НА МАГНИТКЕ
Летом 1930 года XVI съезд партии, делегатом которого был Гугель, постановил создать вторую угольно-металлургическую базу на востоке страны. Ее центральным звеном должен был стать Магнитогорский металлургический комбинат. Между тем дела на Магнитострое шли из рук вон плохо. Бывшего начальника строительства сместили как не- справившегося с работой, заместители его вели стройку еще хуже. «Крайне требовалась волевая и сильная рука», — пишет в своих воспоминаниях заслуженный строитель УССР М.Е.Богатырев.
Выбор пал на Я.С.Гугеля.
Он прибыл на Магнитку в январе 1931 года, когда трещал сорокаградусный мороз и неутомимо свирепствовала пурга. С того дня на строительстве начался крутой подъем.
О магнитогорской эпопее (в отличие, к сожалению, от азовстальской) писатели, поэты, журналисты написали много. Из этого ряда выделим большой очерк известного в свое время писателя Ефима Зозули (он погиб на фронте в сорок первом). Пусть простит меня читатель, что я сделаю длинную выписку из очерка «Гугель» — с 1932 года он не переиздавался и сегодня мало кому известен.
«Каков же этот человек, которому партия и правительство доверили и доверяют такую стройку?» — задается вопросом Ефим Зозуля и отвечает: «Спрашивает он спокойно, но быстро. Он все так делает: быстро, четко, а главное — как-то исчерпывающе, командного тона и в помине нет. Я ходил к инженерам, рабочим, служащим. Старался заводить разговоры о Гугеле, спрашивал:
— Что это за человек?
Ответы были такие: «умный человек», «знает дело», «хитрый парень», были и недоброжелательные, завистливые отзывы: мастер котельного цеха и… вдруг начальник мировой стройки, мирового гиганта».
«В самом деле, — продолжает Ефим Зозуля, — прежде чем стать директором, Гугель работал мастером котельного цеха, а образование у него было — мукомольное училище. Однако в домнах разбирался отлично. И в людях. Он вникал в дело до конца, и все ему было интересно. Все виды «заболевания» домен, их капризы. Он был решительным, умел разрубать гордиевы узлы. Он знал людей, знал, сколько среди них прожектеров, фантазеров. В Гугеле главное, что он видит Магнитострой в готовом виде, и поэтому он знает, чего хочет».
В очерке «Гугель» Ефим Зозуля точно подметил одну из самых ярких черт характера своего героя: решительность, умение разрубать гордиевы узлы. Подтверждающих примеров можно привести множество, но ограничимся лишь одним.
Прошел год со времени приезда Якова Семеновича на Магнитку. В такой же вьюжный и морозный день домна N 1 будущего Магнитогорского металлургического комбината была поставлена на сушку. Однако Хейвен, представитель американской фирмы «Мак-Ми», которая проектировала первую очередь Магнитки, категорически запрещал пуск домны в зимнее время. Он подчеркивал неопытность русских, предсказывал неминуемую неудачу, заявил, что если для пуска домны не будут вызваны инженеры из Америки, то всю ответственность за последствия будет нести «мистер Гугель», а не он, Хейвен.
Тем не менее начальник Магнитостроя решил домну задуть. Это был не рискованный ход азартного игрока, а трезвое решение знатока и специалиста. О своем решении он телеграфировал Орджоникидзе. Но в глухую полночь, когда ожидался ответ наркома, от свирепого мороза лопнул водопровод. Вода хлестала неудержимо, вскоре образовалось целое озеро. Подача воды на домну прекратилась.
Вот свидетельство очевидца и участника той памятной январской ночи 1931 года:
«По Магнитке молниеносно разнеслась весть об аварии. К месту происшествия бросились инженеры, техники, землекопы, слесари, пожарные, толпа рабочих разных профессий. В 45-градусный мороз, по пояс в ледяной воде люди долбили промерзшую землю, добрались до труб, заложенных в земле на глубине без малого два метра. Фонтан воды бил в лицо работавших, сбивал с ног, схваченная морозом одежда стояла колом. Обледеневших немедленно сменяли другие, а те, отогревшись, снова бежали на прорыв».
Мистер Хейвен и его коллеги торжествовали. Гугель оставался невозмутимым. Его распоряжения лаконичны и по-военному четки. Он ни разу не повысил голоса.
