяне, рабочие и красноармейцы в различных уголках Советской Республики требуют этого изъятия и приветствуют Советскую власть, узаконившую их требования.

Правда, и в Мариупольском уезде некоторыми селами выносились постановления об изъятии, но они еще не проведены в жизнь. С этим необходимо покончить.

Голодный крестьянин, полуголодный рабочий нашего уезда, своими трудами создавшие ценности, сейчас бесцельно украшающие храмы, должны властно потребовать их и обратить в хлеб, который спасет не одну сотню тысяч жизней и превратит умирающий сейчас уезд в цветущую, плодотворную местность».

Изъятие вооруженными красноармейцами и милицией началось 5 апреля, а 3 мая в Уфинотдел поступили уже значительные ценности. В опубликованном отчете встречаются сокращения, которые не всегда просто расшифровать. Например, из Соборной церкви (то есть из Харлампиевского собора, который находился на Базарной площади, ныне площадь Освобождения) изъято 3 зол и 36 дол. Надо понимать, три золотые монеты (пяти- или десятирублевые?) и 36 долларов США. Кроме того, из этого храма изъяли 8 пудов 37 фунтов 51 с половиной золотника серебра. Напомню, что русская мера веса пуд равнялась 16,3 кг, фунт — ‘409,5 г, золотник — 4,26 г. Перемножьте и узнаете, сколько в привычных нам мерах веса изъяли из Харлампиевской церкви, которая стояла на месте, где сейчас ДОСААФ. Но это еще не все. Изъяли также 2 бриллианта с девятью алмазами, 7 жемчугов и 31 простой камень. «Из той же церкви, — читаем в документе, — серебра 31 ф зол», что расшифровать затрудняюсь.

Реквизировали также ценности греческой церкви, или Екатерининской. Она стояла рядом с Харлампиевским собором и была самой старинной в городе: ее заложили в 1780 году, сразу же после прихода греков-переселенцев из Крыма. В ней был похоронен митрополит Игнатий, тело которого избежало тления и превратилось в мощи (напомню, что ныне митрополит Игнатий канонизирован как святой православной церкви).

Из греческой церкви изъяли, цитирую: «серебра 2 пуда 19 ф зол». Последнее не знаю, как расшифровать. Кроме того, поживились здесь десятью жемчугами и тремя рубинами.

Из Слободской церкви унесли 21 фунт 11 золотников серебра. Богатейшей была Успенская церковь (на этом месте сейчас ОШ N 36 и автовокзал-1), в ней реквизиторам досталось, цитирую непонятную запись: «серебра 3 п 22 ф зол». Добрались до беднейшей кладбищенской церкви, откуда ушли с небогатым трофеем — 3 фунта 52 золотника серебра. В Рождество-Богородической церкви, той самой, в которой крестился, а через 34 года венчался с Верой Леонтьевной Кечеджи-Шаповаловой Архип Иванович Куинджи, серебра оказалось 32 фунта 48 золотников.

Различий между конфессиями большевики не делали. Из четырех мариупольских синагог унесли небогатый улов, всего лишь 9 фунтов 46 золотников серебра, а в католическом храме ценностей вообще никаких не оказалось, о чем был составлен акт.

В этом печальном документе есть интересная деталь: упоминание о Новоселовской церкви. В дореволюционных документах она в перечень церквей города Мариуполя не вошла. Видимо, этот храм был воздвигнут перед самым семнадцатым годом. Соответственно, он не успел обрасти богатством, и разочарованные реквизиторы с сожалением составили акт о том, что в Новоселовской церкви ценностей не оказалось.

Экзекуции подверглись все церкви уезда. Чтобы не забылось, выпишу, где что и сколько взяли.

Мангуш — 4 фунта 44 золотника серебра.

Чермалык — 2 пуда 24 ф зол.

Павлополь — 20 фунтов 5 золотников серебра.

Малый Янисоль — 7 фунтов 46 золотников серебра.

Чердаклы — 6 фунтов 47 золотников.

Златоустовка — 5 фунтов 13 с половиной золотника.

Ялта — 2 пуда 36 фунтов 59 золотников серебра.

Анадоль — 4 фунта 63 золотника серебра.

Сартана — 6 пудов 8 фунтов 60 золотников серебра.

Всего по Мариупольскому уезду с 5 апреля по 3 мая 1922 года изъято церковных ценностей: золота — «3 зол, 36 дол.». Серебра — 29 пудов 33 фунта 37 с половиной золотника. Бриллиантов — 2 с 9 алмазами, жемчуга — 17, рубинов — 9, простых камней – 31.

«Приазовская правда» напечатала корреспонденцию П.Богадицы «Изъятие церковных ценностей в с.Сартане». Ее тенденциозность бьет в глаза, но все же считаю полезным привести ее здесь полностью: она является документом эпохи, передает дух того времени.

