700 дней и ночей оккупации…


700 дней и ночей длилась оккупация нашего города вражескими войсками в последней мировой войне.
А началась она не случайно! Уже в средине августа 41-го стало ясно, что фронт все ближе и ближе, и удержать стремительное наступление врага вряд ли удастся. Город наводнили беженцы из западных областей. Заводы спешили демонтировать наиболее ценное оборудование и увезти. К единственному мосту через Кальмиус стекались разрозненные колонны и просто группы военных, желавшие поскорее форсировать этот водный рубеж.

К слову, этот мост, вероятно, даже не был заминирован, и достался оккупантам в целости и сохранности. Его охраняли всего два стрелка, которые встретили врага отчаянным огнем, и погибли, как герои. Рассказывают, что немцы, восхитившись их мужеством, перевезли их тела и похоронили в сквере! После освобождения наша власть так и не удосужились сохранить эту братскую могилу.
Все очевиднее становилось то, что битвы за город не будет. Уже 7 октября город фактически опустел, лишь кое где можно было увидеть бегущих одиночных красноармейцев. А вечером укатил и размещавшийся в гостинице «Спартак» штаб летной части, которая как бы должна была защищать город. Ее самолеты улетели еще днем – ну, они же летчики, и им «сверху видно все»?!
А вот подразделение бойцов, которое находилось в здании синагоги на улице 1-го Мая, никуда не уходило и пребывало в неведенье. Только когда немцы уже ездили по улицам города, эти бедняги-вояки разбежались: кто куда.
А те противотанковые рвы, которые почти два месяца днем и ночью копали десятки тысяч горожан, оказались бесполезными, ибо они были не сплошными — по дорогам оставались проходы. Вот по ним противник легко преодолел это якобы «препятствие» и преспокойно вошел в город.
Его будь-то бы, и не ждали! В то время, когда передовые подразделения на мотоциклах достигли центрального сквера, в горкоме партии шло заседание. А на заводе Ильича директор А. Гармашев проводил совещание по эвакуации техники и людей.
По воспоминаниям Инны Ковылиной (семья ее жила на Слободке, возле санатория УДОС), ее мама позвонила Гармашеву, с которым была в приятельских отношениях и сообщила о немцах. Тот отругал ее за паникерство. Когда же сам дозвонился в горком и услышал немецкую речь, понял, что дела плохи. Слава Богу, ему удалось уехать на машине и не попасть в руки врагу. А вскоре уже весь город оказался заполненным вражеским войском, Были это, в основном, немцы и румыны.
В последнее время в местной печати было несколько публикаций, где красочно описаны якобы имевшие тогда место бои в Мариуполе чуть ли не за каждый метр земли, за каждый дом. В частности приводятся выдержки из военных мемуаров некоего немецкого офицера, возможно и бывшего среди тех немцем, кто оккупировал Мариуполь. Возможно, он и вел дневники, но потом, много лет спустя его краткие записи подверглись, как водится, литературной обработке, Они были дополнены интересными эпизодами из других источников, и, в конце концов, предстали в красивом виде, но, подчас, далеком от истины.
Да и приводимые в качестве иллюстративного материала фотографии военных лет вызывают, мягко говоря, сомнения. Если бы возле сквера и действительно был ожесточенный бой, то тех заседавших в горкоме, поблизости, как ветром бы выдуло. Скорее всего, они были сделаны позднее, когда город уже освобождали окрепшие наши воинские части, а за каждый дом в городе бился уже противник, не желая отдавать завоеванное пространство.
О том, что случилось потом, уже много написано и сказано. Здесь приведем лишь отдельные воспоминания очевидцев, которые тогда были еще детьми, но детьми войны, пережившими все те ужасные события и запомнившие их на всю жизнь.
Александр Клюев, 9 лет. «В последние дни все только и говорили о возможном приходе немцев. Говорили, что они – не люди, что они — рогатые и страшные, и даже едят детей; одеты во все черное и ездят на мотоциклах, кто увидит – сходит с ума. Поэтому большинство с ужасом ожидали прихода врага.