Аварию ликвидировали, но беда в одиночку не ходит: мороз прихватил охладительную систему домны, началось наружное обледенение обвязки. Это пострашней, чем прорыв водопровода.
Гугель: факелами сгонять наледь с обвязки. Через шланги продувать прихваченные трубы горячим паром. Оттаивать и чистить фильтры.
Домну отстояли.
Между тем пришла телеграмма от наркома. Орджоникидзе полностью доверяет Гугелю и с его действиями согласен.
Энергичный протест Хейвена поднимается до истерических ноток.
В 11 часов 15 минут 31 января 1932 года Яков Семенович Гугель отдал исторический приказ задуть первую домну Магнитогорска. В 9 часов 30 минут 1 февраля из пробитой летки хлынул долгожданный чугун. Расчет оказался точным, домна и в последующие годы работала в пределах нормы.
И посыпались приветственные телеграммы. Первая была от Орджоникидзе. Она адресована партийным, советским, хозяйственным руководителям Магнитогорска. В ряду адресатов первой стоит фамилия Гугеля.
Затем был пуск второй домны — комсомольской, и Гугеля отозвали в Москву. Его назначили заместителем начальника ГУМПа — Главного управления металлургической промышленности. Это считалось крупным повышением, но Яков Семенович не был аппаратным работником, в своей стихии он ощущал себя только в непрестанном кипении стройки. К счастью, в аппарате Наркомтяжпрома он проработал лишь несколько месяцев, после чего его снова назначили директором строящейся «Азовстали».
СНОВА В МАРИУПОЛЕ
Случилось это во время приезда в Мариуполь в феврале 1933 года Григория Константиновича Орджоникидзе. О посещении наркомом нашего города известно немало. Но когда автор этих строк писал статью «Серго и Мариуполь» («Приазовский рабочий» от 18 февраля 1987 г.), он не знал о работе Я.С.Гугеля «Серго Орджоникидзе и «Азовсталь». Не знают о ней и читатели. Поэтому я снова вынужден привести пространную цитату из этой наглухо забытой статьи Якова Семеновича:
«На станции Сартана наркома встречают директор завода имени Ильича т. Радин, технический директор т.Кравцов и дирекция строительства «Азовстали» — начальник т. Фиткаленко и технический директор т.Яковлев.
Через понтонный мост, по ухабам и рытвинам нарком приехал на территорию «Азовстали». К этому времени здесь были закончены здание воздуходувки, литейный двор, монтировалась домна, происходила футеровка кауперов и самой домны. Товарищ Серго осмотрел домну, заинтересовался кладкой и через фурменную зону влез внутрь домны. Наркому был показан котел системы инженера Яковлева. Надо прямо сказать, что наркому мало что пришлось смотреть на «Азовстали».
Видно было, как Серго начинает зло настраиваться: очевидно, в представлении наркома «Азовсталь» должна была являть собой стройку в более развернутом виде. Пройдя некоторое расстояние от домны, на одной из горок дороги совершенно отсутствовали) Серго говорит сопровождающим его Фиткаленко и Яковлеву:
— Пойдем на мартен.
Они несколько растерянно отвечают наркому:
— Собственно, на мартене нечего смотреть… Там только разбивка началась.
— Ага, только разбивка… А что еще у вас есть?..
— Больше ничего.
— Когда вы пустите домну?
— 20 марта, товарищ Орджоникидзе.
— Вы так думаете?.. Вы уверены, что домна будет пущена в этот
срок?
— Да, в марте, товарищ нарком. (Разговор происходил 2 февраля).
Серго отозвал меня и отдал распоряжение:
— Товарищ Гугель, снимите этого товарища строителя. Нам болтунов не нужно.
Нарком резкими шагами прошел сквозь расступившуюся группу и сел в автомашину. К нему подходит Фиткаленко, приоткрывает дверцу и говорит:
— Товарищ нарком, как все же быть дальше?
Серго с явным раздражением бросает ему:
— Что «как быть»? Вам здесь не быть и вы не будете тут. Закройте дверь.
Гугель вспоминает, что всю дорогу (они поехали осматривать завод имени Ильича) Серго молчал, нервничал. Во время обхода Орджоникидзе обратился к Гугелю:
— Поезжай на «Азовсталь», покопайся поглубже, в чем дело. Организуй вечером руководящих работников, поговори с ними.
