«Приазовье – колыбель казачества» — 1

Подавляющее, если не абсолютное большинство авторов работ по истории украинского казачества считают его уникальным явлением истории и, само собой, понятно, ищут его истоки. В ходе этих поисков родилась и стала доминирующей точка зрения, что украинское казачество возникло вследствие бегства на просторы Дикого Поля крепостных крестьян, вследствие усиления крепостного гнета, вызванного развитием товарно-денежных отношений в Литовско-Польском государстве, в состав которого входили исконно украинские земли, а также с созданием групп вольных вооруженных людей, уходивших на промыслы в Дикую Степь.

Обосновывая эти две точки зрения, они ссылаются на «Описание Украины» Гийома Боплана (1531-1614 гг.), который считал родиной казаков Киевщину и писал, что «именно отсюда пошли те благородные люди, которые ныне называются казаками. На протяжении многих лет они заселяют разные места по Борисфену и в округе». Авторитетным они считали и утверждение М. Грушевского в книге «Иллюстрированная история Украины», подчеркивавшего, что «настоящие кадры казачества представляли собой убогий приграничный украинский люд, который отважно промышлял и все больше превращал этот промысле в свое постоянное ремесло». Ссылались они и на Д. Яворицкого, который считал первопричиной зарождения казачества «уход» и «добывательство» и что украинское казачество сформировалось на границе земледельческой и кочевой цивилизации.

В пользу аргументов сторонников теории формирования украинского казачества можно было бы приводить свидетельства еще многих и многих авторов.

Однако логический анализ этих аргументов позволяет если не полностью не опровергнуть их, то сделать далеко не первичными. В самом деле, в XIV-XV веках крепостной гнет на украинских землях не был настолько тяжелым, тем более, что крестьянин имел право перехода к тому феодалу, который угнетал крестьянина не так сильно. Даже в России право перехода от одного боярина или помещика к другому (“Юрьев день”) было отменено в 1580 году, когда Запорожская Сечь уже существовала. Само собой понятно, что имея право такого перехода, ни один крестьянин не решался бежать в Дикую Степь, не зная куда, но зная, что легко может оказаться татарским пленником и быть проданным в рабство на невольничьем рынке. Бежать крепостной крестьянин мог решиться только туда, где, по доходившим до него сведениям, были по-настоящему свободные люди.

Не может служить доказательством возникновения казачества и так называемая теория “уходничества”. При таком обилии зверя в степях и рыбы в реках Дикого Поля вооруженные люди должны были возвращаться назад, чтобы сбыть богатую (а она была поистине богатой) добычу. Следовательно, два-три таких похода делали их уже зажиточными и у них пропадало желание рисковать своей жизнью.

Есть возражения против этих теорий и посерьезнее. Ни крестьяне-беглецы, ни так называемые уходники не могли в течение нескольких десятилетий создать такую многоэтичную организацию как Запорожская Сечь с ее неписаными строгими законами выборности старшины, решением вопросов войны и мира на общем совете, с общностью имущества как рядовых казаков, так и старшины и т. д. Не смогли еще и потому, что эти общинно-вечевые порядки на территории украинских земель, входивших в состав Литовско-Польского государства были давным-давно забыты.

Еще более весовым контраргументом является наличие в лексиконе запорожского казачества многих слов тюркского, татарского происхождения, таких как «казак», «кош», «атаман», «курень», «есаул», «бунчук», «майдан», «тулумбасы» и др. Язык сам по себе консервативен в отборе слов для лексикона. И для того, чтобы новые иноязычные слова прижились в украинском языке, нескольких десятилетий было недостаточно. При этом следует помнить, что такие слова могут приживаться в ходе контактов с турками или татарами. Особенно ярко это отразилось в эволюции слова «казак». Вначале оно на крымском наречии татарского языка означало человека вольного, независимого, наездника, а также добытчика, бродягу, но для казаков звучало как прозвище. Затем они привыкли к нему, и слово «казак» превратилось для них уже в самоназвание, которым они стали гордиться. На такую эволюцию слова «казак» ушло больше чем полтора столетия. И еще одно тюркское слово – «бунчук», означающее знамя конного войска в виде конского хвоста на древке и само это знамя – были заимствованы запорожцами у турок и татар в ходе мирных контактов, которых не было на границе земледельческой, то есть славянской и кочевой, тюркской цивилизации. В ходе подобных контактов, в частности, было заимствовано у татар казаками курение табака (в Россию завез его только Петр I), бритье бороды, ношение шаровар и т.д.

Стремление украинских так же, как и русских историков найти национальные истоки казачества как запорожского, так и донского, не позволило им расширить область поисков, как это сделали Б. Греков, А, Якубовский, А. Попов, Н. Волынкин, заявившие, что и запорожское , и донское казачество имеют общие корни.