«7 апреля в с.Сартане комиссия совместно с представителями верующих и духовенства в 2 часа дня приступила к изъятию церковных ценностей. Церковь переполнена гражданами, но ни единого голоса протеста не было слышно. Население было заранее подготовлено к этому событию. С другой стороны, голод, охвативший все село, значительно повлиял на психологию религиозного грека. Еще недавно, в дни урожайных лет, он с верой и надеждой на лучшую жизнь в «царствии небесном» взирал на серебряные лики святых, а сегодня с той же глубокой надеждой на жизнь уже здесь, на земле, взирает на кучу серебряных изделий, постепенно снимаемых со всех углов храма. Вчера он молился им, ища спасение в загробной жизни, а сегодня он видит бессильный обыкновенный металлолом, но имеющий свойство стать посредником не «там», а здесь, на земле, путем обмена его на хлеб, как необходимый продукт его существования.

Тихо в храме. Изредка слышен одинокий тяжелый вздох церковного старосты или иного какого-нибудь религиозного фанатика и звон серебряных риз. Куча серебра посредине церкви растет. Из притча отсутствует старец священник Тимофей. Причина его отсутствия, конечно, — тоска по павшим ризам святых. Хотя бы оставили их до пасхи. Великий праздник подходит, православный люд с радостью и весельем встречать должен, а у нас церковь оголена и обезображена, картина мрачная.

Отец духовных чад Тимофей! Ты опять хочешь встретить праздник в радости и веселии, одеяние тебе светло и лицо твое сияет, но заглянь в этот день в хижины пасомых тобой чад и ты увидишь картины в тысячу раз мрачнее твоего храма. Твои чада тоже хотят встретить праздник, но не в радости и веселии, не восхищаться красотами храма и великолепием службы — красным яичком для него будет кусок черного хлеба, который Советская власть преподнесет им в этот день в обмен за границей на серебро риз твоих».

Лицемерно истолкование автором статьи в «Приазовской правде» тишины в Сартанской церкви во время святотатства. То гробовое молчание отнюдь не было знаком согласия, и тяжкий вздох вырвался не только из груди церковного старосты или «какого-нибудь религиозного фанатика». Столетиями воспитанные в Христовой вере сартанцы чувствовали, что над тем, что они и их деды и прадеды считали святыней, совершается надругательство.

Но тут иной читатель может мне, пожалуй, и возразить: чтобы спасти людей от мучительной голодной смерти, хороши были все средства, и осуждения заслуживает не Советская власть, а церковь, которая сопротивлялась изъятию храмовых ценностей.

Нам придется напомнить то, о чем мы говорили выше: церковь первая воззвала к помощи голодающим и обращению церковных ценностей на их спасение. Патриарх Тихон возражал только против реквизиции тех ценностей, которые употребляются в богослужении. Но и не это главное. Сегодня стало известно, как большевики распорядились награбленным церковным имуществом.

Обратимся к труду «Ленин» Дмитрия Волкогонова, работавшего с подлинными документами, в прежние времена недоступными исследователям. «Никто и никогда сейчас не скажет, сколько церковного богатства уплыло под видом конфискаций! В комиссиях было много бывших уголовников-каторжан (не политкаторжан!), «специалистов» по экспроприации, грабежей и разбоев. В Москве ящики сортировали перед тем, как отправить в Гохран: часть шла в распоряжение непосредственно Политбюро, в фонд Коминтерна, на нужды ГПУ, на «государственное строительство» и лишь небольшая часть перепадала для закупки продовольствия». (Дмитрий Волкогонов, «Ленин», кн. 2, с. 215. М. 1998).

И еще: «Абсолютное большинство средств, полученных от продажи конфискованных ценностей, ушло на партийные нужды. ЦК же боролся с голодом с помощью американской гуманитарной организации АРА (за должностными лицами которой следило ОГПУ) и… журнала «Безбожник». В нем расписывались мрачные дела церкви, чуть ли не по вине которой, мол, вспыхнул голод». (Там же, с.220).

Кто виноват?

В подшивках «Приазовской правды» по поводу голода 1921- 1923 годов мелькает: «Страну постигло стихийное бедствие». «Стихийно возникший голод»…

Но только ли стихия виновата в гибели от мучительной голодной смерти миллионов людей? По прошествии трех четвертей века, избавленные историческими обстоятельствами от большевистской идеологизированной цензуры, мы сегодня можем и должны, во имя светлой памяти безвинно погибших мы просто обязаны разобраться в том трагическом эпизоде нашей истории и дать исчерпывающий ответ на вопрос «Кто виноват?»

Вне всякого сомнения, стихия, то есть небывалая засуха весной и летом 1921 года, сыграла свою роковую роль. Но не вызывает сомнений и то, что даже при благоприятных погодных условиях трагедия, пусть не в таких чудовищных масштабах, но все равно произошла бы. Не случайно уже упоминавшийся нами Фритьох Нансен еще в 1919 году предвидел, что Россию ждет страшный голод.

Впрочем, чтобы предсказать это, вовсе не надо было быть пророком.