Часов в шесть вечера Гугель доложил наркому о своих выводах. Они сводились к следующему: фронт работ не развернут, оборудование не размещено, пуск домны в марте совершенно нереален. Обязательство наркому, которое давала дирекция Азовстали», — пустить домну в марте — безрассудно. Коллектив конкретно не представляет себе объемов работ, небоеспособен. Расшатан настроениями безнадежности.
Идеологом этих настроений был инженер Дудкевич, который оценивал положение на стройке следующей формулировкой: «Азовсталь» покоится на четырех «нет»: нет денег, нет материалов, нет реальных сроков, поэтому нет правды…»
(«Через непродолжительное время, будучи уже начальником строительства, — пишет Гугель, — я прибавил еще пятое «нет»: нет на «Азовстали» Дудкевича»).
Собрание руководителей стройки было очень бурным, выступление Орджоникидзе — крайне резким. «Менее чем через месяц после завершения поездки по Донбассу, — пишет Гугель, — я ехал в Мариуполь с приказом наркома -форсировать строительство Южной Магнитки».
Несколько лет назад завод «Азовсталь» был преобразован в комбинат. Не все, очевидно, знают, что комбинатом впервые «Азовсталь» стала 55 лет назад, во время приезда наркома тяжелой промышленности в Мариуполь. Тогда Орджоникидзе объединил строительство «Азовстали» и рудную базу Камыш-Бурун, что близ Керчи, в единый комбинат. Руководителем этого гигантского комбината стал Яков Семенович Гугель.
Слово, данное им Серго: задуть первую азовстальскую домну в августе 1933 года — он, как мы знаем, выполнил.
17 февраля 1934 года была задута вторая доменная печь, в январе тридцать пятого на «Азовстали» вступила в строй крупнейшая в стране мартеновская печь N 1 емкостью в 300 тонн. В том же году дали сталь вторая и третья мартеновские печи такой же емкости, было развернуто строительство блюмингов, прокатных цехов, аглофабрики, ТЭЦ, вспомогательных цехов, началась эксплуатация порта «Азовсталь». Строительство в устье Кальмиуса превратилось в крупнейший в СССР объект, уступая по масштабам лишь одной Магнитке.
Яков Семенович Гугель стал первым мариупольцем, награжденным орденом Ленина. Произошло это 23 марта 1935 года. Сейчас цифра удостоенных высшего ордена страны возросла до астрономических размеров. Гугелю вручили орден за номером 925.
На VI и VII съездах Советов его избирали членом ЦИК СССР, он был делегатом XVI и XVII съездов партии.
Он жил на тихой улице Энгельса, и дом N 10 называли домом Гугеля. Этот знаменитый дом, построенный по проекту мариупольского архитектора В.А. Нильсена, и сейчас так называют. Правда, только старожилы весьма почтенного возраста.
СПРАВКА
Дело по обвинению Гугеля Якова Семеновича пересмотрено Военной Коллегией Верховного Суда СССР 8 сентября 1956 года.
Приговор Военной Коллегии от 14 октября 1937 года в отношении Гугеля Я.С. по вновь открывшимся обстоятельствам отменен и дело за отсутствием состава преступления прекращено.
Гугель Я.С. реабилитирован посмертно.
Когда я рылся в архиве музея «Азовстали», попалась на глаза мне фотография молодого Гугеля. Нет, не Якова Семеновича, а похожего на него, как две капли воды, его сына, Владимира Яковлевича. На отворотах его пиджака орден Красной Звезды и медаль «За победу над Германией». Значит, «сын врага народа» достойно защищал свою Родину в военное лихолетье. А уж как против крупповской стали сработал металл Магнитки, завода имени Ильича и «Азовстали» — об этом весь мир знает.
* * *
Недавно Сергей Залыгин рассказал на страницах «Недели», как ездил за рубеж. В Венгрии его поразило обилие памятников. Причем не всемирно или на всю страну известным деятелям, а людям, так сказать, местного значения. Сделал человек что-нибудь значительное, доброе для города — благодарные сограждане ставят ему памятник.
Великолепная традиция! У нас она тоже, между прочим, бытует, но мы выражаем свою благодарность заслуженным землякам, присваивая их имена улицам. А почему бы не поставить в таких случаях памятник — хотя бы тому же Якову Семеновичу Гугелю.
Ильичевцы и азовстальцы многим ему обязаны.
Да и все мы.
Лев Яруцкий
«Приазовский рабочий», 10.08.1988 г.