В самом деле, достаточно даже поверхностного сравнения, чтобы убедиться, что они похожи как родные братья. Рождение их произошло в одних временных пределах. И у тех, и у других существовали остатки вечевых порядков древних славян. И у тех, и у других в лексикон внедрились они и те же тюркские слова: “казак”, “атаман”, “курень”, “майдан” и другие. И те. и другие считали общей военную добычу и делили ее поровну и т.д.

На основании этих данных указанные выше ученые высказали мысль о том, что предшественниками и запорожских, и донских казаков были бродники, о которых в Большой Советской энциклопедии говорится, что “это остатки древнеславянского населения южных степей”, “воинственное население берегов Азовского моря и Нижнего Дона (XII-XIII вв.)”. Это была не только, по их мнению, но и, по мнению других ученых, военно-промысловая  и торговая вольница, надолго сохранившая славянские вечевые порядки. О ней хорошо знали и в княжествах Киевской Руси, и в Западной Европе. В частности, к помощи бродников прибегнул в 1147 году черниговский князь Святослав в борьбе за великокняжеский престол с киевским князем Изяславом. А в начале XII века Ватикан намеревался послать своих миссионеров в страну Броднию, которая “находилась в непосредственной близости от Азовского моря”. Об этом, основываясь на венгерских документах, писал П. Голубовский в своей работе “Печенеги, турки и половцы до нашествия татар”.

О том, что Бродния в значительной мере уцелела после монголо-татарского нашествия, свидетельствует письмо венгерского короля Белы IV папе Иннокентию в 1254 году, в котором он сообщает, что монголо-татары «заставили платить дань Русь, Куманию, Бродников, Булгарию», то есть те страны, по которым они прошли в первом своем разведывательном походе: Киевскую Русь, половцев, бродников и волжских булгар. Бродники, в частности, уцелели потому, что, во-первых, сдавшись на волю победителя выступили в ними против дружин русских князей, согласились платить дань и к тому же сидели на бродах-переправах, и услуги бродников были нужны завоевателям.

Судя по тому, что ни один из авторов, писавший об истории Мариуполя, не отрицает существования «древнего города Адомахи», а также по высказыванию мариупольского историка, старшего научного сотрудника городского краеведческого музея Р. Саенко, что «город» Адомаха существовал задолго до появления в устье Кальмиуса запорожских казаков, Адомаху могли построить и построили именно бродники. При этом нельзя исключить, что Адомаха если и не была стольным городом Броднии, то, во всяком случае, крупнейшим ее опорным пунктом.

Нам неизвестно, что случилось с самой Адомахой и со «страной Броднией». Однако, как свидетельствует Ю. Тушин в работе «Русское мореплавание на Каспийском, Азовском и Черном морях (XVII) век», «на Диком Поле… продолжало жить, хотя и поредевшее, русское население. Это были охотники, рыболовы, скотоводы, так называемые бродники». Именно там происходили контакты между их отрядами и татарами. О том, что такие контакты были возможными, свидетельствует бытовавшее в Нижнем Дону предание о том, что один из отрядов бродников возглавлял татарин Ахмет.

Мирные контакты казаков с татарами не исключал и Б. Лунин в своих «Очерках истории «Подонья-Приазовья». Таким образом, в ходе этих контактов лексикон бродников пополнялся татарскими словами, в том числе и словом «казак».

В пользу того, что бывшие жители «страны Броднии» со временем стали именовать себя казаками, говорит вывод Ю. Котляра, который проанализировав множество различных источников, в работе «Кто такие бродники» (к проблеме возникновения казачества), заявил, что название «казак» появляется как раз тогда, когда исчезают известия о бродниках.

Как известно, первые письменные упоминания о казаках относятся лишь к концу XV века. Основываясь на них, подавляющее большинство авторов и стало считать, что именно в это время и зародилось казачество. Однако, такой видный историк как В. Голобуцкий убеждает, что хотя документальные сведения о казаках относятся лишь к концу XV века, «возникновение казачества следует отнести лишь к более раннему периоду».

Этим периодом могли быть вторая половина XVI – начало XV века, когда вести о существовании на Диком Поле групп свободных людей не только достигли селений, граничивших на севере с Диким Полем, но и до территории Польско-Литовского государства. Вот тогда крепостные крестьяне и стали убегать от своих феодалов не куда глаза глядят, а чтобы влиться в ряды свободных людей – бродников, уже именовавших себя казаками. Поэтому можно согласиться с А. Черногором, который в статье “До історії заснування м. Жданова” в апрельском номере «Українського історичного журналу» за 1971 год писал, что в 1500 году в устье Кальмиуса был построен зимовник Домаха. Скорее всего, его могли построить потомки тех, кто жил в еще не забытом городе Адомаха. О том, что в XVI веке в устье Кальмиуса существовало казачье поселение Домаха, писал и автор книги “Конец Дикого Поля” А. Лисянский.

