Мариуполец Петр Орловский — первый полярный гидрограф

Когда говорят о наших земляках — первопроходцах освоения Арктики, обычно называют три имени. Начальника первой русской экспедиции к Северному полюсу (1912 г.) на парусно-паровом судне «Святой Фока» — Георгия Седова. Вице-президента Географического общества СССР, директора института по изучению Арктики, доктора географических наук, руководителя знаменитой экспедиции (1928 г.) на ледоколе «Красин», которая спасла семерых членов экипажа дирижабля «Италия» под командованием генерала Нобиле — Рудольфа Самойловича. Полярного летчика, штурмана самолета «Вольти», совершившего межконтинентальный перелет над Арктикой протяженностью 20 тысяч километров из США в СССР (1936 г.) — Виктора Левченко. Мы по праву гордимся тем, что Приазовье дало стране и всему миру этих выдающихся исследователей Арктики. Однако к этому списку следует добавить и имя мариупольца Петра Орловского.


Сегодня в географии Арктики нет «белых пятен» – все открыто, положено на карту, в значительной мере изучено, во многом освоено. Совсем иное дело – «белые пятна» в летописи Заполярья. Если говорить о незаслуженно забытых именах, то, как это зачастую бывает в истории нашего Отечества, забывчивость и недоговоренность вызваны отнюдь не объективными причинами. Между тем, вклад полярного исследователя, создателя и первого начальника Гидрографического управления Главсевморпути Петра Владимировича Орловского в исследование Арктики неоценим. Долгое время его имя как «врага народа» вымарывалось из истории. Сейчас же его имя носит  мыс на Земле Франца-Иосифа.

О Петре Орловском, к сожалению, известно не слишком много. Едва ли не единственным источником, относительно подробно рассказывающем о трагической судьбе этого выдающегося ученого, можно считать изданные в 1990 году воспоминания полярного инженера-гидрографа С. В. Попова «Автографы на картах».

Его биография, особенно детские и юношеские годы — сплошное «белое пятно». Известно, что родился  Петр Орловский в  1900 году  в   Мариуполе. В возрасте 33 лет стал начальником только что образованного Гидрографического управления Главсевморпути. А до этого успел поработать в Северо-Сибирском государственном акционерном обществе промышленности и торговли. Это акционерное общество начало успешное индустриальное освоение Севера и его транспортных путей. Орловский участвовал в приемке на Енисее карских товарообменных экспедиций, для организации которых в 1930 году его направили за границу — сначала в Лондон, потом в Берлин и Гамбург. В 1932 году Петр Орловский познакомился с талантливым изобретателем и полярным исследователем Евгением Гернетом. В то время картографическое описание полярных областей только начиналось, требовались специалисты, возникла необходимость в новых технических решениях. Надо было обладать незаурядным гражданским мужеством, чтобы в разгар борьбы со старыми спецами не только принять на работу, но и назначить на должность своего первого заместителя дворянина и офицера царского флота. Но деловые и человеческие качества для Орловского значили больше, чем партийность и классовая принадлежность.

Возглавив Гидрографическое управление, он не стал кабинетным чиновником. Каждое лето вместе со своими подчиненными отправлялся в Арктику, чтобы принять личное участие в изучении и обеспечении безопасности мореплавания по трассе Северного морского пути. В 1934 году Петр Орловский возглавил Карскую и вторую Ленскую транспортную экспедиции. Именно тогда экипаж впервые появившегося у красноярский берегов ледокола «Ермак», где находился штаб Орловского, назвал его именем остров, открытый в архипелаге Сергея Кирова.

В 1936 году Петр Орловский на ледоколе, носящем имя своего земляка — «Георгий Седов», руководил гидрографической экспедицией, которая открыла семь новых островов в архипелаге Норденшельда. На следующий год опять на «Георгии Седове» Петр Владимирович прошел из Архангельска в море Лаптевых. За первое обследование пролива Санникова он получил по радио благодарность Климента Ворошилова и Отто Шмидта.

Однако в середине 30-х годов обстановка в стране начала накаляться, зазвучали зловещие слова о «врагах» и «чуждых элементах», беспощадной «классовой борьбе». Ответственные работники Главсевморпути одними из первых были объявлены «вредителями на трассе», «диверсантами и шпионами»… Самые тяжелые потери Арктика понесла в 1937–38 годах. Из-за крайне тяжелой навигации 37-го года, феноменальной неразберихи и головотяпства отдельных ответственных чиновников на Большой земле на трассе Северного морского пути зазимовал практически весь флот Главсевморпути – свыше двадцати транспортных судов и несколько ледоколов. Полноценную ледовую авиаразведку вести было невозможно, поскольку почти все самолеты были брошены на поиски бесследно исчезнувшей машины Сигизмунда Леваневского. Кстати, штурманом экипажа четырехмоторного  самолета Н-209, судьба которого неизвестна до сих пор, был еще один земляк Орловского — Виктор Левченко. Из-за растерянности береговых властей, отдававших капитанам часто противоречивые и всегда запаздывающие приказания, было упущено время. Суда оказались в принудительном дрейфе, льды и течения неумолимо уносили их в Центральную Арктику.

«Георгий Седов» вместе с ледокольными пароходами «Садко» и «Малыгин» (всего 217 членов экипажей и сотрудников экспедиции) был затерт льдами. Пришлось стать на зимовку в северной части моря Лаптевых. На «Садко» зимовал еще один бывший мариуполец —  легендарный директор института Арктики Рудольф Самойлович. Вот так причудливо и трагически переплелись судьбы этих четырех выдающихся исследователей Арктики — уроженцев Приазовского края. Именно трагически, поскольку то, что произошло в дальнейшем, стало настоящей трагедией.

