Мариуполь 11 сентября

От специального военного корреспондента «Известий»

Вместе с частями Красной Армии мы входим в Мариуполь.  Многострадальный город — он пережил два года страшной немецкой оккупации. И вот сейчас мы пересекаем его улицы и площади, всматриваемся в руины его домов, беседуем с жителями.

Тот, кто видал в эти дни Мариуполь и его жителей, на всю жизнь запомнит и горький дым пожарищ, и трупы, расстрелянных женщин и детей, и пожелтевшие от голода лица горожан, которые в последние недели прятались от немецкой жандармерии в подвалах, в развалинах зданий, в болотистых зарослях на берегу реки Кальмиус. Их ловили и травили собаками, за ними гонялись верхом и на автомашинах…


По приказу германского командования весь город Мариуполь было намечено сжечь, а жителей — от мала до велика — угнать в тыл. На заборах, на стенах появился приказ «фельдкоменданта», в котором говорилось:

«В связи с изменениями в расположении фронта, город Мариуполь очутился под известной угрозой. Высшее командование распорядилось удалить население Мариуполя. Поэтому все жители должны подготовиться к уходу из города в западном направлении. Эвакуация будет осуществлена в четырёх больших группах. Отправление со сборных пунктов будет производиться в сопровождении полиции. Приказываю населению захватить с собой конные подводы, тачки и ручные тележки. С собой нужно взять продуктов питания на три дня. Всякий, кто будет встречен в городе после обозначенного для района его местожительства срока, будет осуждён по германским военным законам».

Улицы огласились воплями выгоняемых из жилищ горожан. Первыми выселили жителей портового района. Их согнали с детьми во двор военных казарм и ночью отправили по прибрежной дороге в село Ялта. Немецкие солдаты начали грабить и жечь дома угнанных людей. Город выгорал кварталами. Специальные команды на машинах подъезжали к зданиям и поджигали их. Если немцы находили в домах спрятавшихся жителей, то, независимо от пола и возраста, расстреливали их на месте. Так была застрелена в своей квартире по улице Апатова семья юриста Цветухова. Немцы зажгли дом и застрелили сыновей Цветухова, а затем отца. Семью Зинцова, проживавшую по улице Артёма, постигла такая же участь.

Если человек был болен и не мог двигаться, его сжигали вместе с домом. На улице Апатова в доме №130 лежала больная Валентина Могильная. Дом сожгли. Соседи, услышав вопли несчастной, вылезли из убежищ. Тщетно пытались они вынести больную из объятого пламенем здания. Немцы со смехом наблюдали эту сцену и без конца её фотографировали. Многие жители сходили с ума, не будучи в состоянии вынести ужасов «эвакуации», многие кончили жизнь самоубийством. Известная всему городу зубной врач Анна Мелентьевна Кулева отравилась. Яд не подействовал. Кулева слышала, как немцы ломятся к ней в квартиру. Она повесилась в своей спальне.

Город горел. Толпы жителей четырьмя колоннами брели на запад, подгоняемые дубинками полицейских. Лишь стремительный удар Красной Армии по врагу помешал немцам полностью осуществить свой дьявольский план. Части населения удалось укрыться от гитлеровцев. Часть жителей, пользуясь замешательством немцев, разбежалась. Мы видели возвращение этих людей в город. Внешний вид их ужасен. Но в глазах сияет непередаваемая радость. Они счастливы. Пусть они лишились крова, пусть немцы отобрали у них всё их имущество. Но они снова со своими, они вернулись в родную семью. Ненавистью загораются их глаза, когда они рассказывают вам о немцах.

Что собой представляет сегодня некогда шумным, богатый, красивый приморский город? Мы объехали его вдоль в поперек. Перед нами открылись картины, леденящие кровь.

Мариуполь разорен, разграблен. Повсюду груды обгорелых развалки. Сожжены поселки Правый берег, Новоселовка, Шишманка, посёлок около завода им. Ильича. Уничтожены не только крупные общественные здания, как, например, театр, больница, но и большая часть жилых домов. Разрушены цеха завода им. Ильича, и «Азовстали», взорваны мартены, домны, сгорел коксохимический комбинат. Некий  Якоби, назначенный немцами директором «Азовстали» и тщетно пытавшийся наладить хотя бы видимость производства, приказал взорвать домну. Но у немецких сапёров ничего не выходило.

— Убирайтесь, я сам уничтожу! — крикнул Якоби.

Он заложил динамит и поджег шнур. Когда Якоби стал уходить, к нему бросился один из прежних рабочих, издали наблюдавший эту сцену. Сердце его сжималось от боли и гнева.

— Погоди, гадина! — Он сбил Якоби с ног и не дал ему далеко отбежать.

Прогремел взрыв, обломки похоронили проклятого немца. Честный патриот, — имя его, к сожалению, осталось неизвестным, — отдал свою жизнь, но покарал гитлеровца.

Оборудование заводов имени Ильича и «Азовстали» было в 1941 году, перед отступлением советских войск из Приазовья, вывезено нами на Восток. Немцам достались лишь голые стены заводских корпусов. Германское командование объявило о передаче заводских зданий концерну Круппа и возвестило о том, что «новые крупповские предприятия» в Мариуполе работают. Это была сверхнаглая ложь. Ни о какой работе предприятий и речи быть не могло. Не успевших покинуть город рабочих немцы насильно загоняли в пустые цеха, заставляли бесцельно переносить из одного конца в другой тяжести. И это называлось «работой».