Жили мы на Слободке, в переулке Чехова. Это – под горой, где Городской сад. В угловом доме жила пожилая женщина, обрусевшая немка. Она говорила, что все это (про немцев) – выдумки, мол, они такие же люди, как и мы, что они установят новый порядок и все будет хорошо. Она явно ожидала прихода немцев.
Первые немцы проехали по улице Котовского со стороны порта, и оказалось, что они действительно на мотоциклах, но без рогов, такие обычные люди. А через некоторое время немцы поселились во многих домах поселка. Из некоторых домов повыгоняли жителей, а их скарб и грязные одежды сожгли.
В 30-й школе был устроен военный госпиталь. Как-то мне взрывом детонатора снаряда перебило пальцы кисти, и тело усеяли мелкие осколки (кто из пацанов этим не занимался?), и мама водила меня туда на перевязки.
Было очень голодно, и мальчишки собирали то, что оставалось после солдат. Особенно ценился плавленый сыр в алюминиевых тубах. За пол тубы шоколадного сыра можно было выменять что угодно.
Квартировавшие в поселке солдаты в большинстве относились к местным жителям без злобы, а пожилые особенно любили пообщаться с детьми.
Еще в июле 43-го было приказано готовиться к эвакуации из города. А в конце августа к нам в переулок пришел жандарм и приказал назавтра уходить из города. Кто не подчиниться, тот будет расстрелян, а его дом сожгут.
На конную бричку, где-то раздобытую моим дядей, мы погрузили наш скарб, и наутро примкнули к колонне беженцев, растянувшейся на всю улицу Котовского. К вечеру колонна прошла здание полка (ПГТУ) и, повернув налево, углубилась в степь.
Так мы двигались в сопровождении жандармов несколько дней, прячась по ночам в посадках или в кукурузных полях. Однажды утром, уже в Запорожской области мы увидели, что наши охранники куда-то делись. Колонна тут же распалась, и большинство решило возвращаться.
Вскоре мы увидели движущиеся нам навстречу танки. Сначала испугались, а потом распознали в них наших. Танкисты рассказали нам, что Мариуполь уже освобожден, и нам нужно поскорее туда возвращаться. А ребятню угостили вкусным шоколадом. Неожиданно, он оказался американским – мы ведь не знали, что теперь нашей стране в войне с Германией помогают союзники».
Валерия Аганцева, 11 лет. «Дом наш стоял прямо на первой Слободке. Немцы квартировали у нас в большой комнате, а мы ютились в малой. Когда стало ясно, что уже вот-вот вернутся наши, к нам пришел полицай и приказал, чтобы все уходили из города, так как все дома сожгут. Мы ночью вытащили из дома все вещи и мебель и спрятали в саду, а сами попрятались: в зарослях. Потом оказалось, что когда по улице шли поджигатели, то подпаливали почему-то дома только на нечетной стороне. А все дома на нашей стороне остались невредимыми».
Владимир Мирзаев, 15 лет. «Рядом с нашим домом музей краеведения, а за ним – старая синагога. В ней одно время был пункт сбора завербованных на работы в Германию, затем – госпиталь.
Когда немцы стали отступать, то взорвали мост через Кальмиус (после освобождения города для сообщения с Левым берегом был наведен понтонный мост). Так же они подожгли, в основном, большие дома – Гостиницу Спартак, Дворец культуры, Торговые ряды, Швейную фабрику, Дворец пионеров, полк и другие здания. А вот музей и синагогу не тронули, хотя тогда нам говорили, что они некультурные и как «звери».
Нам было приказано прибыть с вещами в полк. Погрузив на тачку самые необходимые вещи и провизию (мы зарезали всех наших курей – около 20). В полку нас организовали колонну и погнали по дороге на Володарск.
Видя бессмыслицу такой эвакуации, наши взрослые уговорили немецкого офицера отпустить нескольких (позже мы узнали его среди военнопленных). Со своим скарбом нам удалось скрыться в зарослях кукурузы. Добравшись до поселка «Коммуна ОСО» поселились в какой-то хижине, среди огородов и фруктовых деревьев. Питались курятиной и огородиной. А вдали, над городом виднелось зарево пожаров.