Осенью 37-го было произнесено страшное слово: «вредительство». Речь-то шла о заурядной некомпетентности должностных лиц, процветающем и поныне профессиональном невежестве, халатности (конечно, непростительной), плюс к этому – о настоящих объективных трудностях: надвинувшихся на трассу тяжелых льдах, слабых ледоколах и грузовых судах. А итогом стало обвинение в антисоветской деятельности. Тогда на зимовке мало кто знал, что начавшиеся в стране репрессии уже коснулись руководителей Главсевморпути, которым ставили в вину неудачную навигацию 1937 года. Готовился приказ об отмене названий тех островов, которым гидрографы дали имена руководителей Главсевморпути: заместителя начальника Н.Янсона, начальника политуправления С.Бергавинова, начальника Морского управления Э.Крастина, начальника Гидрографического управления П. Орловского. Приказом по Главсевморпути от 15 октября 1937 года Орловского… снимают с работы «за непринятие необходимых мер по ликвидации последствий вредительства, засоренности аппарата и неумение правильно расставить кадры». Руководители зимовки восприняли этот приказ как недоразумение, происшедшее по вине что-то напутавших радистов и решили не оглашать его до прояснения в Москве. Орловский работал по-прежнему. О том, что начались массовые репрессии, среди полярников стало известно только весной 1938 года. 184 зимовщика были вывезены с каравана самолетами полярной авиации. В Якутске у прибывших сложилось впечатление, что страна готовилась встретить их подобно тому, как четыре года назад торжественно встречала челюскинцев. Основания для этого были — подвиг моряков с ледокольных пароходов был соизмерим. Не просто спасти, но хотя бы сохранить в хорошем техническом состоянии все зазимовавшие пароходы было нелегкой задачей.

Как вспоминал заместитель Орловского по экспедиции  Воробьев: «Остуда наступила в Красноярске, куда прилетели 15 мая. Здесь был подготовлен нам большой банкет, отмененный, по-видимому, в последний момент. Столы были накрыты человек на сто, а явились, кроме нас десяти и летчиков, еще человек 5-10 третьестепенных местных работников. На вокзале в Москве нас уже никто из руководства Главсевморпути не встречал. Утром 21 мая по прибытии в Ленинград Орловского сразу арестовали».

Сохранились воспоминания Михаила Лившица в те летние дни тридцать восьмого сидевшего в тюрьме вместе с Петром Владимировичем. Вот что он пишет: «Разные были люди в заключении. Директор большого ленинградского завода, например,  когда я, томимый голодом, попросил поделиться присланным ему с воли хлебом, сразу отказал: неизвестно, мол, что с тобой будет завтра, и должок обратно не получишь. Орловский же не только отдал все имевшееся у него съестное, но и те несколько дней, которые мы провели вместе, постоянно утешал и вселял уверенность, что правда и справедливость в стране восторжествуют».

Петра Орловского судили вместе с заместителями Евгеновым, Хмызниковым, Гернетом, Петровым. Расследование дела «шпионско-террористической» группы шло двадцать месяцев. Дважды военный трибунал Ленинградского округа отказывался признать гидрографов виновными. Лишь с третьего раза 23 декабря 1939 года при закрытых дверях чрезвычайная «тройка» вынесла Орловскому приговор как англо-германскому шпиону — 10 лет лагерей. Срок отбывал в Пермской области на лесоповале. Он позже рассказывал: «Главная моя вина свелась, в конце концов, к чисто личному делу: получению женой Марией Сергеевной алиментов на дочь от первого брака от немецкого инженера Кунце из Германии, хотя бракоразводный процесс в Лондоне проходил с участием Советского торгпреда, и выплаты были оформлены через нейтральный банк в рублях».

А всего, как свидетельствует отчет по управлению за 1938 год, органами НКВД были арестованы 13 человек, «изъято из аппарата» 62, уволено 149 «сомнительных и чуждых элементов». Все это были нужнейшие для Арктики и флота люди.

Когда Петр Владимирович вышел из заключения, старые знакомые помогли ему вернуться на  Родину к теплому Азовскому морю. Здесь, в родном Мариуполе, он возглавил рыбное хозяйство ОРСа строившегося Лисичанского металлургического комбината. Но на свободе ему было суждено прожить всего несколько месяцев. 26 июня 1948 года отказало сердце. Реабилитирован Орловский был лишь через десять лет в период, так называемой, «хрущевской оттепели». 20 февраля 1958 года Военный трибунал Московского Военного Округа оправдал его за отсутствием состава преступления.

Сын Петра Орловского стал известным хирургом и альпинистом. Свет Петрович Орловский был врачом первой советской Гималайской экспедиции. Еще в 1977 году «Комсомольская правда» писала об уникальной операции, проведенной им с товарищами на Памире на высоте 4 тысячи метров в экспедиционных условиях. От отца он унаследовал мужество, гуманность, готовность в любую минуту прийти на помощь ближнему.

Гидрографов называют стрелочниками моря, его практиками. Они поставляют материал для многих фундаментальных наук, определяющих реальные потребности флота. Они идут впереди мореплавателей и  оставляют после себя морские карты и лоции, правила пользования ими. Первым среди советских полярных гидрографов был Петр Орловский.

Освоение и изучение Арктики продолжается и сегодня. Современные суда и ледоколы, новые приемы их вождения требуют совершенствования и методов по обеспечению безаварийности плавания по Северному морскому пути. У нынешних гидрографов своя жизнь, свои заботы. Но и по сей день каждый, кто собирается к Северному полюсу, берет в руки арктические карты, составленные первым полярным гидрографом, первопроходцем и лоцманом трассы Северного морского пути мариупольцем Петром Орловским.

Андрей Василенко

Впервые опубликовано в 2007 г.