Нам в руки попали приказы «дирекции заводов Круппа». В них сказано, что, если рабочий не является в контору по вызову, он подлежит отправке в концлагерь. Все в Мариуполе знают, что такое немецкий концлагерь. Около сорока тысяч человек погибло в мариупольских  концлагерях. Холод, голод и болезни косили заключенных. Горы трупов выбрасывались на свалку. Но смертность в лагерях немцам показалась недостаточной. В феврале этого года они приказали сотням людей, томившимся в лагерях, раздеться догола, загнали их в товарные вагоны, заперли и погнали составы в тупик на разъезд  Асланова.  Люди в вагонах замерзли.

Из лагерей никто не возвращался. В них погибли сварщик Жихарев, прессовщик Кузякин и сотни рабочих «Азовстали» и завода имени Ильича.

Немцы установили в Мариуполе, как и во всех оккупированных ими городах, режим садистского террора. Не снял шапки перед офицером — наказание, недостаточно учтиво поклонился полицейскому — наказание. Гестапо опутало липкой паутиной весь город. Пытками и кровью пыталось оно смыть память о прекрасных советских днях города. Но народ не сдавался: то таинственно исчезали предатели и их находили с петлей на шее где-нибудь в углу заводского двора, то в одну ночь чья-то невидимая рука срывала вывешенные немцами портреты людоеда Гитлера. Люди, рискуя головой, тайком мастерили радиоприёмники и слушали Москву.

Гестаповцы бесились, хватали всех, кто казался подозрительным. Немцы стали сооружать виселицы на улицах. В доме по улице Апатова, 59 помещалась тайная полиция. В комнате пыток арестованного встречали дюжие охранники. Они брали его за подбородок, издевательски восклицали:

— Миленький, признавайся!

За этим следовали свирепые удары. Если арестованный падал, его топтали ногами, а затем бросали на койку и пороли, как выражались, «давали плетей кровяных или простых». «Кровяные» — это избиение стальной тонкой проволокой. После 25 ударов человек умирал. «Простые» — удары резиновой палкой. Бывший газовщик доменного цеха завода «Азовсталь» тов. Лещенко получил шестнадцать «простых». Его привезли домой в бесчувственном состоянии.

После разгрома немецкой группировки у Таганрога среди немцев началось смятение. Начальники тюрем неожиданно приказали побелить стены камер. Они хотели стереть надписи, сделанные арестованными, и таким путём скрыть следы содеянных здесь преступлений. Но на полусгоревших  стенах камер, где томились жертвы немецких оккупантов, мы прочли написанные кровью последние просьбы отправляемых на смерть. «Здесь сидели привезенные из города Шахты муж и жена, Валя и Вася. Мы жили в Шахтах на улице Энгельса, 42, в рабочем посёлке. Никто нас теперь не спасёт». Следующая надпись потрясающе лаконична: «Грицаев расстрелян. Мстите!» Отправить на расстрел в гестапо называлось — «выбыть на луну» или «выбыть в пропасть». Вот почему молодая женщина Нина Шипакина оставила запись: «Я и Ваня Малутин выбыли на луну без вины». Вот выцарапаны строки: «Лазарева-Козлова, рождения 1916 года, выбыла в пропасть. Будь они прокляты! Мстите без пощады!»

Много месяцев хозяйничали немцы в Мариуполе. Они планомерно разрушали предприятия, физически истребляли население. Награбленные ценные вещи эшелонами отправлялись в Германию. Немцы сожгли богатую библиотеку имени Короленко, взорвали церковь, надругались над религиозными чувствами верующих. Велик список преступлений врага. Поджигая дома, фашисты цинично заявляли: «Нас надолго здесь запомнят». Да, запомнят немцев и мариупольцы, и бойцы Красной Армии! Запомнят, чтобы отомстить за разрушенный город, за истреблённых невинных людей.

Через сгоревший город проходят части Красной Армии. Бойцов 130-й Таганрогской дивизии полковника Сычёва особенно тепло приветствуют горожане. Это бойцы Сычева утром 10 сентября штурмовали оборонительную полосу противника, прорвали её, форсировали реку Кальмиус, ворвались на городские улицы и в результате многочасового уличного сражения выбили противника далеко за городскую черту.

Лица воинов опалены порохом, усталы. Но бойцы не останавливаются в городе, не задерживаются на приготовленных жителями квартирах. Они спешат дальше, на запад, где сверкают зарницы артиллерийской канонады. Проходящих воинов осыпают цветами, к ним бросаются на шею, крепко целуют, как самых близких и дорогих. Горновой Кузубеев плачет, он не стесняется своих слёз и, вытирая мокрые морщинистые щёки, тихо говорит:

— Идите, родные, идите, орлы… Впереди увидите много горя… Несите ненависть до конца, не расплескайте её и опрокиньте на головы немцев…  Отомстите и за меня, и за убитую мою старуху, и за наш распятый город.  Мы постараемся, всё восстановим.

Старый горновой смотрит на своих товарищей и торжественно обращается к ним:

— Поспешим на завод,  друзья. Нас ждёт дело.

Мариуполь освобождён. Мариуполь поднимется из дыма пожарищ  из руин и развалин.  Он снова будет красивым и сильным — наш родной советский город!

П. НИКИТИН.

МАРИУПОЛЬ. (Доставлено самолётом)

1943 год