Слов нет, большевикам досталась страна, истощенная четырехлетней первой мировой войной. Не забудем, что продовольственный кризис возник еще при Николае II, и продразверстка — вовсе не дьявольское изобретение большевиков — она была введена еще до октябрьского переворота, в 1916 году.

Страшная разруха наступила в стране в результате ожесточенной гражданской войны. Политика военного коммунизма, введенная Лениным, поставила страну на грань катастрофы.

Продразверстка, когда у крестьянина безвозмездно отнимали все излишки, оставляя ему лишь столько, чтобы он не умер от голода и сумел обработать свою землю, привела к катастрофическим результатам. У крестьянина исчез стимул к производству продуктов сверх того, что было ему необходимо для прокорма семьи. Посевная площадь сократилась небывало, об этом говорит и потрясающая статистика коммунистических источников.

Если бы не небывалое сокращение обрабатываемых сельскохозяйственных угодий, даже жесточайшая засуха 1921 года была бы пережита Поволжьем и Украиной с несравнимо меньшими потерями.

Таковы, на мой взгляд, основные причины, приведшие к трагедии 1921-1923 годов.

В начале сентября 1921 года в Харьков приезжает т.Фрумкин, заместитель наркомпрода РСФСР Цурюпы, известного по легенде, будто он, заведовавший всем продовольствием страны, однажды упал в ленинском кабинете в голодный обморок. На заседании Политбюро ЦК КПУ он докладывает «о количестве хлеба, которое Украина обязана дать России». По самым жестким подсчетам, Украина смогла получить только 8 миллионов пудов «излишнего» хлеба. Фрумкин требует: дайте 30 миллионов пудов. И 3 сентября, когда в селах Мариупольщины и в других местностях уже умирали от голода, Политбюро ЦК КПУ постановляет: «Принять предложение т.Фрумкина и установить количество хлеба, которое Украина обязана дать России как минимальное, в 30 миллионов пудов, даже в ущерб собственному снабжению».

Вот так: в ущерб собственному снабжению. Вот так большевики, а не только стихия, не только засуха, ввергли Украину в ужасающий голод 1921-1923 годов.

Уже отменена продразверстка, введен продналог, но по-прежнему насильно выкачивают у украинских крестьян хлеб даже в тех местах, где начался голод. Вот документ от 12 августа 1921 года:

«Признать необходимым при первых же признаках противодействия продналогу или замедления в его взносе немедленно принять самые решительные меры принудительного характера, вводя в упорствующие волости и селения воинские части, немедленно направляя туда выездные сессии ревтрибуналов и строжайше карая упорствующих и т.д.

При вводе воинских частей в селения их продовольственное снабжение возлагать на сельские общества в полной норме боевого пайка; причем на начальников частей возлагается строгая ответственность за превышение этих норм, а крестьянство предупреждается, что войсковые части немедленно будут выведены по выполнении установленных для данного срока доли налога и что от самого крестьянства зависит срок стоянки воинских частей и их довольствия за счет населения».

Под этими беспощадными строчками стоит подпись: Председатель Совета Труда и Обороны В.Ульянов (Ленин).

Удивительно ли, что через десять дней, 22 августа 1921 года, телеграмма Рухимовича о бедствующей Мариупольщине не тронула сердце Ильича.

Слов нет, большевики не бездействовали перед лицом страшной беды. Два миллиона голодающих были взяты на государственное содержание. Но голодало 42 миллиона. На помощь голодающим было потрачено наличными 150 миллионов золотых рублей. Чтобы не сорвать сев 1922 года, советское правительство поставило крестьянам 100 тысяч тонн семенного материала. И т.Фрумкин, который в сентябре 1921 года выбивал хлеб с Украины, уже в январе ввозил в нее спасительное зерно.

И еще один факт, который совершенно не укладывается в сознании: в условиях жесточайшего голода Украина экспортировала хлеб. Не импортировала, а экспортировала. Я ссылаюсь на документ, подписанный Г.И.Петровским 17 марта 1923 года, когда в республике еще действовали комитеты последголода (по борьбе с последствиями голода), пришедшие на смену компомголода: «Запретить помещать в прессе сведения по существующему экспорту хлеба (цифры, факты и т.д.)».

Что можно к этому добавить?

XXX

Я часто вспоминаю некрасовские строчки: «Года минули, страсти улеглись». В общем-то, они относятся ко всем событиям истории — не только давним, но и не столь удаленным от нас по времени. Страсти улегаются, затихают, и сегодня бесчинства опричников Ивана Грозного воспринимаются нами совсем не так, как их современниками, — гораздо спокойнее. Даже преступления массового террора, организованного Сталиным, зарастают травой забвения, хотя и сегодня почти в каждой семье есть жертвы политических репрессий тоталитарного режима.

И все же есть события, о которых справедливо говорят: забвению не подлежит.

К ним относится и голод 1921-1923 годов.

Лев Яруцкий

«Мариупольская мозаика».