Многие из историков и краеведов отрицают эти утверждения, исходя из утвердившегося мнения, что Дикое Поле находилось в безраздельной власти вначале Золотой орды, а затем, после ее распада, — Крымского ханства. Однако даже сами татары долгое время не считали его своим. Об этом писал в книге об истории Украины польский историк Подгородецкий, цитируя письмо крымского хана польско-литовскому королю, в котором тот писал: “Дикое поле – земля не польская и не татарская, кто крепче, то ее и держит”.

Правда, начиная с последней четверти XV века, Османская Турция и покоренный ею Крым все чаще начинают совершать набеги на украинские земли, разоряя феодальные владения и угоняя на невольничьи рынки десятки тысяч молодых мужчин, женщин, а то и детей. Поэтому в судьбы казачества начинают вмешиваться приграничные власти. Так, Черкасский и Каневский староста князь Дмитрий Вишневский в 1552 году построил на острове Хортица замок-укрепление для казаков с целью объединить усилия всех отрядов в борьбе с турками и татарами. Этот год и считается годом создания Запорожской Сечи. Планы Вишневецкого увенчались успехом, и уже в 1558 году состоялся поход возглавляемых им запорожских казаков вместе с русским войском на Крмыское ханство. И хотя взять крепости Аслам-Кермен и Очаков тогда не удалось, первый нанесенный по крымчакам удар был довольно ощутимым: многие из турок и татар были убиты, еще больше их захватили в плен. И турецкий султан, и крымский хан тогда почувствовали, что родилась сила, способная им противостоять.

Запорожская Сечь, эта казачья вольница, во многом как бы повторила уже в новых условиях свою предшественницу – вольницу бродников. Так, на формирование последней по имеющимся скудным сведениям ушло, по крайней мере, два века (IX-XI вв.). Столько же примерно (XIV-XV вв.) прошло со времени зарождения казачества до полного его становления. Как уже говорилось выше, и там, и там действовали сохранившиеся до некоторй меры вечевые порядки. И бродники, и запорожские казаки занимались рыбным и охотничьим промыслами, торговали добытой и обработанной рыбой, мясом дичи, меховыми шкурками. И те, и другие взимали обязательную плату за переправы на бродах. И это будет вполне понятным, если исходить из того, что бродники были предшественниками казаков.

Наконец, есть и вещественные доказательства того, что казачество, как донское, так и запорожское, родилось в Подонье и Северном Приазовье. Это “запорожские чайки” и донские челны. Исследователь торгового и военного мореплавания по Азовскому морю с VI века до нашей эры и до 1945 года В. Павлий в книге «Азовское море» писал, что и донские, и запорожские казаки строили и речные, и морские суда. «Для выхода в море, — свидетельствует автор, — казаки строили специальные по своим конструктивным особенностям лодки, выдерживающие штормовое плавание в море. Лодки строились, в основном, перед морским походом. Длина такой лодки была от 12 до 20 метров, ширина от 2.5 до 4 метров… На лодке устанавливалась одна мачта, которая вооружалась одним прямым парусом. Парус казаки использовали только в открытом море и при попутном ветре». Для защиты от оружейной стрельбы и с целью обеспечения непотопляемости и донцы, и запорожцы обвязывали борта своих судов пучками тростника.

Само собой понятно, что такие совершенные суда для морского плавания создавались не на реке. Ведь на создание их конструкций, испытания таких судов в условиях штормового моря и дальнейшего их совершенствования потребовались не десятилетия, а столетия. А это могли делать лишь предшественники казаков – бродники. тем более, что В. Павлий в ходе своих исследований подчеркивает, что «сходство конструкций запорожских чаек и донских челнов восходит к общему предку – киевской ладье». А память о ладьях, на которых не только Олег, но и Игорь совершали походы на Константинополь, могли сохранить только потомки тех славян, которые когда-то ушли на берега Азовского моря и создали там «страну Броднию».

Итак, из всего сказанного выше вытекает единственный вывод: украинское казачество как таковое первоначально зародилось в Северном Приазовье, а Донское – на Нижнем Дону. И предшествовали им славяне-бродники. Кстати, эта точка зрения совпадает с теорией пассионарности Л. Гумилева. Не противоречит ей и тот факт, что еще через два века (1775-1991 гг.) украинское казачество начало возрождаться в новом качестве – носителя национальной идеи независимой Украины. И на этой стадии существующие многие казачьи организации ждут сегодня своего объединителя.