При возвращении в город видели старую полуторку внизу, на Артема, а возле сквера шагал отряд бойцов. Во главе их шагал капитан. Некоторые из горожан дарили воинам цветы, сорвав их тут же рядом, в сквере, на немецких могилах.
Павел Каракаш, 17 лет. «Жили мы в колонии Б. Я в таком уже возрасте, что было опасно оставаться в городе, на виду у властей. Поэтому родня отправила меня еще загодя в село Красное Поле, где я работал пастухом. А немцы, в последние дни пребывания в Мариуполе, выгоняли за город жителей и центрального района, и заводских поселков. Домой я вернулся после освобождения».
Инна Ковылена, 10 лет. «Когда стали выгонять, мы с мамой перебрались к тете – она жила на заводе. А мой дядя, не в силах расстаться со своим хозяйством, спрятался в дворовой уборной, спустившись прямо в выгребную яму. Там он, бедняга, пробыл, пока шли поджигатели. А когда вылез, то увидел свой дом догорающим. Все его мучения оказались напрасными.
В последние дни оккупации мы прятались в пойме Кальмиуса, в зарослях камыша. Оттуда нам было видно, как наступавшие красноармейцы переправились через реку и вели бой с немцами. Потом на месте того боя построили гаражи (на ул. Заозерной)».
Ирина Ребрик, 18 лет. «Как нас стали выгонять из своего дома, что на углу Розы Люксембург, мы подались за город, в поля. А моя пожилая и больная тетя – отказалась уходить и осталась в доме, накрепко закрыв входную дверь. Когда же пришли жандармы, то стали ломиться в дверь, но открыть так и не смогли. Возможно, поэтому они и не подожгли наш дом, и тетя осталась жива. А соседний – двухэтажный полностью сгорел».
Виктор Коробко, 11 лет. «Жили мы в большом дворе напротив 37-й школы. Перед приходом наших, пришли полицаи и приказали назавтра всем с вещами собраться во дворе полка. Мы нагрузили на тачку свои узлы и пошли. Там собралось много женщин и детей, а мужчины заранее убежали в поля. Оттуда всех нас под сильной охраной погнали на Слободку, за нефтебазу, где была погрузочная рампа. Там нас загнали в полувагоны, закрыли двери и бросили в каждый вагон еду на дорогу – по мешку сухарей и махорки(?). Говорили, что нас куда-то повезут. Но прошел день, а эшелон все стоял там же.
Мимо все время сновал маленький паровозик, и я, поднявшись на край стенки вагона, попытался узнать у машиниста, долго ли нам ждать отправки. Он мне ответил, что нас уже некуда везти – Волноваху заняли «советские».
К этому времени и наша охрана уже куда-то «испарилась», а один оставшийся охранник открыл двери вагонов и разрешил всем идти по домам. Мы шли и видели, как какие-то люди грабят оставшиеся без хозяев дома, и даже несколько из наших женщин по этому поводу вступили с ними в стычку.
Много лет позднее, в книге о войне я прочел, что одной из успешных операций десанта, высадившегося за портом, стала то, что он отбил у немцев эшелон с нашими женщинами и детьми, которых собирались вывезти и уничтожить. Так вот, никакого десанта возле нашего эшелона и близко не было. Не было по близости и никаких других таких эшелонов».
Этот случай – еще одно подтверждение тому, что факты, описываемые в мемуарной литературе, часто весьма далеки от истинно происходивших событий. И верить им можно с большой натяжкой. В полной мере это заключение относится и к сведениям, содержащимся в архивах бывшего НКВД – там часто для архивов составлялись заведомо ложные документы.
Поскитавшись несколько дней, жители города возвращались к своим жилищам. У одних они сохранились нетронутыми, у других – оказались разграбленными, а у некоторых – сожженными. Так вот для них закончилась та оккупация города.

Олег Карпенко, 20.08.08.